В кабаке было шумно – вечер, выходной, кого-то громко поздравляли с рождением дочери – и многолюдно.
Какаши не понимал, что пялится, пока Ирука не кивнул головой в приветствии. Сидевший рядом с ним штабный проследил за взглядом. Какаши отвернулся.
Прошел почти месяц с той истории, что закончилась, не успев толком начаться. Глупая, ужасно неловкая – Какаши хотел бы вычеркнуть тот день, пойти другой дорогой. Но ему было слишком много лет для того, чтобы мечтать обернуть время вспять. А взрослые люди просто принимают действительность.
Но что-то в той истории его зацепило, и Какаши был абсолютно уверен – дело не в гордости.
Знаменитый Шаринган Какаши тогда опять чуть не сдох, но не провалил миссию – в крови клокотал адреналин, пережитый глубоко внутри страх, когда несколько его ребят едва не распороло от паха до горла, а потом не разорвало на такие кусочки, которые даже не хоронят, но они справились, выкарабкались на этот раз.
Это внутреннее напряжение было знакомо, как и способы с ним справиться: залить алкоголем или забыться в чьей-то постели, можно всё разом. За всю дорогу до пыльного прокуренного бара его никто ни разу не остановил. Он тогда не так много выпил: для того, чтобы нормально набраться с его-то метаболизмом, нужно было спустить все месячное жалование. Но алкоголь все равно расслабил закаменевшие мышцы и замедлил гудящий рой мыслей.
Он уже не помнил, откуда там взялся Ирука – Какаши всегда считал его человеком, избегающим заведения с подобной репутацией. Он заговорил первый, сразу было немного неловко, и он постоянно отвлекался на то, как Умино болтает в руке свой стакан, и как в нем крутится мутноватая жидкость.
А потом говорить стало легко, шум бара перестал мешать. В какой-то момент Ирука наклонился к нему ближе и предложил выйти.
Ночной воздух морозил.
– Куда дальше?
– Ко мне домой, – просто и бесхитростно предложил Умино. Какаши замер, разглядывая его.
Он понимал, что это больше похоже на вопрос, и от него все еще ждут ответа, так что он утвердительно кивнул и положил Ируке руку на спину, там, где под стандартным жилетом чунина были напряженные лопатки.
Квартира Умино находилась в доме, построенном как специальное жилье для семей, пострадавших от нападения Девятихвостого или Мировой войны, в том числе, для сирот, чьи родители погибли в битвах.
Зайдя в дом, Ирука тут же принялся доставать вино, но Какаши больше не хотелось пить.
Почему-то он помнил, как они начали целоваться: едва не мурлыча от удовольствия, иногда стучась зубами, как дорвавшиеся подростки, кусаясь и тут же зализывая в извинении рот. Воздух становился тяжелее и гуще, каждое прикосновение электризовало руки. Какаши подхватил его и усадил на столешницу, мало что видя в кромешной темноте, едва справляясь с собственным желанием, как вдруг – будто нырнул в ледяное озеро.
В один миг из него выветрился весь алкоголь, весь жар, из него, как из игольного ушка нитку, выдернули все эмоции, стало холодно и пусто. Поцелуй сошел на нет, и он, как дурак, стоял посреди чужой темной кухни со стянутой маской.
Ирука не сразу понял, что что-то не так, притянул обратно к себе за загривок, но чужие губы не поддавались. Он вопросительно посмотрел – скользнул одной рукой ниже по животу, туда, где не было ни намека на возбуждение. Взгляд изменился, теперь им обоим было неловко.
– Мог сразу сказать, что не хочешь, – тихо сказал Ирука.
Какаши уже открыл рот, чтобы возразить, но что ему сказать? Хочу? Под чужой теплой ладонью ответ куда честнее, чем его слова. Хотел минуту назад?...
– Извини, – Какаши стоял столбом, растерянный, с комом в горле и болезненным, иррациональным ощущением, что что-то не так.
Молчание затягивалось. Какаши хотелось сбежать. Ирука будто прочитал его мысли.
– Забыли, – примирительно сказал он, прокашлялся. – Можешь выйти через окно, Хатаке-сан.
Какаши с таким облегчением отсалютовал и прыгнул, складывая дзютсу перемещения прямо в полете, что не сразу заметил, что к нему опять вернулась уважительная, отдающая канцелярией приставка. От этого стало хуже, но не слишком – это далеко не первая в жизни вещь, которую он испортил.
Но как Какаши не старался, он не мог выкинуть тот вечер из головы. Плохого секса в его жизни было столько же, сколько хорошего – бывало всякое и со всеми. Неприятно, конечно, но совсем не трагедия, тем более что постоянства в его постели не было.
Но тут было что-то другое. Он ведь в самом деле хотел Умино – в том баре давно бродившие фантазии обрели четкость, стали планом действий. Ирука был красив – правильные черты лица, даже шрам и тот был идеально ровный, идеально дополняющий. А еще он был честным, смелым, внимательным, порой немного жестковатым и колючим, но с мягким сердцем внутри, и смотрел со спокойствием человека, что нашел свое предназначение.
Наверное, он был слишком хорош для разового секса.
Кровь отлила от лица, щеки закололо, он, наверное, под маской заметно побледнел.
Это опасная мысль, ее нужно было выбросить из головы. Он знал, сколько стоит его голова и знал, сколько живут шиноби его ранга. Смерть танцевала вокруг него каждый день, и в любой из них он мог оступиться о ее подножку, лишь попытаясь продать свою жизнь подороже. Обещать кому-то что-то серьезное было глупо, нечестно, и очень опасно – и он не обещал. Но забыть, какой на вкус рот Ируки Умино не мог.
Следующие недели он старался не пересекаться с ним – малодушничая, он начал корпеть над отчетами миссий, чтобы его не вызывали в штаб переписывать их правильно под чужим тяжелым взглядом. Он перестал ходить в штабное фойе, где постоянно ошивались скучающие или ожидающие шиноби, променял Ичираку-рамен на какой-то средней паршивости рыбный ресторан, опасаясь, что встретит там обедающего Ируку. И придётся что-то говорить.
Он как обычно брал свою норму миссий, плюс несколько секретных сверху, тренировал седьмую команду и заканчивал последнюю главу новой истории Ича-Ича.
Солнце клонилось к закату, ребята отрабатывали очередную командную связку, больше валяя дурака, чем действительно тренируясь, Какаши сидел на спинке лавки, держа в руках книжку. Чтение так затянуло его, что он не сразу услышал голос Наруто. Голос кричал и оправдывался. Какаши внутренне вздрогнул и поднял глаза – очень уставший и очень злой Ирука Умино крепко держал за рукав Наруто и, по всей видимости, славно его отчитывал. Когда Ирука отвлекся от Наруто и перевел взгляд на него, исчезнуть захотелось до зуда. Пора было вмешиваться.
– Эй-эй, – он спрыгнул с лавки, захлопывая книгу. – Что там случилось?
– Какаши-сенсей, – ровно начал Ирука. – Пожалуйста, объясните своим подопечным, почему им нельзя лазить в нижнем хранилище.
Какаши моргнул – хранилище на минус втором этаже кишило ловушками и печатями, сверху донизу заполненное зашифрованными и запрещенными свитками. Страшного там, конечно, ничего не было, но устроить неприятности внутри деревни можно. Значит, Наруто туда пролез?
– Наруто...
– Это даже не моя идея, Какаши-сенсей! Это придумал Конохомару, – сказал Наруто и осекся. – Ну, точнее, сначала Конохомару... А потом я..
– Ты что-то украл?
– Нет! Я только посмотр...
– Пятьдесят профилактических кругов на руках вокруг площадки, – Какаши махнул рукой, обозначая направление.
– Но...
– Приступить сейчас же.
Наруто сделал страшную рожу, но послушно поплелся выполнять задание, подозрительно похожее на обсессивные ритуалы Майто Гая. Какаши проверил начало выполнения и развернулся к Умино.
– Если бы сорванную печать с его чакрой нашел кто-то другой, у него были бы серьезные проблемы, – Ирука устало потер шею. – Повезло, что в хранилище спускаются раз в год. Он пробрался туда недели три назад.
– Недосмотрел, извини, – ответил Какаши. – Тяжелый день?
Умино выпрямился.
– Никак нет, Какаши-сенсей.
– Я поговорю с ним.
– Спасибо за понимание.
Какаши... Он сам не знал, чего ждал. Что Ирука будет краснеть? Они же не дети. Что он перейдет на «ты»? Так с чего бы, они даже не приятели. Между ними – один неудачный вечер и работа. Да и как понял Какаши, второго шанса ему давать не собираются.
Он был расстроен, чего скрывать. В груди что-то кольнуло, внутри затаилась глупая обида на себя, что все так сложилось. Возможно, если бы ночь тогда удалась – если бы он, как и хотел, заставил Ируку выгибаться от неги, держал бы его на краю так долго, как только можно, если бы сорвал тихие, просящие стоны со рта – он бы хотел, чтобы Ирука шептал его имя, помнил, с кем он. Тогда, наверное, он бы остался до утра, и, если бы ему позволили, пришел ещё. Как выглядело бы это «ещё» Какаши сам до конца не мог представить, но даже от такой размытой фантазии у него делалось пусто в голове и горячо в груди.
И всё-таки, что-то продолжало настойчиво зудеть на подкорке, какая-то дразнящая мысль, которую он никак не мог ухватить.
– Какаши-сенсей, – услышал он совсем рядом, и чуть не свалился с лавки. Наруто забрался к нему, пыльный, как бродячий пёс. – Может, продолжим тренировку завтра? Время ужина.
Хатаке посмотрел на Саске, лениво швыряющего в мишень сюрикены, на Сакуру, полирующую уже в десятый раз свой кунай, и крикнул:
– Тренировка окончена! Идите ужинайте, пока штабные не вывалились.
Ребята поползли к выходу с площадки.
– Слушай, Наруто, – тот прищурился. – Что ты искал в хранилище?
Наруто поджал губы. Какаши пришлось добавить:
– Ругать не буду.
– Да так... Мама Конохомару... ну, вы знаете её, начала ходить на свидания. Он переживает.
– Чего переживает?
– Как чего! Что с ней ради выгоды будут, а не по любви! А там еще замуж выскочит... В общем, кто-то ему сказал, что там всякие любовные техники в свитках есть, что-то вроде печати правды, только для любовных дел...
– А тебе-то что?
– А я, – хитро улыбнулся Наруто, – тоже переживаю.
– За кого? – Какаши понял примерно половину вводных.
– А это секрет, Какаши-сенсей. Но этот человек для меня часть семьи, его я в обиду точно не дам!
И был таков. Какаши задумался – на кой черт Наруто нужна запрещенная техника? Что он там собирался накладывать, да еще и на кого... А когда на чернеющем небе начали появляться звёзды, ноги свернули в кабак – хотя пить не хотелось. В кабаке было шумно и многолюдно. И Ирука, сидящий с двумя коллегами. Какаши почувствовал себя больным, и еле усидел за стойкой, давясь пивом, чтобы его уход чуть меньше был похож на бегство.
Спустя неделю он едва успел вылезти из штаба после отчета о успешно завершенной одиночной миссии ранга С, как попал в водоворот суматохи. Судя по парочке куноичи, толкнувших его в спешке, кто-то только что вернулся с менее удачно прошедшего задания. Сердце ухнуло, когда он увидел среди прибывших Ируку. Он был на боевой миссии? Разве не перевелся в штаб насовсем? Весь левый бок Умино кровил под бинтами, но судя по тому, что шел почти сам – с помощью товарища, и был в сознании, жизненно важного ничего не задето. Но ранения в живот всегда самые коварные и неприятные, поэтому он был рад, когда к Ируке наконец-то подлетела медик, и начала сканирование.
– Нужна помощь? – он кивнул поддерживающему Умино шиноби, и подхватил его сам.
– Спасибо, Какаши... Сан, – Ирука дёрнул уголком губ, очертив вежливую улыбку, и попытался отстраниться. – Но не надо.
Какаши проглотил колкие слова – да, один раз он немного облажался, но это разве причина уворачиваться от помощи? Он все еще шиноби, и все еще старше по званию.
– Отставить не надо. – строго сказал он, ощущая горечь. – Куда его провести? – спросил он у совсем юной медсестры, закончившей осмотр и заполнившей форму.
– В третью перевязочную, Какаши-сенсей, и попросите анализ на токсины.
Ирука больше не дергался, послушно переставлял ноги. Какаши отчего-то думал, что Умино окажется полегче. В перевязочной он отвлеченно смотрел, как разрезают нательник и снимают бинты, пока к нему не повернулись, и не сказали, что он вообще-то может идти. Щеки тут же потеплели и он вылетел из перевязочной. А потом решил, что Ируку нужно будет еще провести домой, даже придумал повод – чтобы Наруто потом не волновался, и остался сидеть в коридоре.
Когда Ирука медленно вышел из кабинета, хромая на одну ногу, Какаши все еще сидел там, так ни разу не перелистнув и страницы «Жарких источников».
– Решил, что Наруто меня прибьет, если я вас не доведу до дома, – сказал он, и тут же почувствовал себя глупо – Ирука ничего не спрашивал.
Какаши старался максимально беречь правый бок и ногу Умино, перекладывая основной вес на себя, и не выдержал:
– Что случилось?
– Это, скорее всего, секретно, – неохотя отозвался Ирука.
– Это, скорее всего, входит в мой уровень допуска.
Ирука тяжело вздохнул.
– Это была разведывательная миссия в стране Воды. Боевые действия не предполагались.
– Вас раскрыли?
– Да, – Ирука опустил голову. – Из-за меня. Цель почувствовала на мне печать и поняла, что я шиноби.
– Печать?
– Да, довольно странную.
– Ирука-сан, я как будто клещами из вас тяну.
– Кто-то в том регионе перехватывал грузы – в том числе, и наши поставки для Мизукаге. Мы нашли группу подозреваемых, получили задание. Моей целью была младшая дочка главы местного синдиката, торгующими запрещенными свитками, нужно было просто разговорить её, но... Она захотела уединиться. И почувствовала...
Какаши скрипнул зубами.
– Она не смогла ко мне прикоснуться, – Умино скривился, – Самое странное, что я не чувствовал печать на себе.
Догадка дернула его, как ток из розетки.
– Какаши! – сдавленно рыкнул Ирука, всю правую часть прострелило от боли.
Он наконец-то поймал то ускользающее ощущение, пазл сложился в картинку.
– Ирука, помнишь тот вечер, когда мы после «Очага» пошли к тебе?
– Какаши...
– Это было оно – я ведь сразу почувствовал, тело почувствовало технику, но все никак не мог догадаться.
– Не надо, – зло сказал Ирука. – Я умею принимать отказ.
– Наруто сказал еще месяц назад – как я не понял, кто этот человек, который ему как часть семьи? – продолжал он. – Конечно, это ты.
Ирука, нахмурившись, смотрел на него. Они даже перестали идти.
– Причем здесь Наруто?
– Он пробрался в хранилище, вместе с Конохомару, ты сам обнаружил его чакру.
– Честно говоря, я совсем запутался, но если ты просто пытаешься меня утешить...
– Я никогда не лгал тебе, – и это была правда. – Конохомару кто-то наплел, что там есть свиток с печатью, которая запрещает касаться человека в определенном... контексте, без искренних серьезных намерений. Он хотел наложить ее на свою мать, потому что она, видимо, вновь начала искать себе пару.
– И ты хочешь сказать, что просто... касался меня без серьезных намерений, и тебя остановила печать?
– Приблизительно. Про намерения я правда тогда не думал.
– А сейчас? – и тут же: – Забудь.
– Мы шиноби, и...
– Но это не значит, что мы не заслуживаем счастья. Все нормально, если тебе хотелось просто провести с кем-то ночь, – Ирука говорил ровно и спокойно, смущение выдали только потеплевшие уши. – Честно говоря, до сегодняшнего вечера я был уверен, что ты просто протрезвел и понял, с кем ты.
Какаши нахмурился.
– С мужчиной?
– Со мной, – он посмотрел так, как часто смотрит на проблемных учеников, и уши начали гореть уже у самого Какаши. – В своих предпочтениях, я уверен, ты давно разобрался.
– Я был полностью в своем уме, чтобы заметить, кого раздеваю, – отведя взгляд, тихо сказал Какаши. – Тебя сложно с кем-то перепутать.
– А я думал, что для тебя все штабные чунины на одно лицо, – за колкостью пряталось что-то уязвимое.
Какаши долго смотрел на него, решаясь.
– В день похорон моего отца ты сказал, что если это в правилах шиноби – не ставить жизнь друзей ни во что, то ты не хочешь быть им.
Ирука выглядел изумленным. Они были совсем детьми, но уже пережили боль и смерти родных, и видели плохих дней больше, чем хороших. Это было полжизни назад. Какаши помнил.
– Мне понадобилось пятнадцать лет, чтобы понять тебя. Ты не считал поступок отца не героическим, не позорным – ты считал, что он был единственно верный, – продолжил Какаши. Он никогда и ни с кем не обсуждал этого. – Уж твое-то лицо я помню.
Пора было прекращать стоять посреди переулка. Какаши перехватил его поудобнее, зашагали быстрее.
– Зайдешь на ужин?… – растерянно спросил Ирука.
Какаши покачал головой.
Теучи удивился, когда за десять минут до закрытия к нему влетел Копирующий ниндзя, попросил тройную порцию куриного бульона с собой, и исчез с кастрюлькой на середине благодарственной речи. Аяме хмыкнула, глядя на гору чаевых, и повернулась к отцу.
– Влюбился? – спросила она.
– Пора бы, – выдохнул Теучи.
***
Через две недели Ирука официально вернулся к преподаванию в Академии. Какаши нервно стучал ногой.
– Что-то случилось, сенсей? – спрашивала Сакура. Какаши только отнекивался.
Эти две недели он постоянно ошивался где-то рядом с Ирукой – то залазил к нему в окно с обедом, то помогал с перевязками, несмотря на заверения, что Ирука и сам справится. Между ними была дистанция – Ирука был болен, любое неосторожное движение могло навредить. Они больше не обсуждали то, что происходит, но один раз Какаши не выдержал, и они целовались медленно, осторожно – Хатаке чувствовал себя как в банке мёда, аккуратно придерживая за здоровый бок, стараясь не сорваться. А теперь рана затянулась в неровный розовый шрам, и вынужденная осторожность исчезла. Какаши переживал – ему дали второй шанс, он должен доказать, что не зря. Сидеть на месте было тяжело.
– Помните задание с колокольчиками?...
Вечером он никак не мог решить – нужно ли встречать Ируку с работы? Наверное, это глупо. Зайти через дверь? А если он встретит соседей...
Какаши постучал в окно, прежде чем запрыгнуть внутрь.
– Заходи, – не оборачиваясь сказал Ирука. – С готовкой у меня так себе, но лапшу тяжело испортить, да?
Какаши не сразу понял, что нужно ответить – Ирука готовил в одних домашних штанах. Шрамов на его спине было больше, чем ожидал увидеть Какаши, впервые рассматривая с расстояния поражения. Ирука обернулся.
– Надеть футболку? Извини, было жарко.
Какаши осторожно поставил принесенную корзинку на стол и решительно шагнул вперед. Прижался к горячей спине, перехватил рукой под напрягшийся живот. Ирука выдохнул.
– Ужин тебя не сильно интересует?
– Честно – не сильно, – прошептал Какаши, боясь, что голос подведет. – Но вряд ли ты что-то ел с утра.
– Тогда придётся отпустить меня.
Это было похоже на пытку – Какаши сидел, не притронувшись к тарелке, от волнения в горле стоял ком. Он вызвался убрать со стола, чтобы чем-то занять руки. Ирука прислонился к столешнице, глядя на то, как он носится с тарелками. Солнце катилось за горизонт, на кухне стремительно темнело.
– Какаши, – позвал он мягко и спокойно, хотя сердце стучало где-то в горле.
В следующее мгновение они целовались, прекратив осторожничать, и это совсем не напоминало ночь после бара. У Ируки был самый вкусный рот на свете, его кожа под пальцами была глаже шелка, а то, как он вздрогнул и рвано выдохнул, когда Какаши мягко прикусил шею там, где под кожей бьется артерия, было уже лучше, чем все, что пробовал Хатаке.
Голова плавилась от того, как правильно Ирука целовал, как правильно сжимал пряди на затылке, и как глухо застонал, когда Какаши опустился на колени и стянул штаны до щиколоток.
Ирука схватился за край столешницы, как за спасительную опору, почувствовав мокрые, горячие губы на своем члене. Это было лучше, чем его фантазии – он никогда не слышал историй о Какаши, как о любовнике, разве что какие-то невнятные сплетни, больше похожие на выдумку. Многим было интересно, как выглядит его лицо без маски, какие проступают эмоции, всё ли оно красиво так же, как глаза? Да, – ответил себе Ирука. Да. Под маской прятались насмешливо выгнутые мягкие губы. И теперь они превращали его ноги в желе.
– Пожалуйста, – попросил он, мягко перебирая серебрянные пряди. Какаши поцеловал его в тазовую косточку – это почему-то ощущалось интимнее, чем то, что было до этого, и поднялся.
Кровать жалобно скрипнула под их весом. Оказавшись сверху, Ирука понял, что Какаши до сих пор одет.
– Можно включить свет?
Какаши замер, раздумывая, и наконец кивнул. Ирука дернул цепочку светильника. Он не знал, что потрясало его больше – Какаши без маски или Какаши без футболки, наверное, Какаши без штанов. Рассматривать так пристально было невежливо, но вдруг это его единственный шанс – он хотел выжать из него всё. Губами коснулся шрама под грудью – неровного, очевидно очень старого, переместился к атласному следу ожога на боку и ниже, у бедра, Ирука почувствовал вязь наслаивающихся друг на друга отметин, не представляя, сколько боли довелось пережить этому человеку. Сколько шрамов были под кожей, незаметные никому. Какаши смотрел на него, из-под дрожащих ресниц, тяжело дыша. Ирука наклонился сверху, сжимая их члены вместе, глядя на то, какой красивой дугой выгибается Хатаке, вставая на лопатки, как хмурятся брови, и как он кусает губы, сдерживая любые звуки. Когда рука Какаши накрыла его, он застонал первый, хрипло, протяжно, чувствуя, что уже близко. Движения стали рваными, жесткими, Какаши притянул его ближе свободной рукой и, уткнувшись носом под горящее ухо, вздрогнул, кончая. В тихом, едва уловимом шепоте Ирука услышал свое имя, и это толкнуло его за грань.
Какаши издал смешок, приходя в себя. Мир вокруг Ируки перестал вращаться, и он на неуверенных ногах пошел искать, чем можно вытереться.
– Хорошо, что эта история с печатью закончилась, – пробормотал Хатаке.
– Я не успел её снять, – на автопилоте возразил Ирука. – Руки не доходили.
И замер. На тонкой фарфоровой коже Какаши румянец вспыхнул, как маковое поле в мае. «Серьезные намерения»...
– Налить тебе воды?
Ирука боролся со слабостью в руках, держа стакан. Может, у печати ограниченный срок действия, или просто она не действует дважды на одного человека? Никто из них не готов был это обсуждать.
– Можно? – расслабленно спросил Какаши, накрывая напряженные пальцы Ируки на стакане своими, не выпуская их.
– Конечно, – Ирука отвернулся.
Какаши впервые заметил их разницу в росте – не такую большую, но идеально подходящую для того, чтобы нависнуть над Ирукой и обвести пальцами подбородок, приподнимая голову, ища чужой тяжёлый взгляд своим.
Он ушел утром, когда небо уже розовело, а солнце выкатывалось из-за крыш и слепило глаза, оставляя Ируке пару часов сна.
На нем не было ни следа, ничего подтверждающего, что эта ночь ему не приснилась. А при свете дня воспоминания всё больше были похожи на сон. Какаши посмотрел на свои руки, стянул перчатки. Обычно после сна они казались окровавленными, сейчас – были полностью чистыми. Не сон.
Про них узнают. Если это будет повторяться, кто-то обязательно узнает, как не скрывай – и тогда одна из дипломатических миссий может оказаться последней. Какаши был идеальным бойцом – холодная голова, кровавый опыт и ни одной привязанности. Его нельзя было продавить, нельзя манипулировать. Он умрет – и никого не останется. Ирука осознанно отказался от боевой карьеры шиноби, зная, что его жизнь принесет больше пользы, чем смерть. А Какаши легко может разрушить всё одной только строчкой в чёрном списке с суммой вознаграждения.
– Не смей решать за меня, – сказал следующей ночью Умино.
Все слова, которые хотел сказать Какаши, застряли в горле, вырвался только тяжелый вздох. Как объяснить, что они все умерли у него на руках – что он никого не смог спасти.
– И не хорони раньше времени, – Ирука криво улыбнулся. – Придурок.
Какаши расхохотался – немного нервно, но это был первый раз, когда он услышал ругательство от Ируки.
– Хватит хохотать, снимай уже штаны.
***
Когда Пейн оставил от деревни грязь и пыль, было уже не страшно.
И умирать было не больно, Какаши был готов, единственное, на что он надеялся, чувствуя как истончается его жизнь, что Ирука будет счастлив. Не будет особо геройствовать, и найдет у себя первые седые волосы, объявляя Наруто новым Хокаге. Что Ирука будет видеть мир без войны.
Если для этого нужно было умереть – Какаши был готов.
