ЗакуЛИСЬе Мерфолка и компании

Спустя несколько коротких секунд, гостиная осталась позади, и закованные в непробиваемые металлические сапоги лапки старого лиса ступили на деревянные ступеньки, ведущие на второй этаж этого древнего поместья, где, собственно, и располагалась его спальня. Именно туда он решил направиться, в свою собственную спальню, где находилась самая мягкая и удобная из всех кровать (что, кстати, было подтверждено всеми остальными жильцами). Белый же лисофей, располагающийся у него на плече, не особо сопротивлялся, так как к этому моменту успел найти себе новое, весьма увлекательное занятие – он схватился лапками за длиннющий, невероятно пушистый хвост Мерфолка, прижал его к своей милой, почти уже не красной мордашке, и просто утонул в мягком, шелковистом мехе. Старик, ясное дело, заметил это, но не стал ему мешать. Пускай дитё балуется, у него впереди была очень и очень длинная ночь. Когда эти двое, лишь один из которых был на своих двоих, миновали лестничный пролёт, несущий столь важный груз лис повернул в нужную сторону, и направился к своей двери. Краем уха он всё ещё слышал доносившиеся из кухни голоса, обсуждающие сложившуюся ситуацию, а также все возможные части обоих ускакавших наверх «любовничков». Что уж говорить, слух у этого лиса был безупречный, но все почему-то часто об этом забывали. Но он не стал никак на это реагировать, пускай обсуждают, их право. Всё-таки, здесь царили свобода, равенство, братство. Ну, окей, про равенство я, может, и загнул, в любом случае, слово Мерфолка здесь всё равно стоило больше, чем всех остальных вместе взятых, но и с ним тоже всегда можно было договориться. Он не злоупотреблял этой своей властью, позволяя всем остальным тоже иногда принимать решения, даже если он был с ними не согласен. Ну и что, что он живёт с самого создания Мультиверса? Ну и что, что его накопленный жизненный опыт был в разы больше всего, что они когда-либо знали, видели и ощущали? Пусть. Если кто-то хотел сделать хуйню – это было его право, старик бы не стал особо сильно в этом мешать. Конечно, он бы прямым текстом сказал что-то вроде «Братан, да это ж какая-то блядская хуйня», но, если этого было бы недостаточно, он бы, вероятно, позволил этому случиться. За исключением, конечно, случаев, когда это могло бы привести к травмам или серьёзным потерям, и такое случалось довольно часто. Всё-таки, вы ведь знаете, половина несчастных случаев происходит после слов «Смотри, как я умею!», а вторая половина – после «Хуйня, смотри как надо!» От подобных философских мыслей лиса отвлекло то, что он, наконец, упёрся в чёрную дверь своей собственной спальни. Пинком открыв дверь, потому что он батька, и может себе позволить, он вошёл внутрь, сразу же подходя к кровати, и сгружая свой бесценный «груз» с плеча на эту самую кровать. Белый лисофей, оказавшись столь бесцеремонно кинутым, хоть и не на бабки, был явно недоволен сложившейся ситуацией, на что отреагировал возмущённым писком, но Мерфолк ничего ему не ответил, лишь легко улыбнувшись. Он медленно отошёл обратно к двери, так же медленно закрыл её, и всё так же медленно запер на ключ. Лишь когда в комнате раздался характерных щелчок замка, Вальха осознал, в какой ситуации он оказался, и нервно сглотнул, направляя свой взгляд в спину своего «папочки». – Ум… М.. может не надо?.. >< – неуверенно пробормотал он. – О, ещё как надо..)) – проурчал старший лисофей, поворачиваясь к тому лицом. – Ты сам меня спровоцировал, теперь бежать уже некуда..)) Он подходил всё ближе и ближе, медленно заводя лапы за спину, и сдвигая плечи, позволяя тяжёлому кожаному плащу просто соскользнуть с него и спокойно упасть на пол, обнажая его тело выше пояса. Вальхалла хотел было ещё что-то сказать, но запнулся, завороженно рассматривая этого уже немолодого, но до сих пор чертовски привлекательного парня. Конечно, белый знал, что Мерфолк – полиморф, и каждая часть его тела, каждая шерстинка, каждый переход цвета меха с рыжего в белый и обратно, всё это было тщательно продумано и безупречно реализовано. Но даже этот факт не умалял того, что лис был прекрасен. Возможно конечно, это было субъективным именно для Вальхи, ведь для него этот лис был не просто другом и иногда любовником, он мало того, что буквально его создал, так помимо этого он лично провожал его в этот мир, находясь рядом всё время, пока в этом была прямая необходимость, обучая практически всему, что белый в принципе знал, и всегда оказывая ему любую возможную поддержку, проявлял заботу, когда это было нужно, и в принципе, был для него эталоном отцовской любви. Но даже несмотря на это, он всё равно не мог отвести взгляда от этого тела. Этот белоснежный, немного даже режущий глаза мех, протянувшийся от бёдер через живот и грудь, заканчивающийся нижней челюстью, и каким-то мистическим образом резко переходящий в ярко-рыжий на почти всём остальном теле. Этот же белый мех на лапках, начинающийся чуть выше запястья, формирующий некое подобие «перчаток», и отличающийся от всех остальных не белых лисов, у которых этот мех зачастую был чёрным. Эти шрамы, покрывающие почти всё его тело, легко исцеляемые, но намеренно оставленные в напоминание о том, какой непростой путь пришлось пройти этому существу. Эти вечно выступающие изо рта удлинённые вампирские клыки, пустившие кровь большему количеству смертных, чем Вальхалла когда-либо видел. Эти мягкие, покрытые шелковистой шерстью ушки, постоянно двигающиеся, будто радары, жадно хватающиеся за любой хоть сколько-то интересный звук, собирая для этого эталона агента КГБ всю необходимую информацию. И, наконец, это бездонно-изумрудные глаза, с узкими разрезами зрачков, смотрящие будто не на самого тебя, а прямо в самую глубину твоей души. Забавно, а ведь эти глаза, если верить самому Мерфолку, были полностью слепыми, и полагался он на иные способы ориентирования. Хотя, некоторые поговаривают, что он сам ослепил себя ради шутки про то, что этот метод ориентирования в пространстве слишком традиционный. А сам же седовласый, между тем, подбирался всё ближе и ближе к своей жертве, одновременно с этим расстёгивая свой тяжёлый кожаный ремень, уже не один, не десять, и даже не сотню раз поучаствовавший в чьём-то воспитании. Как только с этим было покончено, слегка неподходящие по размеру штаны упали на пол с тихим шуршанием и звоном пряжки в конце, представляя взору Вальхаллы полностью обнажённое тело Мерфолка. Естественно, никакого белья он не носил. Многие задавались вопросом, почему так, но он всегда в ответ на попытку узнать рассказывал длиннющую историю, каким-то образом оправдывающую эту его привычку, а затем, после очередного «Серьёзно?» отвечал «Нет, блядь, я тебе напиздел с три короба, ты чо». Но сейчас это и не было особо важно. Избавившись от бронированных сапог так же легко, как и от всей остальной одежды, рыжий лис наконец-то добрался до кровати, тут же взбираясь на него, прямо-таки нависая над своим белобрысым любовником. – Что, малыш, уже не терпится?..)) – проурчал он прямо в лицо белого лисика. От этого тихого, нежного, но непоколебимого голоса Вальха легко задрожал. По его телу табуном бегали мурашки от предвкушения дальнейшего процесса, от нарастающего возбуждения и, совсем слегка, от волнения. С этим лисом всё было как в первый раз, к этому очень трудно привыкнуть. – Я не слышу ответа, дорогуша..)) – поторопил его рыжий. Его мягкая, нежная лапка легла на грудь белого, и стала медленно спускаться вниз, через животик, к самому интересному. От подобного, сам Вальхалла задрожал ещё сильнее, и чуть отвернул в сторону покрасневшую мордашку. Они проходили через это уже множество раз, но он всё равно не мог смотреть в глаза этому рыжему чудовищу, когда он снова начинал себя вести подобным образом. Белый знал, что тот специально пытается его смущать, и у него, чёрт его дери, это отлично получалось. – Не хочешь ничего говорить?..) Что ж, я приму твоё молчание как «Да, папочка, я готов ради тебя на всё»..)) – передразнил он голос самого белого в максимально развратной форме, чем заставил его покраснеть ещё сильнее. Его загребущая лапа наконец-то спустилась в самый низ, сразу же нежно обхватывая собой раскалённое древко уже давно готового к бою лисьего девайса. Калибр у него, конечно, был поменьше, чем у самого Мерфолка, но всё равно достаточно впечатляющий, даже для лиса. Седовласый начал понемногу водить лапкой вверх-вниз по крепкому как сталь стержню, с каждым движением извлекая из глотки белого сдавленные стоны. Его лапка была настолько мягкой и нежной, что казалось, кончить можно было от одного лишь прикосновения. Но рыжий явно не планировал заканчивать всё так быстро. Подразнив того ещё буквально несколько секунд, он быстро убрал лапку, заставляя белого перевести на него недоуменный взгляд. В ответ на это, Мерфолк лишь загадочно улыбнулся, и стал ме-е-едленно двигаться назад, спускаясь всё ниже по телу белобрысого. – Ч-что ты задумал?.. >< – дрожащим голосом спросил он. – О, ты сам всё увидишь..)) – проурчал рыжий, не предоставляя никакой полезной информации. Что задумал Мерфолк Вальха понял достаточно быстро, нужно было лишь немного приподнял голову, чтобы было лучше видно. Сделав это, он стал свидетелем того, как этот гордый и самоуверенный лисофей неторопливо опустился на пол на колени, усаживаясь между свисающих с кровати ног самого белого, и медленно пододвинулся мордой к стоящему колом лисьему девайсу. В следующую секунду, Вальха почувствовал весьма странное, но от того не менее приятное ощущение прохладного влажного лисьего носа, медленно двигающегося от основания члена, до самого его кончика. А спустя мгновенье, это чувство сменилось совсем другим, когда такая же влажная, но горячая пасть этого лиса сомкнулась вокруг столь удобно выставленного стержня. Белый рефлекторно выгнул спину, хватаясь лапками за покрывающую кровать простынь, и не смог сдержать стон, когда седовласый начал понемногу двигаться, то полностью погружая раскалённый девайс в свою ротовую полость, то позволяя тому почти полностью выйти. Его умелый язык то оплетался вокруг твёрдого древка, чуть сдавливая, то быстро обегал по переходной линии у самой головки, то просто прижимался к чувствительной плоти. Этот лис явно знал, что делать с мужским телом, и уже ничем не сдерживаемые стоны его белобрысого любовника были тому подтверждением. Для самого Вальхаллы это было непростым испытанием, не разрядить всю обойму ему в пасть прямо сейчас, а продержаться немного дольше, ещё хотя бы десять секунд, чтобы хоть как-то отстоять свою гордость. Но получалось у него это слабенько. Не прошло и двух минут с момента первого прикосновения к его столь чувствительному органу, как тот достиг первого за сегодняшний день пика. Его надрывный крик можно было бы услышать во всём доме, не забудь Мерфолк подключить звукоизоляцию своей спальни. Его лапы судорожно сжались на многострадальной простыни, царапая и пробивая её когтями. А этажом ниже, под смесь из его криков и хлюпающих звуков, в пасть давно привыкшего к подобному лиса выплеснулось горячее, вязкое и липкое вещество, которое он, по старинной привычке, сразу же проглотил, медленно выпуская разгорячённый девайс из пасти, попутно языком очищая его от любых возможных остатков лисьей жизненной эссенции. Когда он закончил, его мордашку украшала довольная улыбка, а измотанное уже одним этим пиком тело Вальхаллы расслабленно распласталось на кровати. Но Мерфолк был бы не Мерфолк, если бы он решил на этом закончить. Не теряя ни минуты драгоценного времени, он приподнялся, подхватывая белого лисофея за бёдра, отодвигая его чуть дальше от края кровати, одновременно с этим сам забираясь на эту же кровать, и задирая его ножки высоко вверх, открывая доступ к интересующему его месту. Вальхалла от этого слегка обречённо проскулил, зная, что быстро это не закончится, но не стал сопротивляться, послушно помог рыжему разместить свои ноги у того на плечах, и поудобнее разместил на кровати лапки, отодвигая их от места, где простынь уже была разорвана в клочья. Рыжий лис же в этот момент, наконец освободив лапки, поднёс одну из них к своей пасти, и облизал её, покрывая ту смесью из своей слюны, и остатков скользкой и горячей жидкости, недавно побывавшей у него во рту. Полностью покрыв этим составом несколько своих пальцев, он опустил лапку пониже, забираясь своему белому лисику между ножек, и нащупал там его давно уже привыкшее к подобным военным вторжениям подхвостье. Впрочем, это не значило, что ему не нужна была подготовка, поэтому, под томные стоны самого Вальхи, он принялся сперва нежно и аккуратно массировать колечко мышц, размазывая по нему импровизированную смазку, а затем и понемногу проникать в него пальцами, сперва сразу двумя, ведь лисёк-то был опытным, а затем и сразу тремя, постепенно готовя его к собственному калибру. Чем глубже его пальцы погружались под хвост белого, тем громче стонал и тем сильнее выгибался сам лисофей, а ведь это было только начало. Спустя где-то минуту, вдоволь насладившись этой сладостной пыткой, и убедившись, что его малыш готов его принять, Мерфолк аккуратно вытащил из него пальцы, и чуть поправил его ножки у себя на плечах, направляя своё тринадцатидюймовое орудие прямо на цель. Дыхание белого к этому моменту давно было сбитым, и голос явно бы не стал ему полноценно подчиняться, поэтому седовласый проигнорировал свою привычку спрашивать о готовности, и просто без какого-либо предупреждения приступил к основному действу. Его немалый как в длине, так и в обхвате раскалённый и твёрдый как сталь девайс начал медленно погружаться в хорошо подготовленное подхвостье его любовника, снова растягивая собой хранящие проход мышцы и заставляя самого обладателя этого тела стонать ещё громче, выгибаться ещё сильнее, и снова хвататься лапками за простыню. Чего уж греха таить, при таком размере, Вальхе всё равно было немного больно настолько растягиваться, но он, как послушный мальчик, терпел и не сопротивлялся, зная, что дальше пойдёт легче и приятнее. Погрузившись примерно на половину, и подождав с минуту, дав своему малышу время привыкнуть, Мерфолк снова начал понемногу двигаться, проникая ещё глубже в нутро своего белого лисика, снова выбивая из него стоны удовольствия и редкие вскрики каждый раз, когда при движении оказывалось особое давление на крайне чувствительный орган там, внутри. Вальхалла к этому моменту уже прекратил как-либо соображать, полностью отдавая себя этим ощущениям. Весь окружающий мир перестал иметь какое-либо значение, до тех пор, пока его самого настолько умело, глубоко и нежно имели. Базовые чувства начинали подводить его, заставляя закрыть глаза, не обращать внимания на смазанные звуки, собственные стоны, и тщательно скрываемые стоны самого седовласого лиса. Для этих обоих сейчас существовали только они сами, и этот горячий акт извращённой любви между ними. Лис постарше продолжал набирать скорость, на каждом этапе почти полностью погружаясь под хвост своего младшего товарища, и так же почти полностью выбираясь из него, растягивая мышцы его безупречной как на вид, так и по ощущениям жопки. Дальнейшее описание их любовного процесса не имело бы никакого смысла, ведь ни в одном из существующих, когда-либо существовавших или существовавших БЫ языков не нашлось бы нужных слов, чтобы описать всю ту страсть и любовь, что происходила между ними, чтобы дать хоть какую-то характеристику разгоревшемуся между ними пламени, поглощающего всё на своём пути, и оставляющий после себя лишь рассыпчатый тёплый пепел. Нет смысла описывать, что они в этот момент ощущали, потому что ни одно живое существо, даже имей оно в запасе всё время мира, не смогло бы дать определение той степени удовольствия, физического и морального, что они испытывали от этого процесса. Подобно лавкрафтовскому ужасу, эти вещи были попросту неописуемыми, настолько эти двое были поглощены процессом. Однако, ничто хорошее не могло длиться вечно. Спустя какое-то время, когда тела обоих уже начинали ныть от не самой удобной позы, а белый уже терял сознание от ощущений и успевших настигнуть его оргазмов, Мерфолк, наконец-то, почувствовал, что он и сам уже находится на пределе. Продержавшись ещё от силы каких-то пару секунд, он не выдержал. Он резко, со всей возможной силой и скоростью, рванул вперёд, врываясь в подхвостье белого на полную длину, под сдавленный писк самого Вальхи проталкивая туда немалого размера лисий узел, и, наконец, сам достиг высочайшего пика, с громким то ли рыком, то ли рёвом, наполняя внутреннюю полость своего любовника той самой липкой и вязкой жизненной субстанцией. В этот момент ему казалось, что где-то над головой звёзды наконец сошлись, планеты выстроились в ряд, а сама вселенная на мгновенье замерла, лицезрея феерическое, будто праздничный салют, окончание этого продолжительного и невероятно горячего любовного акта. Из последних сил оставаясь в сознании, Мерфолк медленно, дабы не делать ещё больнее только что кончившему ещё раз лисофею, двинулся назад, аккуратно вытаскивая из его подхвостья сперва узел, а затем и сам девайс, позволяя горячему семени беспрепятственно стекать на такую же белую простыню. Но ему сейчас было на это плевать. Наконец-то позволив Вальхалле опустить на кровать давно затёкшие многострадальные ножки, он мешком обрушился на кровать рядом с ним, и закрыл глаза. Ему потребовалось всего мгновенье, чтобы провалиться во тьму, теряя сознание от усталости и приятного, мягкого и тёплого послеоргазменного спокойствия.