Spikeed

[Spikeed - с нем. - Шипастый] Однажды, некто сравнил Линдеманна с цветком, а если точнее, то с алой розой, лепестки которой сотканы из крови людской, шипы которой темно-бурые, аки тысячи душ, и которая слишком гордая и не преступная, с чем Монах не был согласен; не служи он церкви, он бы действительно мог быть розой, которые у них не растут, и с которой тот старец его сравнил. Но Тилль - не цветок, и уж тем более не не преступная роза, которой ему бы хотелось быть. Такие-как-Линдеманн - по определению не есть центофилия. Однако тот старикашка был не единственным, кто сравнил Монаха с цветком. Тот человек появился в их маленьком и шумном городе неожиданно, никто не знал, откуда он пришел. Его звали Кристианом, и если верить этому странному человеку, то он был из рода Лоренцов, однако Тилль о таких не слышал. А ещё его нельзя было назвать красивым - длинный и угловатый, он был тощ, как замученный преступник, с вечно прищуренными глазами и темными сальными волосами. Но у этого не симпатичного человека были красивые, мутно-голубые глаза, которые смотрят на этот мир с презрением. А ещё он всегда носит темные одежды, будто у него каждодневный траур, и неприятно кривит обескровленные комочки плоти, которые должны считаться губами, будто ненавидит народ, однако всегда здоровается с тем, с кем считает нужным, и даже может завести дежурную беседу с любым человеком но нечего делать, не взирая на пол/возраст/статус. Тилль назвал его с пренебрежением "Freak", считая, что это идеально описывает Лоренца и его сокрытую натуру. [Freak - с нем. - Чудак] Кристиан был вторым, кто назвал его цветком, только он сравнил его с тем шрабом, у которого удалены шипы и стебель переломлен. Он сравнил его не с гордым, а со сломанным растением, которое уже не имеет шанс на восстановление, и своим гордым видом уже никого не порадует. Тогда Монах этому значения не придал, потому что считал Лоренца чудаком, а таким людям это простительно. А ещё он тогда отчего-то не заметил слишком внимательно-сощуренный взгляд. Ещё, Герр дал Монаху презрительное прозвище - "Kurzblume", которое звучит слишком унизительно. [Kurzblume - с нем. - Подрезанный цветок] Тилль много к кому ходил, чтобы выслушить их переживания, и если то были зажиточные люди, то они всегда старались впечатлить своей вычурной роскошью, которая была до обидного тошнотворной, особенно для Монаха, который был к роскоши настроен довольно скептично. А у Лоренца было по другому. Его жилище было темное, с сырыми углами, неприветливое, словно заброшенный дом с демонами; ещё казалось, что это здание изнутри покрылось слоем грязи и пыли, и от того должно было быть отвратительным, что у него получилось - Линдеманн поежился, но всё-таки пошел дальше. "Чудак" и "Подрезанная роза" звучат в их головах одновременно, но несмотря на это, Кристиан все равно протягивает руку, а горячая лапа Монаха пожимает его холодную, словно у выходеца с того света, цаплю (здесь - руку). - И так... - наконец протягивает Тилль, идя за чудаком в промозглую гостиную, которую не помешало бы отопить, - что же именно вы хотите обсудить? - Может ли мертвый полюбить живого? - с напором спрашивает Лоренц, и кладется, щурится сильнее обычного. Тилль сначала удивился вопросу, а потом дал ответ: - Нет, усопший уже не сможет полюбить! - Да? А жаль... Каким-то неоднозначным тоном протянул Кристиан, и достав бутылку буквально из воздуха, разбил ее об голову Монаха, сказав: - А вы не правы, Линдеманн! Я же смог вас полюбить, а значит, каким-бы испорченным цветком вы не были, я сделаю так, чтобы вы мучились со мной долго!.. [Пропавшего Тилля искали долго, а у Лоренца в саду появились чудесные розы, которые на этой земле расти не должны]