Кукла

Наверное, было глупо верить, что жизнь в какой-то момент способна превратиться в сказку. Среди народа давно ходили всякие истории о том, что у каждого человека на самом деле есть половинка, которая предназначена судьбой. “Глупости”— каждый раз думалось Маммон, когда она каждое утро натягивала капюшон на свое лицо, дабы скрыть разноцветные глаза. Для кого-то это было уродством, кто-то был готов прожужжать все уши о том, что у нее есть соулмейт и надо только подождать, когда судьба сведет их. Девушка была не из тех, кто верил в важность судьбы, было куда привычней самой строить свое будущее и держать все под контролем. Уж лучше занять себя работой, создать что-то новое для этого мира, восхищать открытиями, а не тешить себя надеждой о каком-то там человеке, что предназначен. А вдруг этот самый соулмейт давно уже мертв или вообще еще не родился? Маммон лишь тихо хмыкнула, да продолжила работать над новым изобретением, что можно было бы потом продать подороже. Но жизнь — та еще злодейка. Она способна кинуть камень под ноги, да такой, чтобы сломать ноги без возможности вылечиться быстро и продолжить путь дальше по дороге жизни. Маммон ожидала кого угодно на роль своего человека, но явно не его. Бельфегор был самой последней кандидатурой на всем белом свете, кого можно было впустить в свою жизнь. Это чертов ураган, что способен перевернуть все с ног на голову, да так оставить, потому что это весело и выбивалось из общих рамок, что давили на него и не давали вдохнуть жизнь полной грудью. Принц (так он себя называл, хотя был ли он таковым? Ответа не было) часто находился в мастерской девушки, рассматривая все ее изобретения, рассказывая всякие истории и требуя к своей персоне уж слишком много внимания. — Маммон, нельзя же вечно быть такой нелюдимой, — проговаривал блондин, заглядывая поверх плеча на рабочий стол девушки, на котором были разбросаны многочисленные детали. Он взял одну их мелких шестеренок, дабы разглядеть поближе, но тут же получил по руке. Это было предупреждение, но Бела это только веселило. — Уж лучше буду такой, чем подохнуть среди людей, которым на тебя плевать, — тихо пробубнила фиолетоволосая, поправляя свой капюшон, а после наклоняясь поближе к столу, дабы продолжить работу. Они частенько возвращались к этому разговору, но к какому-то общему ответу не приходили. У них разный взгляд на жизнь, разные желания. Они — противоположности. Но, как известно, подобные крайности способны притягиваться. Вот так же и они. Их ничего не связывало, но тянуло друг к другу. Маммон иногда думала о том, что было бы неплохо, будь у него такая же проблема с глазами. Чтобы один глаз имел такой же цвет как у нее. Девушка тихо вздохнула, пальцами скользнув по собственному отражению в зеркале. Как же больно было видеть признак её неполноценности. Ей не шел такой чистый голубой цвет. Он был каким-то невинным. словно вообще придуман кем-то не из этого мира. Маммон поджала губы, со злости ударила кулаком по стеклу. И плевать, что поранила руку, которая будет болеть еще достаточно времени, не позволяя спокойно работать. Девушка не особо обратила внимание на осколки на полу, развернулась и пошла обрабатывать порезы, а после уже и спать. Убраться можно было и утром. Послышался шипящий смех где-то со стороны, но фиолетоволосая не особо обращала внимание, занимаясь своими делами. — А чего зеркало разбито? — поинтересовался принц, повернув немного голову, якобы смотря на свою собеседницу. — Не твоего ума дела, Бельфегор, — спокойно проговорила хозяйка мастерской, по совместительству и квартиры. — Ну как же, а вдруг воры пробрались. Или же есть что скрывать в отражении? — это было каким-то издевательством. Бел будто специально давил на девушку, пытаясь выпытать из нее какую-то важную информацию. И Маммон не выдержала. Последняя ниточка, что держала ее стабильность на месте, оборвалась, давая полную волю эмоциям, которые так старательно скрывались. Девушка сорвалась с места, подошла к Принцу, срывая с себя капюшон. Она открыла тайну, которую хотела унести в могилу. — Посмотри в мои глаза! Оно так и кричит о том, что у меня может был соулмейт. Но я даже не знаю, существует ли такой человек! Жив он? А может быть давно гниет в земле! Поток слов мог бы быть нескончаемым, но ком в горле застрял, не позволяя больше вымолвить что-то. Казалось, слезы из глаз польются по собственной воле. Не хотелось бы показаться перед собеседником плаксой и истеричкой, но уже сорвалась. Обнажила все те мысли, что давно терзали мозг, не позволяя мыслить здраво. Какого-то ответа не последовало. Бельфегор лишь на мгновение приподнял челку с глаз, показывая то, что так давно искалось. А после словно что-то изменилось. Они нашли друг друга. Вернули то, чего не хватало. Цвет глаз и полноценность души. Судьба решила, что их совместная история не должна продлиться долго. Её соулмейт погиб, а девушка ничего не смогла сделать. Упустила жизнь родного человека из рук. Не хватило сил, чтобы удержать. С этого и началось ее безумие. Тьма расползалась по сознанию, окутывая собой все самые приятные моменты, создавая из этого нечто страшное. Сначала Маммон приходилось привыкать к ночным кошмарам, а после подсознание уже и в реальность подкидывало что-то непонятное. Девушка хотела спастись. Неважно как, но лишь бы ее не преследовал призрак воспаленного подсознания. Ответ нашелся достаточно неожиданно, достаточно было научиться чему-то новому. Создание кукол. Когда-то Маммон рассматривала это направление, но почему-то отказалась от него. Теперь же это казалось идеальным решением. — Черт, где же эта чертова смазка, — тихо выругалась девушка, когда под рукой не оказалось нужного бутылька. Тихо выдохнув, Маммон нехотя отвела взгляд от своего творения. Она старалась передать каждую деталь возлюбленного, который покинул этот прогнивший мир, оставив ее наедине с собственным безумием, которое с каждым часом утягивало сильнее в самую тьму. Необходимо было смазать крепления, дабы кукла не сломалась раньше времени. На создание этого творения ушло много времени. Девушка отказалась от какой-либо связи с внешним миром, закрывшись в своей мастерской и тратя все свое время на работу. Кукла была идеальной копией Бельфегора. Даже глаза. Какое же счастье было, когда нашелся подходящий цвет материала. И даже не подумав, заплатила достаточно кругленькую сумму. А раньше бы всячески торговалась, дабы выбить себе скидку. Но кукла не заменит того, кто покинул мир. Холодный материал не способен воссоздать то тепло, которое было, когда они обнимались. Девушка провела осторожно пальцами по ледяной щеке, еле заметно улыбаясь. Можно было вечно представлять себе, что вот еще немного и Бельфегор просто отлипнет от одной точки и повернет голову к ней, да улыбнется своей коронной улыбкой, которая иногда раздражала. Но этого не случалось. Фиолетоволосая лишь тешила собственное безумие, играя по правилам больного рассудка. В последнее время Маммон начала замечать за собой, что даже светлые глаза куклы не радовали. Этот голубой цвет казался вырвиглазным и от него так и несло фальшивостью. Кукла не будет смотреть на нее так, как это делал Бельфегор. Глаза. Девушка заставила себя посмотреть в сторону куклы и подошла к ней. Вместо чистого голубого отвратительный красный. Но как? Маммон же ничего не меняла в ней, даже не думала что-то исправлять, как-то лезть в изначальную задумку. Это были не его глаза. Это был не он. Кто-то другой. Кто-то от кого несет смертью и ужасом. Способный подчинить человека своей воли, да манипулировать им. Почему-то на подобные вещи, Маммон была очень чувствительно и она всегда чувствовала чего можно ожидать от человека. Но был ли это человек? Нет. Не так. Была ли это та самая кукла, на которую было потрачено столько времени и сил, дабы сделать себя хоть чуть-чуть не одинокой? — Кто ты? — спокойно спросила мастерица, смотря в глаза “своего” творения. —Ты сама создала меня, — голос такой чужой и пугающий. Губы растянулись в фирменной улыбке ее возлюбленного, но от нее несло опасностью. — Не смей улыбаться, как он, демон! — голос сорвался в крик. Крик отчаяния, захлестнувшее с головой. Девушка упала на колени без сил, взгляд был направлен в пол. А вот кукла смотрела на нее будто свысока, но на самом деле тянула в самый Ад за собой. Каждый день словно просматривали пленку много раз. Ничего не менялось, Маммон делала постоянно одно и тоже. Словно по чей-то указке. Она была сломлена и этим воспользовались. Взяли над ней контроль, да начали диктовать, как и что делать. Ее это даже “устраивало”, сказать что-то против не было сил. Но в какой-то из вечеров что-то щелкнуло в сознании мастерицы. Ей стало вдруг понятно, что делать и как избавиться от этого проклятья раз и навсегда. Осталось осуществить все в жизнь. — Пойдем прогуляемся? — неожиданно заявила девушке, посмотрев на “творение”, что уже давно жило своей собственной жизнью. Так и не скажешь, что это вообще не человек, а кусок пластика. —Зачем? — вопрос резонный, мало ли кто захочет идти в поздний час гулять на улицу. Немного подумав, “Бельфегор” поднялся с кресла и пошел на улицу. Фиолетоволосая еле заметно улыбнулась и последовала за ним. Дом Маммон был недалеко от обрыва у моря. Подальше от людей, от суеты мирской жизни. Да и то место было ее любимым. Девушка часто приходила на обрыв, чтобы просто посмотреть на море, подумать о своем, забыть вообще о мире. Мастерица тихо вздохнула и остановилась чуть позади демона, что подошел чуть ближе к обрыву. Только он хотел обернуться, как девушка толкнула со всей своей силы его с обрыва, наблюдая за тем, как пластиковое тело летит прямо в бушующее море. Время словно замедлило свой ход и Маммон четко видела, как губы куклы растянулись в той самой безумной улыбке, что была ей так дорога, а глаза вдруг приобрели тот самый чистый голубой цвет, перед тем как море приняло в свои объятия. Для девушки весь мир померк и потерял краски, но музыка, что доносилась эхом из города, напоминала о том, что был самый разгар праздника с тыквами, сладостями и костюмами. Кажется, это был любимый праздник ее возлюбленного.