Снег на губах

      Она плачет, захлебываясь своим горем и слезами. Горько, холодно, жалко себя… Она справлялась и не с таким. Но это сбило ее с ног, утопило её, она чувствовала, что падает и теряет опору, потому что все, что держало её на плаву, сгинуло.       Уже поздно, она сидит в этом сугробе, наверное, минут пятнадцать. Темнота сгущается, но её это не пугает. Ей даже не холодно, она смотрит вдаль, на Хогвартс, а возвращаться не хочется.       Рон с Пэнси.       Она только что застукала их в туалете в «Трёх мётлах». Они целовались. Бесстыже, громко сосались там в кабинке, которую она открыла и стояла несколько секунд, пока слизеринка не заметила её.       «Мне не больно, мне не больно!» — повторяла она, когда бежала из туалета, когда схватила первый попавшийся бокал с огневиски и пила, не чувствуя ничего, когда надевала мантию, когда выскакивала на холодный морозный воздух.       Мне не больно…       Но было больно.       Она хватается за то место, где должно быть сердце. Оно там. Сердце. Прячется в этой груди, которую больше не коснётся большая грубая рука в веснушках на бледной коже. Никогда. Она не позволит.       Новые слезы брызжут из глаз, и она закрывает лицо руками. Гермиона почти кричит, так ей плохо в этот момент. * * *       Он всегда идёт последним. Когда все уходят из «Трёх мётел», он одиноко и медленно возвращается в Хогвартс. Он пьёт так, чтобы не чувствовать, чтобы не видеть никого чётко, чтобы те, кто его бьёт, били пока не кончатся силы, а он все равно не почувствует. Он пьян. Он даже не смог удержать бокал, когда кто-то выхватил его у него из рук и нагло выпил.       Пейте, твари! Я могу отдать вам всё… Могу налить крови, если вам нужна моя кровь. Я могу содрать свою бледную кожу и отдать вам, чтобы вы глумились надо мной ещё жестче.       Драко идёт шатаясь, ветер пробирается под его изодранную мантию. Кто-то уже успел разрезать её по дороге в Хогсмид. Но это мелочи. Сегодня всего лишь три плевка, две подножки, пару заклятий ему в спину.       Трусы! Да, убейте уже меня… Но нет, никто не рискнёт.       Драко видит её. Простая чёрная мантия и магловская синяя шапка натянута до самого носа. Она плачет. Но кто она понять невозможно. Он слышит только громкие всхлипывания и видит, как трясётся большой помпон на её вязаной дурацкой шапке. Он не знает, кто она, и поэтому плюхается рядом. Совсем рядом, задевая её острое колено, обтянутое в джинсу. Её образ расплывается. Сколько он выпил? Чёрт знает… Пока мать оплачивает все его траты, он будет пить столько, сколько захочет.       Девушка в снегу не пошевелилась и не отодвинулась. — Чего ревёшь? — спрашивает он хрипло.       Капюшон на лице. Возможно, она не поймёт, кто рядом с ней, и ответит. Но она молчит, вытирая лицо ладошками. — Молчи… — бормочет он и пьяно смеётся. — Девки приятнее с закрытыми ртами… Прости… — Он фыркает, ему смешно отчего-то. — Конечно, не девки, а девушки… — Что тебе надо? — наконец реагирует она на него. — Я тоже хочу посидеть в снегу… — смеётся он. — Это здорово… — Так садись, но подальше от меня, снега вокруг много… — шепчет девушка.       Он не узнает её голоса. Ему вообще всё равно. Он рад, что кто-то говорит с ним сегодня. Обычно с ним мало кто говорит. В основном кричат или что-то шепчут в спину. Ему не хватает нормального разговора. — Этот сугроб я присмотрел ещё утром. Думаю, я первый его занял. Я положил на него глаз, — спорит Драко лишь бы спорить.       Она раздражённо вздыхает. — Не видела твой глаз… Прости, если я на него села.       Драко задумывается и вдруг смеётся, громко и открыто. Он давно так не смеялся. Ему хорошо, как будто он выпускает из себя что-то тёмное, давящую злость и тупую грусть. — Я бы не прочь, если бы ты сейчас села на мои глаза…       Она фыркает и смеётся вместе с ним. — Извращенец… — Это нормально… Мне было бы даже приятно… — Он понимает, что разговор у них поворачивает в то русло, когда хочется снять капюшон и шапки и забраться друг к другу в глотки языками.       По крайней мере ему хочется этого. У него давно никого не было. — Ты заморозишь задницу… — заботливо вышло до противного, но она сидит тут, как видно, дольше, чем он. А его зад уже немного подмораживает.       Она достаёт платок и громко, совершенно не обращая на него внимания, очищает свой нос. — Как мило… — он кривится, а она смеётся. Ну хотя бы не ревёт. — Не беспокойся, я в тёплых рейтузах, — наконец говорит она с усмешкой. — Рейтузы… — повторяет он, и его пробирает смех: рваный, хриплый, её ответ смешит его. — Рейтузы! Это ж надо придумать словечко!       Они уже хохочут вместе.       Вздернутый розовый нос торчит из-под синей шапки. Драко смотрит на её красные вспухшие от слез губы, растянувшиеся в улыбке, белые зубы сверкают, как луч света в этой кромешной тьме.       Она облизывается, а он оценивает.       Острый подбородок, красивый небольшой рот.       Чёрт… Как же давно он не прикасался к женщине…       Пэнси бросила его, как только его взяли под стражу, ещё весной, и вот конец ноября, и вчера он видел её в объятиях рыжего героя.       Да плевать, это её дело! Не нужна ему сучка, которая бросает, когда всё рушится. Не нужна стерва, которая держалась за него, когда он был на подъёме, когда был окружён уважением и тайной. Эдакий чёрный принц. Чёрт! Какой он принц, полное дерьмо!        Когда все начало рушиться? Может быть, когда он принял метку… С гордостью и благоговением. Или когда согласился убить Дамблдора… Придурок… Или это началось ещё раньше, когда он, как идиот, кичился своей чистой кровью и происхождением… И где эта кровь сейчас? На кулаках тех, кто ловит его в темных коридорах Хогвартса и нещадно колотит. Или в Азкабане… В виде его сломленного отца… Или в больнице Святого Мунго, где мать проходит терапию после нервного срыва…       Всё, что было его гордостью, всё, что он любил и к чему стремился, всё растоптано и порвано в клочья. Он хренов придурок, который остался в итоге ни с чем…       По его щекам бегут слезы. Он всхлипывает. Ему все равно, что она слышит. Кто бы ни была эта девчонка, ему по хрену на то, что она возможно, узнает его и будет ещё одной из тех, кто тыкает в него пальцем, повторяя — слабак, урод, ублюдок, пожиратель…       Она тянет ему свой платок. Драко смотрит на это мокрое недоразумение в цветочек. — Ты серьёзно? — вылетает у него.       Она вдруг фыркает и тихо смеется: — Прости… Да… Я не сообразила… — платок исчезает из поля зрения.       У него есть платок, но он ему не нужен. Он вытирается рукавом. Плевать… Не до манер. — Ты тоже плачешь… — говорит она, как будто он не заметил. — Это дождь… — усмехается Драко. — Почему? — продолжает она. — Я пьяный и мне хреново… — ответ до тошноты правдив, словно он на исповеди, а может стоит сейчас все ей рассказать, а потом уйти, не показав лица? — Мне тоже… Хреново… — вторит она, и её голос срывается. Она откашливается и снова закрывает лицо руками, стонет с прискорбием.       Он тоже так хочет. Застонать… Нет, он хочет заорать…       И он кричит. Вопит, как идиот. Сгоняя диких ворон с ближайших деревьев в Запретном лесу.       Она оборачивается на него и вдруг скалит зубы и тоже кричит.       Вокруг темно, холод дрожит тугим туманом из их ртов. И они кричат с ней.       Идиот и идиотка.       Потом она снова смеётся. Кажется, Драко уже влюбился в её улыбку. Ему сейчас много не надо. Он давно не видел так близко девичьи улыбающиеся губы, и желание поцеловать незнакомку возрастает в тысячи раз. — Что с тобой случилось? — спрашивает она и ёжится: наверное, тёплые рейтузы её больше не спасают. — Я один. Совершенно один в этом мире. — Драко снова не врет. Честным быть хорошо. Слова не надо обдумывать, они просто есть. — А я не хочу быть один, но, видимо, это расплата… — Я тоже одна… — она закусывает свои чёртовы губы, а у него встаёт в штанах.       Если она ещё раз так сделает… — Мои родители далеко… В другой стране… Лучший друг устал от всего и уехал… А тот, кто был моим… — она всхлипывает, но упрямо продолжает: — Он предал меня. Вот и всё.       Её губы трясутся, так не хочется, чтобы она плакала, и Драко перекрывает её всхлипы, своим осипшим от холода голосом: — Мой отец тоже сейчас далёк от меня, он осуждён, мать больна… И всё… У меня никогда и не было друзей… Да и девушка давно отвернулась от меня…       Она усмехается.       Только не кусай свои губы…       Но она делает это, а Драко громко сглатывает. — Ты победил… — говорит она, подытоживая.       Ей весело. Как интересно… — Ах, вот как… — Он качает головой. — Так это был конкурс, кому херовее живётся? Тогда где мой приз…       Её язычок проходится по нижней губе, как будто она раздумывает. А у него давно свело скулы… Эта деваха, кто бы она ни была, притягивает не хуже магловского магнита. Её синяя шапка как будто намекает, что она с Когтеврана… Но он может и ошибиться. Спросить её имя или встать и сбежать? Он косится на её губы. — Как тебя зовут? — решается он. — Синяя шапочка… — хохочет она. — Тогда, как же меня зовут в таком случае? — Она его веселит.       Почему ему с ней так легко. Может, это огневиски… Или он давно не общался с девчонками… А может потому, что она первая, кто заговорил с ним нормально за эти полгода, по-человечески… — Давай, ты будешь… — начинает она задорно и смешно шмыгает носом.       Но их разговор прерывает чей-то смех. Они дружно поворачивают головы, и им хорошо видно парочку идущую из паба.       Пэнси Паркинсон и Рон Уизли. * * *       Гермионе хватает взгляда, чтобы понять, кто сейчас пройдёт мимо неё и непонятного ей незнакомца. Она сжимает кулаки. Сердце колотится, как бешеное.       Только не это, только бы они не увидели её, убитую, в слезах в этом сугробе. Только бы не подумали, что это из-за них. Особенно Рон. Пусть не думает, что она сходит по нему с ума! Всё кончено. Ей хватит от него унижений на всю жизнь.       Там в кабинке туалета он смотрел на неё, но на лице не было и грамма сожаления, а когда Паркинсон с усмешкой кинула: — Что ты пялишься, дверь закрой с той стороны, идиотка!       Он ничего не сказал. Он не бросился к ней просить прощения. Он смотрел на неё, отталкивая взглядом. Как будто молча вторил Пэнси. Гнал её от себя.       Гермиона оглядывается на парня, сидящего рядом. Кто бы он ни был. Он должен ей помочь.       Она, не спрашивая, садится на его колени, лицом к нему и, не снимая капюшона, не зная, кто он, бросается к его губам. Они холодные, но он так горячо выдыхает, словно долго ждал её. Он присасывается к ней, как голодный. Осторожно открывает девичьи губы кончиком языка и касается её зубов, комкает её губы своими, лижет, поедает, нападает. Жадно изучает. Они оба пьяны, и то, что его руки уже у неё под мантией, даже нравится ей. Теперь тепло. Гораздо теплее, чем раньше. Она закрывает глаза и не видит, кто перед ней. Ей все равно, ей просто хорошо. Его поцелуи настолько умелые, дерзкие, что она уже задыхается и ей хочется большего.       Холодные длинные пальцы под кофтой, она закусывает губу, когда он касается её груди. Так холодно и жарко от его прикосновений. Она хватает его за плечи, притягивает ближе. Пусть целует! Глубже! Жарче!       Они слышат крик за спиной: — Стой, Пэнси, это же Гермиона! — А с ней Малфой! — добавляет истеричный голос слизеринской суки. * * *       Малфой отклоняется от неё и снимает капюшон с головы, а Гермиона дёргает шапку назад.       Они смотрят друг на друга осоловелыми глазами. Громко и часто дыша. Пар от их дыхания окутывает их, закрывая от чужих взглядов.       Что делать в такой ситуации они оба не знают, Драко ждёт, что золотая девочка врежет ему, за ней не заржавеет. Но видимо, тот рыжий сделал кое-что похуже. Она смотрит на Драко огромными карими глазищами и шепчет: — Не отталкивай меня, потерпи… — и снова припадает к губам ошеломленного слизеринца.       Оттолкнуть её? Она с ума сошла?       То, что она просит его не отталкивать, срывает с него крышу, она едет, медленно, но верно… Он сходит с ума, когда она охватывает его голову ладонями и целует, ещё жарче, ещё горячее прежнего… Ему кажется, что под ними тает снег… Он хватает её за талию, но какая-то сила оттаскивает девчонку от него, и он чувствует, как сильнейшая боль рассекает его бровь. — Ты, урод, не трожь её! Не смей! — ещё один удар, он падает на снег, ничего не понятно… Белое и чёрное смешалось… К нему добавилось красное… Долбанный цвет Гриффиндора… — Не бей его! — он слышит её крик.       Грейнджер защищает его? Он лежит на снегу и смеётся. Грейнджер кричит, Уизли ей в ответ, Пэнси что-то вякает.       Малфой садится на снегу. Ему надо это увидеть. * * *       Рон бьёт быстро. Гермиона не успевает и вздрогнуть. Хруст костей она уже слышала и не раз. И она думала, что больше никогда не услышит. Но она слышит и ещё, и ещё…       Она подставила Малфоя… — Что ты делаешь, Рон! Отойди от него!       Гермиона кричит, её руки трясутся, когда она достаёт палочку. — Не трогай его! — Ты не можешь… Только не с ним! — орет бывший парень разъяренно.       Да, он зол, и это понятно. Рон ненавидит Малфоя с первого курса. Но от этого ей кажется, что она делает все правильно.       На, получи! Вот тебе за то, что ты сделал со мной сегодня! — А ты с ней можешь?! — орёт Гермиона.       Ей плевать, что эта сука стоит рядом, и что-то там тихо говорит в своей тупой сучьей манере. Издевается над ней.       Рон отходит от Малфоя. — Она не Пожиратель! Она не принимала у себя в доме почётного гостя, который чуть не убил нас всех! Она… — Она бы отдала Гарри не моргнув и глазом! И она была с Малфоем, пока он не упал ниже некуда! — орёт Гермиона в ответ. — Ты с ней, а я с ним! — Если ты так мстишь мне, то это глупо! Я люблю Пенси! А ты? Ты делаешь это назло!       Паркинсон довольно лыбится, а Гермионе хочется прострелить её гнусную морду между глаз. Увидеть дыру в её мозге, если он там имеется. Но она сдерживает себя.       Любит он, значит. Любит… Когда он успел? Неужели, то время, что она приняла за паузу, Рон уже встречался с этой тупицей? Она думала, что он хочет немного подумать, немного тишины, а он…       Это так жестоко… Это гнёт её к земле… Но Гермиона берет себя в руки. Она может. Она выдержит. — Я тоже люблю его. И уже давно… Мы скрывали это… Понятно? — Что?! — кажется, Рон сейчас взорвётся, а ей вдруг становится легче.       Малфой тихонько смеётся, сидя в том самом сугробе, по его лицу течёт кровь, и она плюёт в сторону Рона и его тупой дуры и бежит к Малфою.       Надо залечить его раны. * * *       Её палочка наводит на лице красоту. Драко смешно. Даже эти несколько ударов не протрезвили его.       Рыжий подавлен, Пэнс заботливо уводит его в Хогвартс. Драко облизывает распухшую губу. Он переводит взгляд на Грейнджер. — Значит, тоже любишь? И мы встречаемся? Как хорошо же мы это скрывали, что даже я не заметил… — усмехается он.       Ещё вчера она была так недосягаема…       Единственная девушка в Хогвартсе, кого бы он не посмел никогда тронуть и желать, потому что это невозможно — желать то, что никогда не будет твоим. Как звезда с ночного неба она упала к нему в ладони и вот, сидит рядом, лечит раны и смотрит на него, на его губы, трогает его нос и бровь. В её глазах слезы, но руки тёплые, заботливые, так и хочется потереться о них щекой. Но он не может. Это же всё игра. Когда парочка уйдёт подальше, она оттолкнёт его. — Я сниму воспаление холодом… — она прикладывает снег к губе, но он не морозит.       Слишком жарко после всего, что произошло. Жарко от мысли, что она, Гермиона Грейнджер, касается его. Его гордость давно затоптана сотнями ног, его самоуверенность рядом с ней превращается в ничто, но он поднимает их с самых низов. Ему не нужна её жалость. — Спасибо, Грейнджер… Дальше я сам… — он перехватывает снег из её пальцев, но тот течёт водой по их соединенным в одном движении ладоням.        Слишком горячо, слишком близко… Она просто девчонка… Просто красивая… Внимательная… Доверчивая… Не для него…       Но она садится обратно на его колени. Ближе. И обнимает его. — Придётся тебе побыть моим парнем… Пожалуйста…       Он тает, как этот снег на губах… Так тепло… Она слишком тёплая… — Ты должен спасти меня… — продолжает она. — Ты должен…       Он хочет быть должным ей… Он хочет быть эгоистом, чтобы греться около неё и не чувствовать холод. Неужели он так поступит с ней? — Нет, не будь дурой… — мотает головой. — Ты не знаешь, на что подписываешься… Мсти своему рыжему с кем-нибудь другим…       Она снова смотрит этими большими глазищами, сверкающими как два солнца.       Золотая… — Ты лучшая кандидатура… — она криво улыбается и смотрит на его губы. — Да, лучше некуда…       Он знает, что это значит. Чувствует всеми фибрами души. Эту силу невозможно не почувствовать. Гермиона Грейнджер нашла новое увлечение, новый проект. И это он, даже если он откажется тысячу раз. Он знает, что она упрямая, сильная, волевая… Но она девушка… Значит, и он свое получит… Потому что хочет, он хочет её… Особенно эти губы, которые сейчас неуверенно искривляются в улыбке. А он улыбается ей в ответ и для проформы добавляет: — Грейнджер, я не встречаюсь с девушками, которые носят рейтузы…       Она смеётся, озаряя его улыбкой: — Ну и дурак! Эти девушки здоровее других, особенно там, — она стреляет глазами между их телами вниз, а его дыхание замирает. — Значит ли это, что мне повезёт… И я смогу в этом убедиться? — он пытается иронизировать, хотя его уже во всю колотит. — Какой ты недоверчивый, — смеётся она заливисто, но видя его замерший пытливый взгляд, облизывает губы и говорит очень медленно. — Все возможно в этом волшебном мире…       Нет, глупая, это не мир волшебный… Это ты…       Драко закрывает глаза и пытается принять реальность, поверить в происходящее, а когда её горячие губы ложатся на его холодные вновь, то он понимает, что, кажется, жизнь даёт ему ещё один шанс…