Engel

      В жизни каждого творца наступает такой момент, когда садишься за белый лист и… И ничего. Пустота. В голове ни единой мысли, и только ветер да перекати-поле. Тиллю повезло меньше. Вернее не повезло совсем. Его творческий кризис затянулся уже на добрые полтора месяца. Каждый чёртов день он вставал, завтракал и садился за работу. Каждый чёртов день он делал одно и тоже. Он пытался выдавить из себя хоть строчку, но новой песней здесь и не пахло. Здесь пахло сигаретами… Каждый чёртов день Рихард названивал с расспросами о новой песне, и каждый чёртов день Тилль посылал его на все четыре стороны. Ещё этот гребаный Флаке, который выбил из него обещание не напиваться… Тилль глубоко вздохнул и потёр ладонями лицо. Быть фронтменом группы не так уж просто. Из размышлений Линдеманна выдернул телефон, гудок которого в тишине квартиры, показался таким громким, словно огромный колокол зазвонил бы прямо над ухом.       — Алло, — Тилль нехотя поднял трубку и скривился, услышав голос Круспе.       — Тильхен! — слишком веселый голос гитариста ещё больше раздражал Линдеманна, — Как ты там? Ещё не спился? Как песня?       — Нормально, — коротко ответил фронтмен и повесил трубку.       Разговаривать с этим жизнерадостным ублюдком не хотелось совершенно. Он своей радостью портил солисту всю осеннюю хандру. Однако, песня должна быть написана к понедельнику, а сама она не напишется. Тилль взмолился всем богам, которых знал. Вдохновение все не шло и от этого хотелось выть на луну. Выть на луну? Тилль быстро написал на бумажке фразу и быстро зачеркнул её. Нет, все не то!       — Кто-нибудь, дайте знак! — крикнул Тилль возведя руки к потолку.       Он подождал в такой позе секунд тридцать и, не получив никакого знака, зашвырнул от злости ручку куда-то в коридор. Послышался стук и мужчина, зарычав, поднялся с дивана чтобы пойти и посмотреть, что там упало. Это были ключи.       — А вот и знак, — сказал мужчина сам себе, и мысленно послав Флаке ко всем чертям, отправился развеятся.       Он набросил кожаную куртку, сунул в карман ключи и пачку сигарет и направился в сторону ближайшего бара. В этот день осеннее солнце грело не хуже летнего, а золотистые листья шуршали под ботинками. Прохожие сновали из стороны в сторону, а некоторые тихо переговаривались, удобно устроившись на лавочках под лучами всё того же солнца. Но это было днём. А сейчас людям явил себя вечер, но холоднее от этого не стало. Фонари освещали улицу приятным светом, мимо проезжали машины, нарушая тишину шуршанием шин об асфальт.       Тилль закурил сигарету, дым надолго повисал в воздухе и окутывал солиста словно туман. Линдеманн шёл, рассматривая людей. Вот женщина с собакой, а вот мужчина, задержавшийся на работе. Тилль размышлял над их историями, кто ждёт их дома, какие у них проблемы. Вскоре ему это наскучило. Из-за поворота показалась неоновая вывеска бара «Алиби». В любой другой день Тилль даже не посмотрел в сторону этой забегаловки с самой дурной репутацией, которая только могла быть во всем Берлине, но сегодня Линдеманна будто что-то потянуло туда.       Покрашенная красной краской дверь с табличкой «Круглосуточно» была открыта. Тилль зашёл внутрь и бегло оглядел обстановку. Играла какая-то музыка, из тех, что играют в барах и никогда не запоминаются. И каждый раз ты думаешь, что уже слышал её где-то, но не можешь вспомнить. За столами сидели подозрительные личности. Тилль плюхнулся на высокий стул перед барной стойкой и попросил бармена плеснуть ему виски со льдом. Сейчас его целью было напиться так сильно, каков был его творческий кризис, а это значит очень сильно. Рядом скрипнул стул и Тилль увидел боковым зрением копну курчавых волос. Он повернул голову и уставился на девушку, которая села возле него. На ней была джинсовая куртка с надписью «Punks not dead», надетая поверх толстовки и чёрные узкие джинсы с разорванной коленкой. Пряди её каштановых волос были беспорядочно выкрашены в соломенный блонд. Девушка собрала их в пучок и теперь мужчина смог разглядеть её профиль. Пухлая щечка, аккуратный носик и ужасно длинные ресницы. Тиллю она напомнила одну из тех женщин, что изображали на древних амфорах греки. И хоть профиль её был совсем не греческий, Линдеманн был уверен, что именно так выглядели музы и нимфы, развлекающиеся на пирах бога Диониса вместе с сатирами.       — А я вот всегда задумывалась, — голос девушки вырвал солиста из размышлений о греческих профилях и Дионисе, — если встречаешь известного человека в обычной жизни, надо ли здороваться? Или можно просто пройти мимо, как мы проходим мимо всех остальных «простых смертных»?       Тилль сфокусировал взгляд и осознал, что девушка рассматривает его. В голову солиста закралась мысль, что сейчас его затянет болото её зелёных глаз и быстро отвернулся.       — Я думаю, можно не здороваться, — протянул он и вздрогнул от того, как курчавая засмеялась. Так громко и заливисто… Несмотря на профессию Линдеманна, громких звуков в его жизни было мало, поэтому, резко разрывая тишину, они заставляли вздрагивать и озираться.       Девушка заказала водку. Для Тилля не стало неожиданностью и то, как быстро она осушила три стопки. Его вообще теперь мало что удивляет. Однако, его всегда интересовало, зачем красивые девушки так много пьют.       — Зачем ты это делаешь? — спросил Линдеманн в упор смотря на собеседницу.       — Пью? А почему бы не пить? — улыбнулась она, — Тот, кто при земной жизни добродетелен, после смерти становиться ангелом, но мы не видим ангелов, они одни, им наверное страшно… Они живут, не видя солнечного света, бесконечно далеко от нас. Ангелы цепляются за звезды, чтобы не упасть с неба. Видит Бог, я не хочу быть ангелом, — сказала девушка и закурила сигарету.       — Что ж, тогда наверное, я должен предложить тебе развлечься. Как тебя зовут? — Тилль растянул губы в улыбке и понял, как непривычно ему это делать.       — Называй, как хочешь, что бы развлекаться, моё имя тебе не понадобится, — снова засмеялась курчавая.       — Тогда, будь моей Музой, — усмехнулся Тилль и они ушли из бара под руку.       Берлин красив всегда, но ночью особенно. Тысячи огней освещают его и кажется, будто там всегда день. Девушка шла немного впереди мужчины, кружась и рассматривая витрины и вывески. Тилль же рассматривал девушку. Последняя женщина, с которой он общался была худой, высокой и такой холодной, что ей бы только плавать в виски. Наверное, именно поэтому, эта девчушка, так весело кружащая в свете тысячи огней Берлина, радовала глаз и грела душу. Она пританцовывала, заставляя Тилля следить взглядом за её аппетитными бёдрами, так ловко двигающимися в такт музыки, которая звучала из динамиков, что выставляют магазины, чтобы привлечь покупателей. На центральной улице было шумно, везде гудели машины и голоса людей, но её смех будто заглушал все эти звуки. Девушка неожиданно остановилась, взгляд её широко открытых глаз был прикован к сверкающей вывеске клуба.       — Люююкс, — протянула она в изумлении.       — Хочешь туда? — Тилль спросил просто ради вопроса. Конечно она хотела.       Мужчина схватил свою спутницу за руку и потащил внутрь. Пройдя сурового охранника на фейс-контроле, они погрузились в гул из музыки, криков людей и их топота. Глаза быстро привыкли к типичному для клуба свету. Темнота и неон именно то, что было сейчас нужно. Они протиснулись сквозь толпу и заняли свободный столик. Оставив девушку одну, мужчина отправился за напитками. Курчавую подхватил ритм и она начала двигаться в танце. Незамеченной девушка не осталась и к ней подошёл парень, который казалось и двух слов связать не мог.       — Красотка, — протянул он по слогам, — не хотела бы ты поехать со мной? Хотя, конечно хотела бы, — выговорил он и вцепился в руку девушки.       — Никуда я с тобой не поеду, отвали, — девушка выдернула свою руку и уже хотела развернуться, но её снова схватили.       — Хватит ломаться, сука, я сказал едем, значит едем, — рявкнул парень.       — А я сказал не едем, — Тилль успел как раз вовремя. Он размахнулся и разбил мажору нос.       — С тобой все в порядке? — обратился Линдеманн к своей спутнице.       — Да, вполне, — сказала курчавая, — пошли отсюда.       Девушка потянула мужчину за руку и они вышли из клуба. В помещении было душно и жарко от дыхания разгоряченной толпы, поэтому выйдя на свежий воздух создавалось впечатление, будто ты надолго задержал дыхание, а потом наконец вздохнул. На улице заметно похолодало, теперь, на выдохе, изо рта шёл пар, а по вспотевшей спине пробежал мерзкий холодок. Девушка запахнула куртку и подышала на ладони.       — Замёрзла? — опять этот вопрос ради вопроса, — Иди сюда.       Тилль притянул девушку к себе и зажал её в объятьях. Надо было добираться домой, поэтому мужчина достал телефон и вызвал такси. Приятный женский голос попросил подождать немного, ведь все машины были заняты. Тилль закатил глаза, чем очень рассмешил свою Музу, но делать было нечего и пришлось ждать, все равно спешить им некуда, у них впереди ещё целая ночь.       Такси приехало через тридцать минут. За это время мужчина и девушка успели обсудить казалось бы все на свете. Начиная от любимой музыки и заканчивая безответственностью и бессовестностью администрации города, да и всех политиков в целом. Но вот серебристая карета с надписью «Uber» и приветливым кучером восточной национальности подана. Тилль открыл дверь перед девушкой, а следом и сам ввалился в машину. Девушка смотрела в окно, облокотившись головой о плечо своего спутника, таксист что-то рассказывал с певучим восточным акцентом, но его быстрая речь ушла на второй план и Тилль погрузился в раздумья. Его снова захлестнули мысли о ненаписанной песне и бренности бытия, о серости жизни и о том, что в ней всё же бывают яркие проблески. Его размышления прервали как раз на том моменте, когда Линдеманн пришёл к выводу, что ради таких редких ярких моментов стоит жить. Водитель сообщил, что поездка окончена.       Во дворе как всегда горели два фонаря, а третий так и стоял разбитый. Мужчина и девушка зашли в дом и вызвали лифт.       — О чем ты задумался в такси? — Тилль дернулся от голоса спутницы и столкнулся с ней взглядом. Опять эти глаза затягивали в свой омут. Ну и пусть, Линдеманну этого и хотелось.       — Я думал о песне, которую должен написать к понедельнику, — грустно улыбнулся он, — но сейчас это не важно. Девушка пожала плечами и они зашли в лифт.       — Четвёртый этаж, — безэмоциональный голос лифта озвучил этаж и серые двери разъехались в стороны.       Дверь в квартиру Тилля была направо от лифта. Будучи чёрной, она сразу выделялись среди остальных светло-серых. Тилль пропустил девушку вперёд.       — Тебе принести выпить? — Линдеманн уже было направился в сторону кухни, но девушка остановила его.       — Я хочу это запомнить, — улыбнулась она и коснулась губами губ Тилля.       Мужчина уже и забыл эти ощущения. Или никогда и не испытывал? Такого нежного и тёплого поцелуя он не получал даже от бывшей жены. Эти губы напрочь выбили из головы Тилля все оставшиеся мысли и теперь осталось только желание и страсть.       Сильные руки сжали мягкие бедра. Тилль легко поднял девушку и, занеся её в комнату, уложил на кровать. Одежда стала ненужным элементом, поэтому отправилась в неизвестном направлении. Девушка изгибалась навстречу горячим губам, которые оставляли каждый последующий поцелуй все ниже. Стоны девушки разжигали в груди мужчины пламя, выжигающее весь разум и все человеческое, оставляя лишь животные инстинкты. Позы сменялись и приносили все больше удовольствия, пока в глазах не засверкали искры.       Тилль свалился на кровать, сгребая девушку в охапку и прижимая к своей широкой груди. Он снова взглянул в её зелёные глаза и наконец-то утонул в них. Мужчина быстро погрузился в сон, спокойный и без кошмаров. Впервые за последние несколько месяцев. Девушка провела ладонью по щеке солиста и улыбнулась.       — Что ж, Тилль, тебе была нужна муза, ты её получил, — тихо шепнула девушка, — ещё ни с одним творцом я не проводила время так хорошо, надеюсь, я смогу тебе помочь, — девушка коснулась губами лба мужчины и исчезла.       Утром, только открыв глаза, Линдеманн схватился за ручку. Вот оно! Наконец-то Тилль поймал мысль за хвост и теперь не отпустит. Он быстро водил ручкой по листу, черкал, останавливался и снова писал. Песня была готова. Он вылетел из кровати, наспех оделся и схватив ключи выбежал из квартиры. На ходу набирая номер Круспе, он уселся в машину.       Через сорок минут собрались все члены группы и смотрели на Линдеманна прожигающими взглядами.       — Я написал, — воскликнул солист и положил свернутый вчетверо листок перед музыкантами.       Рихард развернул бумажку и стал читать, с каждой строчкой все больше хмуря брови. Закончив, он недоуменно посмотрел на Тилля.       — И ты написал это сегодня за двадцать минут? — по лицу и тону гитариста нельзя было понять ровным счётом ничего.       — Да, — с неуверенностью ответил фронтмен.       — Черт возьми, Тильхен! Они живут, не видя солнечного света, бесконечно далеко от нас? Они цепляются за звёзды, чтобы не упасть с неба? Где ты вообще это взял? Видит бог, я не хочу быть ангелом? — лицо Круспе просто сияло, когда он зачитывал строчки, и теперь Тилль был уверен, что не зря старался, — Это же просто великолепно! Это станет хитом! — восклицал гитарист под одобрительные возгласы других музыкантов.       Решено было немедленно подбирать музыку и репетировать. Время за работой пролетело незаметно, наступил вечер. Музыканты договорились о встрече через два дня, попрощались и разошлись. Тилль вышел из студии и закурил. Настроение было прекрасное, на душе наконец-то царил покой. На плечо опустилась рука, Линдеманн обернулся и увидел Кристиана.       — Что же на тебя нашло? — спросил Флаке, — так долго не мог и строчки из себя выдавить, а тут справился за двадцать минут.       — Просто, муза принесла вдохновение, — улыбнулся солист, — может, пойдём выпьем? За новую песню?       — Это можно, — улыбнулся клавишник и они, болтая обо всем на свете, отправились в ближайший бар.