See you again.

      Легкая вибрация, словно тысяча и тысячи электрических разрядов, заставляла холодные вытянутые пальцы без конца ощупывать обжигающе горячие щёки, размазывая ими странные влажные капли, непроизвольно скатывающиеся из глаз, задерживающиеся на ресницах крупными росинками, он сам еще до конца не мог разобраться, что это было. Нервно вздрагивая от каждого вздоха изнывающего от невыносимо сильной боли парня, пробирающей до основания костей, неуклюже путался в собственных смоляных волосах, спадающих на его изуродованную шею, пачкающихся в крови мужчины. «Так не должно быть. Ты сильнее меня, почему не справился?» — внутренний голос надоедливо проедал сознание, словно назойливая муха, всё никак не унимаясь, — «Твои раны слишком глубокие, я не смогу.. я не смогу помочь тебе, Хисока.» Оглушительным взрывом с лёгкой подачи Охотника сорвался еще один снаряд, явно нацеленный в сторону Золдиков. Это начинало ужасно злить. Этот непрекращающийся звук сражения начинал утомлять.. нет, скорее звук поражения брата, не справившегося с натиском атаки, донельзя выводил из себя Иллуми. Полуприкрытые позолоченно-медовые глаза непроизвольно закатывались под обратную сторону век, смыкаясь длинными угольными ресницами. По-настоящему ужасное чувство. Хочется кричать, неправда ли? Крепко стиснув челюсть, он продолжил безуспешные попытки поиска спасения, всё больше дезориентируясь в пространстве из-за потока подступивших слёз: — Мороу, соберись. Хисока сладко улыбался. Как всегда. Как обычно. Ему просто нравился этот вид — то, как парень выглядит сверху. Он ни разу в жизни его не наблюдал, поэтому ухмылялся тому, что хотя бы напоследок сможет насладиться. Время замедлилось, словно потеряло счёт. Темноволосому нужно было придумать, найти, изобрести способ и не дать умереть тому, кем он дорожит больше всего на свете, но вместо этого он позволил своим чувствам вырваться наружу: сдавленно крича от беспомощности, закрывая лицо ладонями, опустился на колени. Крик осипшего горла звучал тихо и почти неразличимо на фоне треска электрических разрядов и взрывов, встряхивающих почву. Мысль о том, что жизнь для него продолжится, приободряла Иллу, одновременно разбивая вдребезги — в ней больше не будет Хисоки. Хисоки Мороу больше не будет. «— Эй, Иллу-сан, слышишь меня? — загадочно ухмыляясь, он навис над спящим юношей, почти прикасаясь губами к плотно сомкнутым тонким губам напротив. Лениво распахнув ресницы, проморгался, чтобы убедиться в том, что его собственные глаза не подводят: — Хотел бы не слышать. — приподнявшись на локтях, томно протянул юноша Резко хватая за подбородок указательным и большим пальцами, притянул ближе к себе, насмешливо приподнимая бровь: — Гад. — обжигающе горячо обрывисто задышал в лицо, с нескрываемым удовольствием прильнув к губам Золдика. Нахмурив высоко посаженные брови, попытался чуть оттолкнуть настырного Охотника в грудь, в результате смирившись и поддавшись течению событий, тихо смеясь в губы. Вплетая пальцы в растрепавшиеся после сна темно-малиновые волосы, потянул мужчину на себя, второй рукой несдержанно притягивая за воротник домашней футболки. Вся одежда Хисоки пахла сладковатой клубничной жвачкой, перемешанной с карамелью и мятой, была мягкой и свободной для Иллуми, немного меньшего по габаритам. В отличие от уже изрядно приевшегося одного и того же кондиционера с запахом сосны и утреннего тумана семьи Золдиков, запах парня был настолько ярким и насыщенным, что заставлял зажмуриваться, когда тот неожиданно наполнял комнату, внезапно подкрадываясь сзади. От резко нахлынувшего чувства влюбленности в картёжника, длинноволосый оторвался от губ с привкусом свежесваренного кофе, не в силах сдержать широкую улыбку, закрывая лицо руками, стесняясь показать ее пассии. — Хе-ей~… — тепло прошептал парень, носом утыкаясь в тыльную сторону ладоней, пытаясь не рассмеяться от вида смущенного Иллу, — Открой ладошки, Черновласка~ Взгляду открылись бездонно-черные глаза с выразительными длинными угольными ресницами, так непривычно сощуренные в улыбке вожделения, что тот опешил, бегая прищуренными щёлками по лицу, наслаждаясь выточенными чертами скул и челюсти, бледно-рябиновыми губами, сомкнутыми в полуулыбке и почти идеальным прямым носиком. — Мороу.. нет.. Хисока Мороу. — парень набрался решительности, чтобы назвать его так официально, делая, казалось, самое серьезное заявление в его жизни, но стесненность перед озадаченно-ожидающим взором вскоре выветрила былую уверенность, — Я.. я л-л.. — но его его губ коснулся теплый большой палец, которым мужчина пару раз провел туда-сюда, не давая закончить. — Я давно это знаю. — его немного опухшие от поцелуев и частых прикусываний зубами Золдика губы растянулись в ухмылке, словно он ждал этого момента и все знал наперед. Помолчав пару секунд, вдоволь налюбовавшись любимым личиком, продолжил: — Ты впервые назвал меня так. Носик смешно задергался, прежде чем по комнате разлился звонкий искренний смех, и Киллер отвернулся в сторону, чтобы застенчиво заглушить его холодеющими мраморными пальцами.» Душащие воспоминания стиснули грудь, словно в железных тисках, преграждая путь к кислороду, удавкой обхватив гортань. Словно не веря происходящему, он вновь посмотрел в потускневшие измученные глаза, стремящиеся навсегда сомкнуться, непроизвольно закатываясь под верхнее веко. Больно терять, кого любишь, правда, Иллуми? Ты не должен был так сильно привязаться, но теперь уже поздно. Врасплох заставшее чувство отчаяния накрыло до сих пор отрешенного от внешних переживаний юношу так сильно, что тот протяжно сипло закричал, крепко сожмуривая глаза: — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, не оставляй меня, Хисока!.. Умирающий слабо ласково ухмыльнулся уголками губ, не в силах произнести и слова, чтобы что-то возразить Золдику: он и вправду медленно погибал прямо в эту минуту, должно быть, заставляя внутренности темноволосого прямо сейчас разбиваться на крупные осколки, болезненно втыкающиеся в легкие изнутри, мешая вдохнуть. Даже понимая, сквозь какую жестокую пытку проходит парень, он молча устало хлопал ресницами, не собираясь ставить под сомнения его слова. От истошного крика брата потемнело в глазах, перепуганной птицей сердце забилось где-то в висках, Киллуа отшатнулся, вытирая кровавый след с почерневшей кожи плеча, обернувшись в сторону сильно израненного бывшего противника. Стиснув зубы, сдержал подступивший комок в горле, концентрируясь на почти обезумевших атаках. Боль нестерпимо скапливалась внутри, не в силах выплеснуться наружу, объятиями смерти прижимая обмякшего Золдика к холодной земле. Глубокие черные пятна, время от времени мелькающе плавающие перед глазами мешали сконцентрироваться и уже наконец предпринять хотя бы маленький шаг к спасению. Смотря на раны близко лежащей ладони Хисоки: содрав в кровь нежную кожу, сухожилия выступили наружу вместе с проблесками едва видимых мягких хрящей, глаза сами непроизвольно наполнялись слезами сожаления, ненависти к себе и к этому блядскому миру, в котором в итоге этим бы всё и закончилось. Аккуратно обхватив запястье пальцами, Иллу прислонил с трудом уцелевшую тыльную сторону ладони к измазанной в пыльной гари щеке, потираясь о нее, словно котёнок. Резко зажмурившись от приятных прикосновений, прикусил костяшку собственного большого пальца, быстро-быстро хлопая длинными влажными ресницами, чтобы Мороу не услышал его невыносимых страданий, постепенно парализующих тело, сдержав вскрик. С трудом пребывая в сознании, чуть повернул голову в его сторону, внимательно вглядываясь в заплаканные тёмные глаза, мысленно радуясь, что в его последних воспоминаниях будут именно они. Сквозь боль сломанной плечевой кости, картёжник положил ладонь, пальцами устало вплетаясь во всё такие же гладкие угольно-смоляные волосы, улыбаясь медово-золотистыми глазами, в действительности переливающихся, как настоящий тягучий мёд, затягивая в липкий водоворот — в отличие от глаз Иллуми, скорее затягивающих в беспросветный омут страха. Золдик осмелился вновь попросить, облизав высохшие потрескавшиеся губы кончиком влажного языка: — Н-нет.. Не уходи. — в ответ на это тот только привычно ухмыльнулся, — Прошу..— его разумом завладела апатия, жгучая, разъедающая изнутри, прежде не знакомое до этого момента чувство, доводящее до асфиксии. «Мужчина шутливо-угрожающе навис над худощавым телом, руками упираясь о бетонную шершавую стену, рваное дыхание доносилось сбивчивыми сиплыми вздохами, заводя еще больше, чем прежде. Он смотрел без прежнего страха, уже с каким-то просяще-ноющим желанием, сводя тонкие брови и прикусывая уже припухшую нижнюю губу. Указательным пальцем очертив граненую челюсть, ласково провёл по месту укуса, ныряя внутрь, почти сразу нащупывая податливый теплый язык. По мраморной коже пробежала волна мурашек, настолько близкая тактильная связь все больше срывала Охотнику крышу: словно зверь, загнавший добычу в угол, он нетерпеливо толкнулся пахом вперед, упираясь между бёдер, бесцеремонно стягивая явно лишнюю одежду с торса Иллуми, открывая взору хорошо сложенные мышцы рельефного пресса, покрывшиеся слоем влаги от непродолжительного боя. Красноволосый хитро облизнулся, сощуривая золотистые глазки, потягивая его ближе, ухватившись за поясницу, губами прижавшись к выступающим ключицам. Звонко причмокнув, отодвинул растрепавшиеся темные пряди волос, заправляя их за ушко возлюбленного. Иллу нахмурился, пару секунд бегая взглядом по лицу, нахально хватая за подбородок мужчину, притягивая в поцелуй — незапланированно долгий и тягучий, как карамель. Золдик несмело проталкивался языком внутрь, а Мороу оставалось только послушно следовать за темпом, отвечая на поцелуй тихими стонами на вдохе. Неохотно отпустив, парень отвернулся, стирая с губ избытки слюны, чтобы обдумать то непривычное чувство внутри — легко порхающее где-то под диафрагмой, птицей бьющееся в грудной клетке, мешающее ясно мыслить. Не дав ни секунды расслабиться, картёжник возмущенно прильнул к губам снова, вызывая мягкую улыбку убийцы прямо в нежные, просящие большего губы партнера. Опешив такому неожиданному проявлению чувств, язык немного сбавил обороты, теперь нежно очерчивая острые грани белоснежных зубов, отчего неподдельно-искренний, такой редкий смех вырвался наружу. Запустив пальцы в пепельные волосы, сильной рукой он обвил изящную тонкую шею, вдавливая предельно близко в поцелуй. Приятно разливающееся топленым шоколадом чувство никак не могло отпустить, он влюблялся заново, влюблялся еще сильнее прямо в эту секунду, когда парень был готов принять все его эмоции, желания, которые не принимали окружающие. Длинноволосый высоко подпрыгнул, ногами обхватывая изнывающие от вожделения бедра, ближе прижимаясь к выступающему бугорку, удержавшись за мускулистые плечи, не расплетая языков. Хисока заботливо придержал тело за спину, от неожиданности чуть пошатываясь назад, впечатав Иллуми обратно к стене, слегка оцарапывая любимую кожу о зернистую поверхность, вызвав тихий раздраженный скулеж. Разорвав сплетение губ, Мороу успокаивающе прошипел, поглаживая парня по разведенным в стороны ягодицам крепкой рукой, дразняще сжимая и скользя пальцами в ложбинку, пытаясь протолкнуться сквозь ткань одежды, отчего Киллер несдержанно мычал, сомкнув длинные ресницы: — Прошу. Улыбнувшись ямочкой на щеке, залитой ярким электрическим светом, сочащимся сквозь неплотно сомкнутые жалюзи на окне гостиничного номера, он переспросил: — Просишь что? ~ Если этот наглый шут продолжит делать вид, что не замечает его желание, которое уже невозможно было сдержать или стерпеть, то Золдик точно возненавидит его заново точно так же, как и полюбил: — Прошу.. быстрее. Решив больше не томить партнера, сорвал с него боксеры, стянув через грациозно вскинутые кверху ноги, откидывая в сторону, тут же зацеловывая кости таза, вырисовывая липким влажным языком причудливые узоры на коже, вызвав поток шумных вздохов, скатывающихся в протяжные умоляющие стоны. Тягучая капля прозрачной слюны неспешно аккуратно приземлилась на край возбужденной плоти Мороу, резко скатившего парня вниз по стене, вновь болезненно шоркая лопатками о негладкое покрытие. Войдя в неподготовленного Иллуми, сдавленно замычал, столкнувшись с нерастянутыми, но такими приятно обжигающе-горячими промокшими изнутри мышцами и захлебывающимся стоном сладкого бархатистого голоса. Руки невольно попытались оттолкнуть парня в грудь, но Охотник только рассмеялся, успокаивающе зацеловывая вытянутые длинные пальчики, медленно и нежно насаживая парня глубже, останавливаясь от каждого движения брови, боясь навредить своему любимому. Наконец, когда Киллер понемногу стал привыкать к ощущениям, картёжник осторожно перехватил его, придерживая за поясницу, случайно-резко войдя полностью. Прогнувшись в лопатках, он с трудом удержался, судорожно хватаясь за плечи, откидывая голову назад, отчего пепельные гладкие вихры повисли под собственной тяжестью, свободно развеваясь из стороны в сторону от каждого толчка. — Х-хисока.. — мужчина внимательно обвёл взглядом обмякшую в наслаждении пассию, отчаянно простанывающей его имя, уже не в силах контролировать нарастающий, все ускоряющийся темп. Иллуми просяще сжимался внутри, вынуждая стать еще резче, быстрее, жестче, вдолбиться в хрупкий пах до потери пульса, совершенно безцеремонно впечатав в стену. Он заботливо очерчивал грани бедер мозолистыми пальцами, прежде чем абсолютно потеряв контроль, заполнить пространство бурными стонами, смешавшимися с рваным сбивчивым дыханием и шлепками взмокшей кожи живота о ягодицы. — Хи..со.. ка. — после каждого слога следовал громкий вскрик окончания, подступившего внизу живота, излившегося на рельефные мышцы полупрозрачной вязкой жидкостью, к которому присоединился Мороу спустя несколько секунд забвенного шептания губами Иллу имени Охотника, полностью заполнив пространство внутри. — Я.. — замявшись на секунду, попытался внятно сформулировать мысли, шумно сглатывая скопившийся ком слюны, двигая выпирающим кадыком вверх-вниз, — люблю тебя, Золдик. В порыве нахлынувших из ниоткуда чувств, тот прижался к возлюбленному, носом утыкаясь в плечо, словно слепой кутёнок, обнимая худощавыми руками за спину, пальцами впиваясь в мягкую кожу, насквозь пропахшую сладким ароматом жвачки и приторно сладким, перемешанным с мятой, запахом шоколада. Родное тело заставляло почувствовать себя наконец-то дома, юноша наконец чувствовал, что может остаться открытым до конца и полностью. Он с удовольствием вытягивал руку, разглядывая серебристо-платинового цвета колечко на безымянном пальце, словно они и вправду теперь мужья, тут же пряча ее в темно-малиновые вихры волос, разочарованно выдыхая от осознания того, что у них никогда не получится воплотить это в жизнь. — Обещай мне, что наш брачный договор никогда не придет в исполнение. — тихо усмехнувшись своим словам, темноволосый прекрасно понимал, что рано или поздно это непременно случится и в конце концов разобьет его, как вазу из хрусталя — невосстановимо и безвозвратно. Мороу с усилием сжал челюсть, мелко задрожав внутри от одной мысли о смерти Иллу. — Я не позволю тебя убить, потому что ты еще должен лишить жизни меня. — попытался перевести всё в шутку, но даже эти слова прозвучали как-то слишком правдиво. Невыключенный в спешке телевизор отсветами мелькал в бездонных черно-нефритовых радужках, почти неслышно транслируя странную шумную ругань, перебиваемую гармоничным глубоким голосом музыканта, с нескрываемым удовольствием поочередно отбивающего бой на струнах гавайской гитары. Иллуми нежно мурлыкал словам медовым сладко тягучим бархатом, потираясь щекой о сильные мышцы шеи, закрывая уставшие глаза. Носом зарываясь в растрепавшиеся угольные волосы, тепло рассмеялся, набирая полную грудь запаха Золдика, так быстро ставшим запахом дома, в который хотелось возвращаться, чтобы снова почувствовать размеренное течение реки жизни. — Люблю. — Золдик кротко произнес почти неразличимым в окружающем шуме сонным шёпотом, обмякая в мускулистых руках, сомкнув налившиеся тяжелым свинцом веки. Заботливо проводя по волосам, блестящим на рассеянном свету нагревшегося старого светильника, стоящего на хлипкой ножке в самом углу комнаты, перехватил истощенного юношу, аккуратно приземляя спящую макушку на кровать, пару секунд задумчиво прикусывая нижнюю губу, просто наслаждаясь видом изящного худощавого тела. Осторожно присел рядом, вслушиваясь в по-прежнему играющую приятную мелодию на фоне, едва касающейся его ушей, почему-то так громко пульсирующей в груди. Пальцами тщательно стёр остатки липкой полупрозрачной тягучей жидкости с живота любимого парня, успокаивающе скользя по груди, словно убаюкивая маленького ребенка.» Не в силах больше держать открытыми веки, болезненно-криво улыбнулся ямочкой на щеке, измученно смыкая ресницы: — Увидимся, Иллуми. Грудь, переставшая вздыматься, обмякшие ослабнувшие пальцы, плотно сомкнутые прежде искусанные Золдиком губы — было страшно поверить в то, что это конец. Иллу боязливо дотронулся до холодеющей кожи щеки, стирая размазавшуюся бирюзово-голубую краску, кончиком подушечки пальца подводя померкнувшую фигурку слезы. Даже осознав, что лежит в обнимку с уже неживым Охотником, он продолжал вжиматься в еще немного теплую прежде сильную грудь, носом зарываясь в складки шеи, захлебываясь в апатичном немом крике осипшего горла и собственных, неостановимо стекающих по щекам слёзах. — Конечно… — помедлил, словно не веря сказанному, — разумеется, увидимся, Хи-со-ка. — пришлось разделить слово рваными всхлипами дрожащих связок, чтобы не задохнуться от удавки чувств, неожиданно обвившей тонкую шею. Гулкий дребезжащий звон хрусталя, рассекающейся о пол вазы, разрезал барабанные перепонки оглушительным ударом, Иллуми свернулся калачиком, вдыхая исчезающий аромат безопасности, все больше выветривающийся из одежды Мороу, чтобы не слышать этот раздражающий звук окружающего мира, убившего единственного по-настоящему дорогого ему человека.