Ненависть

      Старший брат по уши влюблён в местный секс-символ. Учиха Мадара. По нему сохнет почти весь поток, большая часть состоящая из размалёванных девиц.       Почти каждый божий день Хаширама неустанно болтает о своём друге. Заливает приторно-сладкий мёд в уши и Тобираму уже блевать тянет. Порывается иногда засунуть в глотку наглаженный галстук и накрахмаленную рубашку, но вовремя останавливается. Затыкает одним словом и тут же поясняет: — Я ненавижу твоего обожаемого Учиху.       Хаширама понимающе кивает и переключается буквально за доли секунд. Щебечет о чём-то другом, а Тобирама лишь морщится. Разбитый недавно нос ноет, рана на переносице скрыта под пластырем.       Старший брат ничему не удивляется. Опять подрался с Мадарой. Этим двоим дай волю покинуть стены учебного заведения и уже катаются по земле, стараясь придушить друг друга на почве мелкой ссоры. Толкнули друг друга в коридоре, а может, как сегодня, Тобирама плюнул жвачку в гриву Мадаре.       Их ненависть вспыхивает моментально, но так же быстро гаснет. Стоит наставить друг другу синяков.       По вечерам младший Сенджу исчезает после сделанных домашних дел. Отмахивается и бурчит про важную встречу. Почти каждый день. Вот уже в течение пары месяцев встречается с несуществующим другом или девушкой. Хаширама пытался выяснить, но быстро сдался, столкнувшись со стеной холода и раздражения. Больше не лез.       А для Тобирамы это уже, будто ритуал. Приходить поздно вечером в гости. Иногда приносить с собой пару банок пива и закуски, но лишь дважды до них дошло дело.       Даже звонить не приходится. Дверь открывается, словно его ждали. Так и есть. Встречает сам хозяин — его разбитые губы болезненно растягиваются в ухмылке, зажившие корочки трескаются и кровоточат. — Ну, заходи, — довольно произносит Мадара и гость молчаливой тенью проходит в коридор.       Сенджу нарочито медленно стягивает ветровку и скидывает тяжёлые кроссовки. Нетерпеливый рык и воздух раскаляется растущим раздражением.       Учиха никогда не сдерживается. Его пальцы грубые и ужасно горячие — сдавливают болезненно. До мелких синяков. Ведёт себя, как животное. Утробно рычит, кусается до красных отметин, тут же зализывает влажным языком.       А Тобирама тает под грубыми ласками. Нереально возбуждается до болезненной тесноты, громко и пошло стонет до закладывания ушей. Отвечает так же не нежно — впивается зубами в шею, хватает пальцами жёсткие длинные волосы и дёргает.       Одежда летит к чертям, чудом уцелев в порыве животной страсти. Сегодня у них на столе. Времени много не теряют.       Мадара прижимает к столешнице, заламывает руки за спину. Долго не церемонится с растяжкой, примерно знающий, когда можно. — Ненавижу тебя, Сенджу, — жарко и довольно шепчет на ухо, сжимает в кулаке охапку светлых волос Тобирамы.       И входит. Резко. Глубоко. На всю длину. Выбивает из лёгких воздух и перед глазами цветные звёзды. Ноги подкашиваются и лишь благодаря опоре всё ещё стоит.       Тобирама прогибается в спине, беззвучно открывает рот, жадно хватает ртом воздух.       Учиха беспощаден. Не даёт передышки и безжалостно, но со вкусом трахает. Так, как нравится Сенджу и Учихе, безусловно.       Ярость, страсть, дикое желание смешиваются, образуя ядерный взрывчатый коктейль. И сколько бы ни пил — всегда не хватает. Самый настоящий наркотик.       Жар не спадает и Сенджу лежит на диване. Полуголый с застывшим семенем на животе. Руки и ноги предательски дрожат, но чертовски хорошо и сладкая истома растекается по крови.       Кажется, в порыве бурного секса Мадара шипел про жвачку и обрезанные волосы. Плевать. А потом последовали жгучие шлепки по ягодицам. Кожа всё ёще пульсирует. — Эй, Сенджу. — Чего тебе, Учиха? — Держи.       Какой заботливый. Тёмный гипоаллергенный пластырь для нежной кожи Тобирамы. Чтобы скрыть очередными кусками липкой ленты укусы и засосы. А в ответ — молчание. Сенджу не намерен благодарить ненавистного Учиху.

***

      Хаширама не спрашивает брата ни о чем, лишь несколько секунд хмуро смотрит на шею и лицо. Чертов Учиха цапнул за щеку.       Пока они идут на учёбу — старший Сенджу вновь в красках расписывает горячего и красивого Мадару. Останавливается на половине пути. Глаза светятся, а загорелое лицо покрывается ярким краснеющим румянцем. — Я обязательно завоюю сердце Мадары! — воодушевлённо сообщает Хаширама.       Тобирама, потягивая через трубочку кофе (после вчерашнего вечера губы болят от поцелуев и укусов), скептически смотрит на бесполезный позитив старшего брата. Так и хочется ляпнуть «Ну, удачи».