Закрывая глаза

Дождь всё не прекращался ещё с самого утра. Шёл то сильнее, то мельче, но не прекращался ни на секунду. Будто на зло заставлял задуматься о куда более душевном, чем желании есть. Или даже разговаривать. — Мой друг. Вы сегодня удивительно молчаливы. Что-то случилось? — в этом доме его голос никогда не срывается на крик, да даже просто не становится громче как обычно от эмоций. Он лишь смотрит на хмурую спину своего друга. — Нет, Франц… Впрочем случилось, но не сегодня. Однако и сделать я ничего с этим не могу. — вздох. Антонио даже не притронулся к своей чашке чая. Розенберг медленно подходит к нему. Кладёт руку на плечо Антонио и чувствует как он напряжён. Капельмейстер смотрит в широкое окно. На улице уже настоящий ливень. — Прошу вас, расскажите мне. В конце концов вы меня не просто так позвали к себе сегодня? — чуть сжимает руку. — Боюсь тогда мне станет только хуже. — А может лучше. Вы не можете знать наперёд, Антонио. Прошу вас. Капельмейстер колеблется. Он не планировал, не хотел этим делиться ни с кем. Но всё равно почему-то позвал к себе друга. Будучи в таком состоянии. Медленно поворачивает голову и смотрит на гостя. В его глазах неуверенность, даже некий испуг. — Меня волнует дождь. Сегодня. Сейчас. — Не замечал за вами подобного раньше. — убирает руку с его плеча, на накрашенном лице видно сомнение и вопрос. — В этом и проблема мой дорогой друг. Раньше. — снова переводит взгляд на окно. Францу всё больше хочется привычно постучать пальцами по рукояти трости, но она к сожалению осталась аккуратно стоять возле кресла. Чай уже остывает. — А что же теперь? — его одолевают сомнения, но граф уже догадывается к чему ведёт этот диалог. — Я боюсь… Боюсь как бы Он не промок. Он ведь никогда не носит с собой зонт, даже если дождь с самого утра льёт как из ведра. — губы капельмейстера дрогнули. — Ох. Ни один диалог более не может обойтись без этого выскочки Моцарта? — качает головой. — И почему вы так за него переживаете? Сердце неприятно колет. Ревность самое неприятное чувство если его запустить внутрь себя. Позволить ему впиться своими корнями в вашем сердце и продолжать всё больше расти. Буквально вытесняя из грудной клетки все остальные чувства. Франц считает непростительным, позволить себе дать ему взрости. Ведь это бесполезно, а ранее и вовсе беспочвенно. Но этот взгляд, глубоких шоколадных и таких терпких глаз. У Сальери они даже смотрят всегда по особенному, кажется что они видят тебя насквозь, там, у самого сердца. — Я не знаю мой друг. И это меня пугает ещё больше. Не могу перестать думать о нём, не на секунду. — Вы боитесь потому что уже знаете, никак не наоборот Антонио. — теперь и он сам не смотрит на собеседника, лишь на дождь. — Он вам не безразличен. –… — вздох. — Прошу. Давайте вернёмся за стол. Иначе чай остынет совсем и перестанет иметь хоть какую-то крупицу своего вкуса. Они садятся на места, друг на против друга. Но не пересекаются и мимолётным взглядом. Гремит гром. Звук что разрушает тишину во время первого их молчаливого чаепития. Так проходит пол часа. А кажется будто гораздо больше. — Возможно вы правы. Но мне не легче. — И что вы планируете с этим делать? — пустая чашка звенит от сжимающих её пальцев. — А что посоветовали бы вы мне? Франц. — смотрит ему в глаза, а в голосе столько неподдельного отчаяния. — Если вы его правда любите. — закрывает глаза, он не может сейчас смотреть на него. Так больно. — То к сожалению я ничем вам не смогу помочь. Внутри всё смешалось. Он никогда не надеялся ни на что, думал это просто невозможно. Чтобы Антонио влюбился в мужчину, коллегу, вообще в кого либо. За столько лет это казалось уже почти невозможным. И самым болезненным. Но сейчас ещё хуже. Когда понимаешь что все шансы были, но нет. Не в тебя. В того кого ты ненавидишь больше всех из знакомых. Что может быть ещё обиднее и смешнее? — Франц. — голос звучит совсем близко. Композитор как обычно бесшумно встал и подошёл к нему. — Люблю. Но не хочу любить. Иначе это чувство уничтожит меня изнутри. Я не могу любить этого ангела. — Тогда. — смотрит пристально на него. — Полюбите кого-то другого, Антонио. Того кого вы можете любить. И тот кто полюбит вас. Сальери вздыхает. Уводит свой взгляд снова на окно. Кажется дождь заканчивается. Делает несколько шагов к нему. — Франц. — его голос так тих. — Можно мне вас о кое чём попросить? — Конечно, мой друг. — уже встал с своего места и снова стоит рядом. — Поцелуйте меня. Кап. Кап. Дождь закончился. Пальцы Розенберга нежно вплетены в волосы Антонио. Это прикосновение губ к другим губам столь нерешительное, постепенно перерастает в глубокий и долгий поцелуй. Францу кажется что в комнате так тепло не из-за камина. Руки любимого композитора обнимающие его в ответ куда теплее любого огня. Они не обжигают как языки пламени, лишь дарят тепло. Как солнце, самое тёплое, когда ты после холодной зимы чувствуешь полной грудью весну. И им обоим не хочется разрывать это чувство. Лишь через время алые губы графа отстраняются он нежных капельмейстера. — Вы не боитесь? — Нет, Франц. — его взгляд полон того же тепла что и он сам. — Вас я не боюсь. — Тогда любите меня мой друг. И я излечу вас от этой боязни дождя. — кладёт руку на его щёку и нежно гладит. Антонио закрывая глаза целует его ладонь. Ему правда уже не страшно. Никогда не было так спокойно. Он уже любит это чувство. — Спасибо. Я так и сделаю дорогой. И его губы снова касаются чужих. За окном виднеется заходящее солнце. Первые лучи за сегодня. Но уже такие тёплые сердцу.