Помнишь?

      В моей жизни все было отлично, до тех пор, пока ты не объявилась. Вся такая яркая, ненормальная, чудна́я. Повзрослевшая. Я не просила тебя возвращаться. Ты не должна была этого делать.       Зачем, Макс, зачем ты вернулась? Зачем пришла в тот осенний день в класс, как будто вечно там училась. Веселая, со своим дурацким фотоаппаратом через плечо, и со своими вечными веснушками. Я помню, как ты уселась на стул прямо передо мной, облокотившись на его спинку, как улыбалась мне и шептала извинения за свое отсутствие. Но мне не нужно этого, Макс, никогда не было нужно. У меня все было хорошо. Я просто жила. После смерти отца, я стала такой спокойной, больше не было сил на приключения и забавы. Но ты пришла и разрушила всю мою складную жизнь.       Я так старательно не пропускала ни одного занятия в школе, ты знаешь, как сложно было делать это, когда у тебя температура под сорок? Я была очень хороша в этом. Была. Потому что пришла ты и забрала у меня мою жизнь.       Тогда ты слишком долго извинялась, помнишь, как после школы в тот первый день мы пошли до моего дома, ты решила меня проводить. Сначала ты была безумной, рассказывала мне истории про наркотики, которые успела перепробовать, а я шла и как дурочка хлопала глазами. Я ведь так была рада тебя видеть, эту странную девчонку, которая уехала и исчезла. Я шла тогда медленно со своим розовым рюкзаком за спиной, а ты зачем-то хотела идти все быстрее и быстрее. Макс, почему ты стала такой активной? Что за странный движок ты вживила себе под кожу в Сиэтле? Ты улыбалась во весь рот, прыгала по ступеням лестницы академии, кружилась на месте. Ты много курила. Я помню твои немного слезящиеся глаза в тот момент, как безэмоционально ты делала затяжку, а потом смотрела на меня, и твои глаза блестели от влаги. Это дым тебя так разъедал, или ты все еще не разучилась плакать?       Я помню, как мы пришли ко мне, а мама тебя не узнала. Маленькая девочка в огромной клетчатой куртке с кольцом в носу и татуировками на руках. Я-то узнала тебя сразу, Макс. Ты могла даже стоять ко мне спиной, я все равно бы узнала тебя из миллиона, я всегда буду тебя узнавать, ты знаешь…       У меня же никого не было, Макс, совсем никого. Мама и отчим - вот моя семья. Ты, конечно, тоже моя семья, ты даже больше. Но и тебя не было. Мне не было плохо, вовсе нет. Просто, я была одна. А потом пришла ты и подсела ко мне. И это все изменило. Ты рассказывала, лежа у меня на кровати и куря свои чертовы сигареты, как ты копила деньги все эти годы для поступления в мою академию, как ты связалась не с той компанией, как какие-то отморозки поимели тебя. Ты светилась, рассказывая это, я-то точно помню твою улыбку, я помню улыбку и этот ослепительный блеск в глазах, снова от дыма, а?       Ты не захотела уходить в ту ночь, ты, не спрашивая ни о чем, стянула с себя всю одежду и забралась под мое одеяло. А я осталась стоять полностью одетая, собирая твои шмотки с пола и красиво складывая их в стопку. А помнишь, как тебя взбесило это, и ты резко вскочила, схватила одежду и кинула ее вверх, чтоб она снова разбросалась по полу. Я помню, Макс, я помню. Я легла к тебе. Ведь в детстве мы делали так, правда? Мне же это не причудилось, мои воспоминания еще верны?       И ты тогда прижалась ко мне сильно-сильно, я чувствовала твою кожу, всю такую гладкую и теплую, а твои ноги, твои пальцы они были холодные, как лед. А потом ты отчего-то заплакала, утыкаясь мне в шею, а я тупо гладила тебя по голове. Откуда слезы, Макс, дыма же нет?       Утром ты не отпускала меня в школу. Ты обхватила меня и руками и ногами, я так хотела встать, я сползла с кровати, а ты упала на пол вместе со мной. И я никуда не пошла.       А потом ты не хотела уходить жить в общежитие, ты плакала у меня на плече каждую ночь. А моя мама бесилась, по секрету, она стала тебя недолюбливать. Я не могу ее винить, она не привыкла видеть такое поведение в своем доме.       А помнишь, как ты смеялась, увидев мою награду за международный конкурс по естествознанию, как долго ты валялась, схватившись за живот, а потом встала и серьезно так обняла меня, снова извиняясь.       Этот твой слезный период быстро прошел, потом ты светилась от счастья. Не знаю как ты, а я вот прекрасно помню, как ты кинула в меня баскетбольный мяч на площадке, знаешь же, что я не спортивная. Он больно меня ударил, я тогда уставилась на тебя со злостью, а ты снова рассмеялась, подбегая и толкая меня обеими руками в грудь.       Когда на уроке информатики ты увидела мои очки для компьютера, ты, не говоря ни слова, увезла меня на своей полуразвалившейся тачке до ближайшей оптики и под своим пристальным контролем выбрала мне линзы. А что было дальше? Ты сломала мои очки пополам и выкинула их в урну, почему я позволяла тебе это делать, Макс? Почему я готова была тебе позволить сделать что угодно еще раз и еще раз?       Ты постоянно пропадала, я не знаю куда, у тебя была другая жизнь, однажды ты пришла ко мне под окно пьяная и начала выкрикивать мое имя, твое «Хлоя» разбудило весь проспект. Я вышла к тебе, как я могла не выйти? Мама и отчим потом на неделю оставили меня без телефона, а тебе было так насрать, что ты отдала мне свой. В ту ночь мы пошли на пирс, он был таким холодным хоть и деревянным, ты снова прижалась ко мне, как будто искала спасение, а потом уселась, скрестив ноги, и взяла мою ладонь в свою, приказывая закрыть глаза. Я, конечно, закрыла, ты достала маркер из своей сумки и написала что-то на моей руке, запретив читать, пока я не вернусь домой. В твоих снова блестящих глазах переливалась луна, а твои волосы искрились в ее сиянии. Помню, как ты собралась прыгать в воду с разбега, а я кинулась на тебя, не позволяя это сделать. И странно, но ты тогда осталась со мной. А потом ты снова ушла, к кому ты уходила, Макс, в ту ночь?       Я точно помню свою руку, как я несла ее зажатую в кулаке, боясь расслабить кисть, чтоб случайно не подсмотреть, ты же запретила. Я-то привыкла жить по правилам. Только когда я легла в кровать, я разжала кулак, там было написано, что ты любишь меня, Макс. Ты помнишь, как это написала?       На следующий день ты ввязалась в какую-то заваруху, я так робко вышла на задний двор школы посмотреть, что происходит. Помню тебя, как ты резво шагала к парковке с разбитой губой, а потом заметила меня и засмеялась, вытирая кровь пальцами, боже, Макс, я так люблю, когда ты смеешься. Ты делаешь это всегда. Делай это всегда. Потом я подслушала, что ты дралась из-за меня, но зачем, Макс, я же привыкла, у меня все было отлично, Макс, правда.       А когда стало холодно, Макс, ты помнишь, как мы грелись? Как ты выдернула меня из класса, заставляя быстро перебирать ногами, помнишь, как ты затащила нас в туалет и закрылась там? Я помню, Макс, я все помню. Ты набросилась на меня так отчаянно, что я не успела даже ничего обдумать, я помню твои руки на своей шее, как ты кусала мою нижнюю губу, притягивая меня к себе. Помню, как я поскользнулась на мокрой плитке и чуть не растянулась.       Зачем ты делала это, Макс, у меня же все было замечательно. Особенно не понятно зачем мы поехали по дороге прямо из города, ты опять ни о чем не спрашивала. Ты везла нас куда-то на юг, а потом помнишь, как Дэвид нас забирал с пыльной обочины, а твоя развалюха уехала на эвакуаторе? Помню, когда мы только заглохли ты даже не заорала ничего, ты так тихонько ненормально улыбнулась и выбежала из машины, конечно же открывая мою дверь и утаскивая меня за собой. Ты побежала по полю с ромашками, твои каштановые волосы тряслись, а твои джинсовые шорты так плотно облегали ноги. Потом ты закружилась и упала в цветы, я даже потеряла тебя из виду ненадолго, ты же такая маленькая, Макс, а когда я подошла, ты лежала со своей этой улыбкой до ушей и так очаровательно подмигивала мне. Твой металлический шарик на языке перекатывался по моим губам, я помню это, помню твой язык на вкус, других не помню, других не существовало, только твой. Он был со вкусом непонимания, Макс.       Почему вообще ты стала так любить бегать, ты постоянно это делала. Увезла нас на какую-то ярмарку с кучей аттракционов и побежала по дорожке. Ты так часто оборачивалась, я боялась что ты споткнешься, но у тебя повсюду глаза, Макс. Твои кеды так мягко перепрыгивали с места на место, ты вечно называла меня неуклюжей за то, что я такая вытянутая и нерасторопная, но я не привыкла бегать, Макс, я привыкла быть дома, меня все устраивало.       Но ты так сильно схватила меня за ладонь, что пришлось бежать с тобой, я видела только кучи неоновых огней, Макс, твое лицо с блестками на нем сияло в их лучах. Ты была обрамлена красным и розовым. Твоя улыбка, Макс, такая живая… как кто-то вообще может та́к улыбаться? Ты затащила меня прямо на центр фестивальной площади, там было так много людей, а ты все смеялась, обвивалась вокруг меня, висла на моей шее, запрыгивая сзади, а потом остановилась и прижалась своим лбом к моему, у тебя такая колючая челка, ты знаешь? Мы стояли так минут десять, пока вокруг суетились люди, ты смотрела своими круглыми глазами в мои и больно-больно сжимала мои пальцы, а что я могла сделать, я терпела и глупо улыбалась. А ты в тот момент не улыбалась вообще, не похоже на тебя. А потом прогремели выстрелы, помнишь, как мы подняли головы, а это запустили фейерверки, такие голубо-фиолетовые, они делали ночь еще ярче и тебя еще ярче, в твоих глазах теперь были все огни разом, мелкие точки вспыхивавшие, а затем затухавшие.       Ты даже не досмотрела салют, просто толкнула меня в бок, а я ведь еще не успела посмотреть на небо, я только-только заканчивала с твоими глазами. Но ты снова была в действии, мы вбежали в пустой шатер с зеркалами, там были сотни зеркальных стен, и ты, бросив мою руку, ускользнула в эти лабиринты. Я так долго там ходила, Макс, в поисках тебя, и нашла в восьмиугольной зеркальной комнате, тебя еще никогда не было так много. Твое отражение выглядело грустным, но, когда ты повернулась ко мне лицом, твои губы снова разошлись по сторонам, обнажая белые зубки с выпирающими острыми клыками, ты так и не поставила брекеты, да? Но мне нравятся твои зубки, ты как маленькая акула, особенно они мне нравятся, когда ты кусаешь ими меня, как тогда. Ты так впечатала меня в стенку, что зеркало пошатнулось, и стены лабиринта сложились одна за другой.       Ты смеялась еще звонче, чем когда-либо. В тысячах осколков тебя стало больше, чем когда-либо.       И вот тут мы обе побежали. Ты это помнишь? Я хорошо помню, как мы потом сидели в полицейском участке, взявшись за руки, ты не хотела отпустить меня ни на секунду и постоянно улыбалась, я нервничала и трясла ногой. А потом мама забрала меня, а ты осталась там еще на пару дней.       Помнишь, как мы встретились, когда ты вышла, ты закружила меня так сильно тогда, что мы вполне могли бы врезаться в стеклянную дверь полицейского участка и так же разбить ее. Уверена, ты бы не расстроилась, если бы так случилось.       Когда нам вручали аттестаты, ты пришла в таком коротком топе, что тебя не пустили на сцену для вручения, ты тогда так смешно скорчила рожицу, что я чуть не рассмеялась при всех. Ты ждала меня на парковке, сидя на капоте чужой машины, качая тонкими ногами и мило улыбаясь.        А помнишь, как я собиралась поступить в университет на восточном побережье, и ты, узнав это, бросилась ко мне в объятия с поздравлениями, говоря, что поедешь со мной? Ага, я тоже не помню, Макс.       Помню, как ты зашла ко мне в комнату с маленькой сумкой через плечо, скромно так поцеловала в губы, прикладывая ладошки к моим щекам, чуть сдавливая их. Отошла к двери, а потом быстро обернулась с искрящейся улыбкой и вышла.       А больше, Макс, я не помню ничего.