Обезболивающие таблетки

      Мне раньше никогда не было так холодно.       И здесь дело вовсе не в температуре воздуха, как было бы вполне логично подумать изначально. Все гораздо сложнее. Это не тот холод, который привык ощущать каждый человек ближе к зиме, когда погода стремительно, но вполне предсказуемо меняется, не желая оставаться всегда теплой и приветливой. Это вовсе не похоже на то ощущение, когда, забывшись, выходишь на улицу в ноябре без куртки, сильно жалеешь об этом и, практически трясясь, не в состоянии перестать бесмысленно стучать зубами, словно это хоть как-то помогает согреться, спешишь зайти обратно в помещение.       Это не тот холод, который ощущаешь каждой клеточкой своей кожи, когда неожиданно начинается дождь. Ведь иногда бывает так: ты выходишь из дома утром, когда небо чистое, на нем нет ни облачка, но погода, так любящая подшутить над людьми и рушить их планы, резко меняется. Сначала дождь еле капает, но затем усиливается, нарастает, в итоге он бьет по асфальту с такой силой, что больное воображение подкидывает в голову мысль о том, что эти капли вот-вот пробьют асфальт так, словно он — бумажное полотенце.       Это не тот холод, который пожелаешь кому-нибудь когда-либо почувствовать. Это холод в душе. Чуть ли не в самом сердце.       Это то щемящее чувство, когда ты стоишь у окна и наблюдаешь за тем, как продолжается жизнь. Без тебя. Тебе кажется, словно ты выбыл из игры. Словно все свои «жизни» ты уже истратил и не можешь вернуться. В такие моменты не хочется делать ничего, но назвать это ленью — то же самое, что назвать немецкую овчарку маленьким котеночком.       В такие моменты тебе кажется, словно что-то внутри тебя умерло. Бесследно исчезло. Словно кто-то, такой ужасный, бессовестный человек, украл твое стремление к лучшей жизни. И у тебя ничего не осталось. Ты пуст как смятая чьим-то ботинком банка дешевого пива из ближайшего круглосуточного магазина, небрежно валяющаяся рядом с мусорным баком. Но при этом тебя нельзя сравнить с чистым листом бумаги, на котором можно начертить что-то новое, что-то хорошее; все карандаши поломаны на мелкие кусочки. Поломаны тобою самим. Собственно, ты и являешься тем самым ужасным, бессовестным человеком, совершившим эти ужасные деяния; какая ирония.       И ты, конечно, можешь попытаться склеить противным скотчем кусочки карандашей, но ты скорее просто перепачкаешься, запутаешься в скотче или вообще умудришься словить занозу в палец. Потому что это бесполезно. Было бы иначе, если бы у тебя был хоть один грамм желания действительно сделать это; ты не сможешь справиться с этим если просто будешь делать, чтобы делать. Делать, потому что это «правильно», не откланяется от кем-то придуманной нормы. Ни черта у тебя не получится без должной мотивации.       Но где ее взять, когда ты почти полностью уверен, что все просрано? Что все, — туши свет, бросай гранату, — бесполезно? Ты — бесполезный кусок дерьма, отравляющий воздух углекислым газом в процессе дыхания. Какого черта вообще стараться то тогда?       Это тупик.       И кажется, из него нет выхода. Кажется, словно ты сидишь в комнате, в которой нет ни окон, ни дверей. Одни лишь голые стены, потолок и бетонный, холодный пол. Неприятно пахнет сыростью.       И кажется, что реально нет смысла даже пытаться поменять что-то. Словно ты лежишь в гробу и слышишь, как в его крышку забивают гвозди. Это ж насколько надо себя запустить, чтобы, услышав этот звук, улыбнуться? Я бы улыбнулся.       Я правда не знаю, каким поистине сверхчеловеком надо быть, чтобы самому, своими силами, выкарабкаться из этого грязного, противного болота. А ведь такие люди есть, и этот факт вызывает неподдельное восхищение ими. И в голову лезут мысли… «А если бы…       «А если бы я тоже так смог? — вдруг задумываешься ты. — Как бы было хорошо»… Но, не стоит забывать, кто ты есть. Лучше даже и не мечтать.       И что делать, раз все так плохо? Раз нет смысла жить дальше? Надо просто… И не стоит тут вспоминать о какой-то там морали! «Смерть — не выход». Дебильнее не придумаешь. Это поможет прекратить эти «мучения»? Да! Тогда почему же не выход то? Правда, много еще чего хорошего прекратиться, если ты умрешь, но, подумаешь, мелочи. Это все как мелкий шрифт в договоре об очень заманчивой сделке с дьяволом — он никого не волнует.       И вот ты уже думаешь, что готов пожать руку «чуваку с рогами» и поставить свою красивую подпись в специально отведенное под это место, как вдруг все разворачивается на сто восемьдесят градусов и ты видишь его. Невольно проводишь аналогию: «если по одну сторону от меня дьявол, ожидающий моего ответа, то сейчас я, очевидно, смотою на ангела?». И, похоже, так оно и есть.       Он такой идиот, пожалуй, еще больший, чем я. Раньше мне казалось, что таких попросту не существует, но это чудо свалилось ко мне на голову как первый снег. Так же неожиданно. И он тот еще идиот, честно.       Фрэнк перевелся к нам из другой школы и словно с первого своего появления в этом не один раз проклятом мною здании мысленно поставил на мне галочку. А потом сразу же поспешил нарушить мое почти идеальное одиночество. Он влез в мою жизнь, в первую очередь порвал так и не подписанный мною договор, а потом начал разбирать комнату без окон и без дверей по кирпичикам и поштучно выдергивать по гвоздю в день из крышки моего красивого гроба, словно на зло мне.       Он как обезболивающее в таблетках для меня. Сильнодействующее, вызывающее привыкание.       — Доброе утро, Джерард! — кричит он, завалившись в мою комнату за одну минуту до того, как прозвенит будильник. А я теперь хочу убить его, а не себя. И когда механизм начинает звонко трещать, он лишь усмехается, а я кидаю в него подушку, так и не открыв глаза, из-за чего, конечно, не попадаю в цель.       Мне раньше никогда не было так тепло, как сейчас в его объятиях. Они такие короткие обычно. А я бы обнимал его всю свою жизнь, если у меня только бы была возможность воплотить эту заветную мечту в реальность.       Моя жизнь преобразилась за последние полгода. Об этом может сказать каждый, кто знает меня. Я даже рад этому немного, но…       Я бережно храню все кирпичи, которые Фрэнк так долго разбирал. Я всегда ношу с собой все кривые гвозди, которые он так старательно доставал из гроба. Ведь кто знает…       Кто знает, что будет, когда пачка с обезболивающими таблетками закончится?