Октябрь в Нулогорске

«Всё есть грибница». Марьяша несколько неприязненно смотрела на эти слова, написанные чётким уверенным почерком. – Такое ощущение, будто я где-то это слышала, – наконец сказала она. – Ты это говорила. Вчера, – майор Андреева выглядела немного невыспавшейся, слегка помятой и уставшей, но по мнению радиоведущей, это лишь добавляло шарма образу. Привычный комплимент сформировался в слова, но так и не оказался озвученным, в итоге неуверенно повиснув где-то рядом в воздухе. – Да быть того не может, – как-то почти устало отозвалась Марьяша, заглядывая в свою чашку чая. Пусто. Только несколько чаинок складывались в причудливый узор. В гаданиях по чаю она никогда сильна не была, вечно забывала, что означают те или иные зловещие символы. – Сама говорила, что мне доверяешь. – Я сейчас так, образно, – отодвинув от себя чашку, Марьяша побарабанила пальцами по столу, сцепила их в замок и подняла серьёзный взгляд на собеседницу. – Я не понимаю, почему только сейчас. Елизавета вскинула бровь, так и замерев с чашкой кофе на полпути к губам. – Только сейчас? Ты знала об этом раньше? – Нет, – решительно мотнула головой радиоведущая. – Но я чувствую, что это было и раньше, точнее, что было всегда, ещё до того, как что-то другое было. Как ни странно, Елизавета вполне поняла. – И как бы ты оценила масштабы? – Всюду. И нигде, – Марьяша откинулась на спинку стула. – Но зачем надо было об этом говорить? Ещё и в эфире? – Тебе должно быть виднее, нет? – Эм. У меня плохое зрение. Всё же иногда понять бессменный голос города было не очень-то легко. – Они искали красно-рыжие шляпки меж палых листьев? – тихо спросила Марьяша, когда они уже сели в машину. Елизавета скосилась на неё с недоверием: эту фразу она вспомнила только сейчас, а в спешном «конспекте» написала что-то гораздо короче. – Они взяли образцы, – аккуратно поправила она. – Недалеко от урожайной зоны сыроежек. Грибница связана со всем городом? Вопрос она нарочно задала, не меняя тона, без паузы, чтобы поймать Марьяшу без секунд на подготовку. И это сработало. – Всё бесконечно связано, всё нисходит к ней, – выпалила Марьяша и тут же ойкнула, прикусив губу. – Ммм. Это было лишнее. – Ой ли. А чего ещё «лишнего» я не знаю, что мне стоило бы знать? Взгляд радиоведущей был каким-то уязвлённым. Вопрос, похоже, попал в точку – и Елизавета не остановилась. – «Всем нам стоит спросить у нашей дорогой администрации: почему от нас скрывают истинные причины?» – процитировала она с дотошной точностью эфир двухнедельной давности. – Складывается впечатление, что кое-кому эти истинные причины хорошо известны. Что насчёт инфополя? Профессиональной всесведущести? Марьяша выглядела так, словно сейчас начнёт паниковать. За эти полгода знакомства такое Елизавета видела не раз: обычно невозмутимая радиоведущая иной раз умудрялась впасть в глубокую панику по совершенно пустячным поводам. Что ж, хороший признак, значит, пока ещё не всё так плохо... Или всё? – А что насчёт блоков чёрной цензуры в моём инфополе? – глухо спросила она, и Елизавета готова была поклясться, что Марьяша не размыкала губ. – Вопросы безопасности? Ни единого ответа ни на пресс-конференции, ни после. А вот это уже был плохой признак. Марьяша не паниковала. Наоборот, её живые черты замерли в каменной маске спокойствия, а пронзительный, немигающий взгляд буквально прожигал насквозь. – Многие знания – многие печали, – Елизавета отвернулась, заводя машину. До радиостанции они доехали молча, и всю дорогу она чувствовала на себе этот жутковатый взгляд. – «Мы умираем во тьме, чтобы вы могли жить в свете», – процитировала Марьяша немного неточно и открыла дверь. Наверное, надо было что-то ответить. Но майор Андреева просто проводила её взглядом, пока она не скрылась в здании, развернула машину и на приличной скорости рванула прочь.

***

Инфополе. Ясный, безупречный голос радиоведущей разливался по комнате, создавая эффект присутствия. Грибница. Ощущение присутствия, навязчивое и настырное, преследовавшее с самого первого дня, сегодня было особенно ярким. Чёртов город. Елизавета открыла сводку по «расходникам» – статистика была внушительной и не очень-то хорошей. И никаких следов. И больше всего беспокоил даже не Дворец Культуры и не загадочный лес за Кельмицей, и не добрый десяток других абсолютно невообразимых мест приветливого северного городка. И даже не грибница. Самый большой повод для беспокойства не «сожрал» ни одного «расходника». Более того: этот повод обеспечивал немало полезной информации. И по делу, и бытовой. Обеспечивал отличную компанию за чаем и сериалами, за прогулками по набережной и на городских событиях. Озвучивал с равной абсолютной невозмутимостью официальные новости, неофициальные догадки и цветистые комплименты. Возможно, сейчас стоило бы испытывать хотя бы опасение, не говоря уж о тени страха. Елизавета отчётливо видела, что перед ней загадка, которая, вероятно, не имеет отгадки вовсе. Или имеет их тысячу тысяч. Но это никогда не было поводом к отступлению.