— Хей, Найт! Ты чего опять совсем один?
Черноволосая девушка с такими же тёмными крыльями мягко приземлилась на траву, аккуратно поправив на плечах одежду. Практически бесшумно преодолев небольшое расстояние до одинокой фигуры посреди леса, она вдруг замерла, ища голубыми глазами что-то, будто бы чего-то не хватало.
Виндблейд. Камианка. Такая шумная, яркая, живая… Кажется, её пылающая алым огнём энергия совсем не вписывается в эти темно-зеленые тона мрачного бора.
Мужчина, что потерялся на этом фоне где-то в тени, совсем недалеко от обрыва, медленно обернулся к гостье и едва заметно улыбнулся, чуть сверкнув изумрудными глазами.
— Нечего мне делать в городе. Там слишком шумно для меня.
— До сих пор боишься людей?
Он недовольно дёрнулся, сжав кулаки до скрипа: когти на руках впились в ладони.
Голубая капля незаметно сползла в траву.
— Эй, эй! Не надо так с собой! Извини, я слишком прямолинейная в последнее время… Побереги хоть руки, ты ведь слишком… Хрупкий…
Найтскрим ничего на это не ответил, сделав несколько шагов в сторону.
Несколько лучей уходящего солнца в последний раз выскользнули из-под тучи и пропали, уступая бесконечно серому цвету пасмурного неба. Собиралась гроза.
— …Это никого не волновало много лет. Не думаю, что что-то изменится сейчас. Я пойду, пожалуй. Не буду тебе мешать.
Девушка обеспокоенно вздрогнула, после чего вдруг схватила его за руку.
Мертвецки ледяную и бледную руку.
Тот вырвал её из теплых ладошек практически сразу же.
— Найт, послушай, ты… Ты никому не мешаешь. Всё-таки это ты первый сюда пришёл. Просто ты всегда один с тех пор, как закончилась эта война, и… За тебя переживают многие ребята. А я — в их числе, и самая первая. Пожалуйста, не игнорируй это, я ведь помочь хочу… Ты совсем за собой не следишь… Так и погибнуть не долго…
Бывший десептикон только отшатнулся ещё сильнее прежнего, будто бы обороняясь.
Холодало.
— Одним забытым больше, одним меньше. Я уже давно не чувствую себя живым. Меня создали в качестве оружия. Поэтому моя гибель ничем не будет приметна. Как и исчезновение.
Он двинулся в сторону чащи леса, уходя от Винд и её попытки снова наладить хоть какой-то контакт с ним.
И его можно было понять.
От каждого его действия требовали идеального исполнения, и все ожидали, что он будет
другим. В первый же день его жизни была уничтожена всякая воля, он был вынужден подстроиться. Его сломали, превратили в хамелеона. Уничтожили. А он просто не успел окрепнуть, не успел почувствовать эту жизнь… Утонул в этом чёрном холоде, после чего его вдруг выбросили, словно собаку, и потребовали, чтобы он вдруг начал жить, как другие. Весело и счастливо.
Только вот никто не учел, что боязнь людей, ошибок и касаний наряду с сотней психических проблем и патологиями зрения сведут его жизнь к пустоте.
Он был готов умереть в любую секунду.
— Хей, Найтскрим… Ты ведь тоже крылатый, верно? Почему ты не летаешь?
Прежде чем Виндблейд произнесла это, внезапно оказавшись прямо перед его лицом, прошло несколько минут.
Девушка пыталась придумать, как хоть ненадолго отвлечь своего друга, и…
У неё появилась идея.
— Привычки имеют свойство надолго врезаться в память. За любой несанкционированный взлёт… Ломались крылья. И единственная поныне ассоциация с небом — это страх.
— Для любого крылатого существа небо — это жизнь.
Имея за спиной свои собственные крылья, Виндблейд знала, о чём говорила.
Нужно было перебить этот страх, чтобы сделать то, что она умела лучше всего — вывести из этой черноты назад к свету.
— В таком случае мне проще исчезнуть, чтобы не нарушать эту статистику.
…Её уже ничто не остановит.
— Ну, тогда и мне стоит «исчезнуть», а?
Без какого-либо предупреждения, она сорвалась в бег, направляясь прямо к обрыву.
Найт опешил, не ожидая этого, и попытался её остановить, но даже хриплый окрик «что ты делаешь?!» растворился в вихре ветра.
Шаг, шаг, шаг — и прыжок…
Она специально сложила крылья за спиной, падая камнем вниз. Он ринулся за ней; испуганный и дерганный взгляд вниз…
И он тоже прыгнул.
Ночное беззвездное небо — к тому времени было уже достаточно темно — широкой гладью распростерлось где-то над головой, он потерял весь кислород. Нужно было дышать, а лёгкие словно бы схлопнулись.
Паника — его накрыла дрожь, и на автомате предчувствуя боль, сикер всё-таки расправил свои два крыла; все мысли о страхах отошли куда-то на третий план, перед ним была только цель спасти.
Он ненавидел смерть, если она касалась не его. Тем более, если она связана с теми, кто был к нему хоть немного добр.
Винд успела увидеть только серую рябь с зелёными пятнами, прежде чем рассмеялась и перевернулась в воздухе, взмыв вверх, к облакам.
— Ты с ума сошла?!
— Сначала догони, а потом уже кричи! Или хочешь, чтобы я всё-таки рухнула вниз?
Вывернувшись в штопор, камианка устремилась к воде под обрывом — там возвышались каменные шпили над морем, и, снова переживая за мрачный исход сей истории, сикер погнался за ней, забыв о том, что боялся вообще хоть чего-то.
Обогнув несколько шпилей, Винд нырнула в самое сердце леса — не того мрачного ужаса наверху, а в светлый сосновый бор, что растянулся внизу…
Он — за ней. Неуклюже, всё ещё пытаясь привыкнуть к полёту (а он не летал уже несколько лет), но с мастерством, присущим опытным воинам.
Способность к полёту нельзя просто отнять.
— Это всё, на что ты способна?
В какой-то момент в нём заговорили другие слова. Та скорлупа марионетки, в которую его заковали ледяными цепями, вдруг треснула, и он позволил себе сделать что-то… Странное. Снова.
Хотя в последний раз, когда он делал это, за неповиновение была сломана практически каждая его кость.
Найтскрим тряхнул головой: нет, это было раньше. Сейчас есть только она. И он не должен быть ведомым сейчас — она ведь играет с ним!..
— Чего?!
Камианка опешила, чуть не потеряв равновесие, когда её вдруг опередил Найт с каким-то странным смешком — а он вообще ни разу ещё при ней искренне не смеялся — и резко спикировал, после чего снова устремился вверх.
Гонка набирала обороты.
Теперь смеялись оба, и эта красно-зеленая точка где-то в облаках описывала самые странные фигуры…
***
— Я не знала, что ты… Можешь быть таким.
Они лежали на мокрой траве, совсем лишившись сил, и всё ещё улыбались.
Плечи покалывало от перенапряжения, крылья подрагивали, усталость словно волной уходила куда-то к ногам тугим комком и медленно рассеивалась…
Они смеялись.
— Я и сам не знал…
Девушка хохочет, глядя на этот детский шок в зелёных глазах.
— Теперь ты понимаешь, что я чувствую, когда ты так часто говоришь о смерти?
Он ничего не сказал в ответ, только снова прогоняя в мыслях этот момент. Внезапный бег, шуршание листвы и это «раз-два-три», после чего в голове что-то щёлкнуло. Даже как-то поэтично…
Он действительно не знал, что может испытывать такие эмоции. Это напряжение, конфликт самого с собой, порыв — он не хотел смерти той, кого считал как минимум подругой. Это чувство напоминало возмущение. Он не хотел мириться с этим.
И по какой-то причине эта внезапная эйфория от полёта, от проснувшихся эмоций, она… Не ушла. Он как маленький ребенок продолжал впитывать новые ощущения, чувствовать смену настроения, даже цвета стали иначе восприниматься.
И теперь он не собирается снова возвращаться к пустой жизни.
«Чтож, Виндблейд, у тебя отлично сработал такой маленький план…»
