Ты тот, ради кого я живу.

Я лежу в постели. Лежу уже долго. Не знаю сколько. Просто долго. Я давно потеряла счёт времени. Когда неделю назад, (если это было неделю назад), ко мне пришёл Плутарх и сказал, что меня казнят, я обрадовалась. Так и надо. Как и любой другой символ революции, я должна умереть. Меня повесят. Наверное, это идея Плутарха. Так и слышится «Песня висельника». Мысленно ухмыляюсь. Это будет эффектно. Да мне вроде и всё равно. Казнь будет завтра. Я наконец-то увижу их, Прим, папу, Финника, Руту и Цинну. Жить больше незачем. Было бы что-то, тонкая нить держащяя меня в этом мире, я бы боролась. Но и эту ниточку отнял у меня президент Сноу. Ему я теперь не нужна. Мне представляются такие родные и знакомые, но в тоже время холодные и далёкие голубые глаза, пронизывающие меня насквозь. Я улыбаюсь. Наверное, я схожу с ума, но я рада что сделаю ему хоть что-то приятное. Принесу удовольствие. Хеймитч не приходил ни разу. Предатель. Но я увижусь с ним завтра, когда буду стоять в ожидании смерти. Они придут, все победители. Их даже заставлять не нужно. Наверное, они считают что они обязаны прийти. Хоть я и отребье, всё же они понимают меня лучше всех. Трудно понять как люди вообще меня выносят. Наверное, так будет лучше. Чтобы люди были счастливы они должны оставить все воспоминания о плохом в прошлом. И меня. Меня тоже должны оставить в прошлом. Тогда всё встанет на места. И, когда в день казни меня приводят на место, и зачитывают приговор, я отчаянно ищу светло-голубые глаза в толпе. — Китнисс Эвердин, — начинает женщина, сорока лет, с короткими каштановыми волосами и серыми как сталь глазами. — вы приговорены к казни через повешение. Вы обвиняетесь в умышленном убийстве временного президента Панема — Альмы Койн. Что вы скажете в своё оправдание? — Я… Я просто хотела помочь людям. — И каким образом вы хотели помочь людям, мисс Эвердин? — Она такой же тиран, как и Сноу. Она хотела устроить ещё одни игры. Люди бы не стали жить свободно во время её правления. — У вас есть доказательства на счёт того, что она хотела устроить новые игры? — Нет. — Есть, — слышу я голос Хеймитча. — есть свидетели. — Я слушаю вас мистер Эбернети. — говорит женщина. — Она собрала всех победителей с намерением объявить о том, что она приняла решение о том чтобы провести новые игры среди детей Капитолия. — лицо капитолийки меняется, и она смотрит на меня с сожалением. Конечно, она ведь сама капитолийка. — Что скажут сами победители? — говорит она и с надеждой смотрит на них. Мне кажется она хочет мне помочь. — Это правда. — говорит Джоанна. — У нас не было выбора, она просто поставила нас в известность о её решении. — выделяет она слово «её». — Я тоже там был. — произносит Бити. — И я. — говорит Энорабия. — Она не оставила нам выбора. — Энорабия права. Она не дала нам выбора. — говорит Энни и с надеждой смотрит на меня. — И я. — говорит Пит и я поднимаю на него взгляд в надежде увидеть его глаза. Я хочу унести в тот мир эти глаза, пусть даже и смотрящие на меня с холодом, ненавистью и презрением. И когда я вижу их… В сердце больно колет. Он не хочет чтобы я умирала. Не хочет моей смерти. И я чуть не причинила ему боль… Снова. Мне становится стыдно. Как я могла подумать такое о Пите? Пите, который любит меня больше всего на свете, больше своей собственной жизни. Он смотрит на меня с такой нежностью и сожалением, что я понимаю. Сколько бы боли я ему не причинила, сколько бы страданий он не вынес по моей вине, он всё равно меня любит. И подругому быть не может. И я тоже его люблю. — Китнисс лишь хотела защитить нас всех. — Пит замолкает и бросив на меня взгляд, отходит назад. — Это всё? — спрашивает капитолийка дрогнувшим голосом. — Да. — говорит Пит. — Я вынесла решение относительно смягчение наказания. Китнисс Эвердин отправится в пожизненную ссылку в Двенадцатый Дистрикт. — говорит она. — Приговор обжалованию не подлежит. — она стучит несколько раз молотком и произносит. — Вас доставят в Дистрикт Двенадцать мисс Эвердин. — я должна быть на неё зла, но теперь понимаю, что я не хочу умирать. «Спасибо» шепчу я ей одними губами и она в ответ по капитолийски склоняет голову как бы говоря: «пожалуйста» и улыбается. Меня выводят из зала. Спасибо ей, я это не забуду. Она могла убить меня, ведь я разрушила Капитолий и жизнь многих капитолийцев. Но это не только просто ссылка, это спасение, на всю жизнь. Я хочу жить. Я нашла смысл жизни. Я нашла Пита. Он по прежнему меня любит. И уже в Дистрикте Двенадцать, когда я благодарю его за всё что он сделал для меня и за то что дал надежду на то что всё будет хорошо, он спрашивает меня: — Ты меня любишь? Правда или ложь? — я смотрю в его пропитанные нежностью и добротой глаза и отвечаю: — Правда. Да, в жизни нам предстоит разобраться во многом и начать всё сначала. Но я знаю, вместе мы сможем. Вместе и Навсегда. И я точно знаю что у нас, всё будет хорошо.