О контрактах и поспешных выводах

Джеймс Крюк злился. Скинув ставшими вдруг такими надоедливыми пиджак и жилет, мужчина развалился в глубоком кресле в спальне своего дома на Олбани-стрит и, постукивая по подлокотнику длинными музыкальными пальцами, хмуро рассматривал гору подушек, облаками вздымающимися над темно-синим покрывалом. Вдох. Выдох. Вся комната просто пропахла ей. Каждый дюйм ткани, каждый предмет вобрал в себя ее аромат. Он несколько раз хотел зажечь сигару, но дым бы вытеснил этот запах, и Джеймс перестал бы злиться так сильно… а этого он сейчас не хотел… Чего он хотел, он тоже не знал, и это раздражало еще больше. Столь противоречивые эмоции давно не одолевали его. А ведь еще несколько часов назад все было иначе. Хорошо. Нет, просто великолепно! Незадолго до этого он, Джеймс Крюк, более известный в Лондоне как Джеймс Реджинальд, предприниматель, судовладелец и в памяти немногих – пират, спустился с борта пришвартованного выше по течению Веселого Роджера, который, чтобы не привлекать внимания, больше не заходил в город. Теперь путь его лежал в сити, где он хотел навестить одну контору и уладить последний вопрос касательно покупки нескольких небольших судов в Южной Каролине. Тряска экипажа, в котором он ехал теперь, выводила из себя, и, окликнув извозчика, он бодро выпрыгнул из экипажа, подавляя желание потянуться после короткой, но не столь приятной поездки, расплатился с сидящим на козлах мужчиной и, почувствовав под ногами, наконец, твердую землю, втянул носом тяжелый городской воздух. Дом… Сказать по правде, ему до умопомрачения нравилось его новое дело. Вернее, не новое – еще будучи пленником волшебного острова, он нашел способ нажить состояние, благодаря которому, коль скоро судьба была благосклонна и подарила ему долгожданную свободу, он смог этой свободой наслаждаться. И вот наконец он мог назваться другим именем, сложив пиратскую амуницию в большой сундук, когда у него появилась семья… Когда он думал, как много пропустил здесь, дома, за полгода своего отсутствия... Но ведь все делалось ради нее? Эта афера с рукой дорого ему стоила. У магии всегда есть цена. Пришлось отправиться в опасное путешествие через звезды, чтобы добыть то, чем можно было расплатиться с тем африканским колдуном... Он сжал и разжал пальцы правой руки, чтобы убедиться, что они настоящие. Старик знал свое дело, сомнений не было. И, спроси у Джеймса кто-то, он бы без раздумий сказал бы, что цена оказалась не так уж велика. Но… Господь милосердный, полгода! Малышка Мэри, должно быть, подросла еще на пару дюймов, а Джеймс-младший наверняка уже научился читать. У магии есть цена… не это ли было той самой ценой? Эти мысли одолевали его всю дорогу домой, а сейчас, оказавшись в родном Лондоне, он и не замечал, как ноги сами несут его в ту часть города, где располагалась нужная ему юридическая контора. Можно было отправить помощника, но ему самому хотелось отдать кое-какие бумаги и лично пообщаться с юристом, чтобы после уже без посторонних мыслей появится дома и забыть обо всех делах в объятиях любимой супруги, которая подарила ему само понятие – дом. Он завернул за угол, и, вот совпадение, оказался рядом с одним из любимых мест жены – кафе с чудесной летней верандой, куда они вместе с подругой, Джоанной, и детьми выбирались почти каждую неделю, и откуда сам Джеймс нередко забирал их, после чего всей семьей они шли гулять в Риджентс-парк. Сейчас же, в четвертом часу посетителей было не очень много, и Джеймс, широко шагая по противоположной стороне улицы, лишь задумчиво мазнул взглядом по гостям кафе, и почти дошел уже до конца террасы, как вдруг замер, уставившись на сидящую за столиком пару, спрятанную в тени навеса у самой стены. Приятный мужчина лет, должно быть, тридцати, что-то с упоением рассказывал привлекательной молодой женщине с золотистыми волосами, которая, прикрыв изящной ладонью губы, тихо смеялась, воровато оглядываясь по сторонам. В девушке Джеймс тут же узнал свою жену и, сделав шаг в сторону дороги, вгляделся острым взглядом бывалого моряка в ее спутника. Он мог поклясться, что видел этого мужчину где-то, но не мог вспомнить, где именно. Продолжительная ли разлука или просто прихоть судьбы, но ревность вмиг вскипела в нем, затмевая разум. Он слишком долго пробыл за границей? Неужели такое возможно, что она, его Венди… Губы сами собой расплылись в зловещем оскале. А, может, не стоило расставаться с любимым крюком? Пальцы его правой руки словно изогнулись судорогой, и Джеймс поспешно одернул себя, стараясь сохранить самообладание. Он крутанулся на каблуках, с усилием продолжив путь, пока его не увидели, но, дошел до конца квартала и снова обернулся. Теперь он не видел лица мужчины, зато отлично мог разглядеть лицо Венди. Ее спутник что-то достал из-под стола и положил перед женщиной. Та недоверчиво подняла глаза на спутника и подалась вперед, сжимая предмет в руках. Она сделала какое-то движение ладонью, и, схватившись за сердце, подняла глаза наверх и горячо заговорила о чем-то. Джеймс обхватил пальцами прохладный металл фонарного столба, чтобы не сорваться с места, и вытянул шею вперед, словно бы это могло помочь разглядеть таинственный предмет. Он только мог предположить, что теперь Венди горячо благодарит незнакомца, и когда та с жаром сжала руку мужчины, Джеймс тихо зарычал и отвернулся. Он зашагал прочь так быстро, как мог, чтобы только не сорваться на бег, и, завернув за угол, что есть силы ударил кулаком в деревянный щит, на котором красовались театральные афиши. Боль прояснила его мысли, и он с удивлением заметил, что оказался на месте. Он посмотрел по сторонам, замечая любопытные взгляды прохожих, изумленных яростным порывом незнакомца, и, с легким презрением вздернув брови, снова взглянул на чуть покоробленную поверхность плаката. Надпись “Отелло” издевательски пестрела совсем рядом с тем местом, куда угодил его кулак, и знакомая злая улыбка запуталась в усах мужчины. Ну уж нет, такой ошибки он не допустит. Он с усилием воли привел мысли в порядок, и уже час спустя распахнув красную дверь дома 27 – свадебный подарок жене, и, обнаружив, что никого кроме прислуги нет, скинув в прихожей дорожный плащ и захватив из кабинета спрятанный графин с виски, заперся в спальне. Пожилая почтенная дама, которая вела хозяйство, только и успела спросить, когда подавать ужин, ведь миссис Реджинальд может задержаться, но услышала лишь несколько фраз, заставившие ее покраснеть и стыдливо удалиться. Здесь мы и нашли нашего героя в начале рассказа, и здесь он продолжал сидеть, погруженный в тяжелые думы так сильно, что даже не услышал, как вернулась хозяйка дома. Лишь когда вдруг с первого этажа раздался знакомый женский голос, Джеймс смог наконец вынырнуть из тягучего плена отравляющих разум и чувства мыслей. – Джеймс! – повторил голос. Он приподнялся, выпрямляясь в кресле, залпом допил виски и поморщился. Стук каблучков по паркету усиливался, дверь распахнулась, и в дверном проеме застыла Венди, прижимавшая к груди... тот самый сверток. – Джеймс… – положив предмет на столик у входа, она сделала шаг вперед. На щеках ее играл румянец, а грудь вздымалась от волнения, и в этот момент она была так прекрасна, что Джеймс почти забыл о своей злости. Когда она перестала убирать волосы? Так, с распущенными локонами, спускающимися на плечи, она выглядит почти такой же, как тогда, годы назад, в Неверленде… Помнит ли она те времена так, как помнил их он? Особенно сейчас? Он спрятал руку за спину и сжал пальцы, словно проверяя, не сон ли все это. – Я так скучала… – Джеймс инстинктивно привстал ей на встречу, стоило ей оказаться рядом, и она обхватила его лицо руками, накрывая губы мужчины поцелуем. Эти губы, мягкие, чувственные, дарившие наслаждение всякий раз… Месяцы, проведенные в разлуке, давали о себе знать, и Крюк, потерявшийся между желанием и в то же время колючим чувством недоверия, зарычал, словно загнанный зверь. – Полгода! Шесть месяцев! – Его жена прижалась к нему сильнее, в то время как ее ладони заскользили по плечам мужчины, притягивая ближе. – Негодница, – прошипел он прямо в ее губы и, не сдерживаясь, привычно зарылся в ее волосы пальцами левой руки, заставляя Венди прервать поцелуй и откинуть голову. – Тебе не нравится, как я встречаю мужа? – она продолжала смотреть на его губы из-под опущенных ресниц, отчего желание мужчины становилось почти отчаянным, что в перемешку с одолевавшей его злостью сводило с ума. – Мне не нравится то, чем ты занята в его отсутствие, – не скрывая раздражения, сквозь зубы проговорил он, разжимая пальцы. – Я… – Венди вздрогнула, поднимая на него глаза. Что-то изменилось, но что, она не могла понять – Не нравится? – Она прищурилась, задумавшись. – Боюсь спросить, чем ты думаешь, я занимаюсь? Она вмиг отстранилась, и, пригладив складки на юбке, прямо посмотрела на мужчину. – Давно ты знаешь? И… я удивлена, что тебе не нравится мое маленькое хобби. Вот бы не подумала, что ты, – с нажимом проговорила она, – будешь против. – Так вот чем, ты полагаешь, я занят в тех путешествиях, куда не смог взять тебя и наших детей? Думаешь, раз я пират, у меня нет чести, и я стану изменять тебе? Венди отшатнулась, словно от пощечины. – Что? Измен… – она замолкла, и, помотав головой, продолжила. – Неужели... ты мог подумать, что я предам тебя? – Хочешь сказать, что мои глаза меня обманули? – Твои глаза? И что же ты видел? – на мгновение Джеймс засомневался, таким невозмутимым был тон его супруги. – Его. Тебя с этим мужчиной. Сегодня. На той террасе. – Джеймс, что ты видел? – четко выговаривая каждое слово, спросила она. – И, пока ты не наговорил еще глупостей, – она вернулась к столику и взяла в руки сверток, – подумай хорошенько. Они замолчали. Джеймс недоверчиво поглядывал на кусок ткани, в который было завернуто что-то правильной формы… что-то, напоминающее книгу? – Что это? – это тревога в его голосе, или ей послышалось? – Что ты видел? – снова спросила Венди. Мужчина молчал, а Венди не торопилась продолжать. Она и сама вспоминала сегодняшний день, встречу, и думала, что, быть может, со стороны незнающему человеку и правда могло показаться что-то недозволительное… но в том не было ее вины, и не было умысла. Джеймс ошибся, но эту ошибку можно понять. Она ведь так хорошо знала его вспыльчивую натуру – сама его выбрала, и любила, несмотря ни на что. Вдруг в дверь раздался стук, и Венди, слегка покачав головой, отвернулась и потянула за ручку, обнаружив за дверью недавно нанятую молодую девушку, помогавшую по дому. – Ах, мисс Найт, вы-то мне и нужны! – заговорила Венди, не давая девушке опомниться. – Попросите миссис Норфолк отправить миссис Дарлинг записку: завтра мы присоединимся к ним за завтраком. После можете быть свободны. То же касается и остальной прислуги. Спасибо, – с улыбкой закончила она и захлопнула дверь перед ошарашенной таким потоком просьб девушкой. – Кто это? – сухо спросил Джеймс, едва Венди повернулась к нему. – Новенькая, – его жена пожала плечами и, преодолев разделяющее их расстояние, продолжила. – Так вот, тот мужчина, с которым ты меня видел, Джон Уиллоу. Он друг Дэвида, ты мог видеть его на больших приемах у Мерфи. Я не хотела, чтобы ты узнал все так. Он мой… – она откинула ткань, глядя прямо на мужа, почти получая наслаждение от того, как его синие глаза темнеют, а крылья носа нервно подрагивают. – Он мой редактор. – Что? – Джеймс уже представлял, как будет потрошить этого Уиллоу, когда вдруг осознал сказанное Венди. Он опустил глаза вниз, и понял, что это действительно книга. Темный кожаный переплет с искрящейся золотом надписью и с тиснением в виде… крюка? Он коснулся пальцами обложки и, словно обжегшись, отдернул руку. – Венди, что это? – Моя книга. Про тебя. Про твою историю. Я записала ее. И издателям понравилось, – она оставила книгу на подлокотнике стоявшего рядом кресла и принялась шагать по спальне, словно бы подбирая нужные слова, делая вид, что совсем не замечает, как меняется в лице Джеймс. – Кое-что, конечно, пришлось опустить, ведь книга, возможно, понравится и детям, а некоторые подробности знать им не пристало. А какие-то вещи, напротив, нужно было додумать, но в целом… Нам с Джоном пришлось встретиться там, в неформальной обстановке, потому что по контракту я не должна была видеть книгу до начала продаж, но… о, милый, ты правда хочешь говорить сейчас? – Она остановилась у кровати, и, стоя к нему спиной, лишь слегка повернула голову. Заходящее солнце, такое удивительно яркое для Лондона, очертило ее профиль, и эта картинка освободила мысли мужчины от последних сомнений. Джеймс приблизился быстро, как бывало всякий раз, и привычно обнял ее за талию, а она, положив голову ему на плечо, облизала чуть пересохшие губы, глядя куда-то вдаль. – Хочешь отложить разговор? – с усмешкой спросил Джеймс, левой рукой поглаживая ее лицо и шею. – Хочу кое-чего еще, – отозвалась Венди, положив свои ладони на его, и тихо вздрогнула, почувствовав под тканью перчатки не твердое дерево, а мягкую плоть. – Не ты одна приготовила сюрприз, – шепнул Джеймс совсем уж игриво, словно речь шла о какой-то безделушке. Из груди Венди вырвался вздох удивления, и она резко развернулась, но Джеймс отреагировал стремительно: перехватив ее руки, он прижал их к высокому столбику кровати, поддерживающему балдахин. Отчего-то Венди очень хотела кровать с балдахином, и Джеймс не раз радовался тому, что ей удалось уговорить его. – Я не понимаю, – Венди дернулась, в глазах ее мелькнуло подозрение. – Это я, мисс Дарлинг, просто более… целый. – Но как? – ошарашенно спросила Венди и едва не задохнулась, когда он коснулся пальцами ее лица. Такие теплые, настоящие, слегка пахнущие табаком… как и он сам. Неужели это возможно? “А почему нет? Сколько лет он живет на свете? Неужели после Неверленда тебе хоть что-то кажется невозможным?!” – Ты правда хочешь говорить сейчас? – передразнил ее Джеймс. – Туше… – призналась она, выгибаясь навстречу его прикосновениям. Она почувствовала это знакомое, сладкое, тягучее желание, и, по-кошачьи зажмурившись, закинула ногу на его бедро. Широкие юбки почти не сковывали движений, но все же мешались, да только Джеймс не намерен был торопиться, все так же крепко удерживая ее запястья. Словно изучая ее заново, он обвел пальцами ее губы, скулы, спустился прикосновениями от уха вниз, к ключицам, и еще ниже, настойчиво сжал в ладони грудь, ощущая сквозь тонкую ткань мягкую кожу. Венди не дышала, погружаясь в эти новые и в то же время знакомые ощущения. Казалось бы, что может удивить ее после шести лет брака? Однако, как бы искусен в делах любовных не был ее муж, до сих пор в его распоряжении была всего одна рука. И если раньше ей было так невероятно хорошо с ним, что же ждет ее теперь? Его ладонь спустилась ниже, и колени Венди дрогнули, так, что если бы он не удерживал ее руки, она бы упала. Он выпустил ее руки, чтобы подхватить ее за талию, и склонился к ней, прижимаясь губами к шее. – Господи, как я скучала по этому запаху, – зашептала она, притягивая его для поцелуя. – По твоим губам, прикосновениям, по тебе… – она сбивчиво бормотала все, что приходило ей в голову, уже изнывая от желания, пока его пальцы ловко, так, словно не было никаких долгих десятилетий лишений, расшнуровывали завязки на ее блузке, обнажая грудь. – Пять дней, – усмехнулся вдруг Джеймс. – Что? – Венди непонимающе подняла на него взгляд затуманенных желанием глаз. – Шесть месяцев и пять дней, – отозвался он. – Пора наверстывать упущенное. Венди увернулась от очередного его прикосновения и, присев на край кровати, улыбнулась, протягивая ему руку. А он взял ее ладонь в свою и, перевернув, оставил поцелуй на коже запястья, после чего опустился на колени и, по одному избавив Венди от аккуратных модных туфелек, принялся за чулки. Настал черед юбки, уже наполовину стянутой блузки, легких панталон… – К чему нам столько одежды, – задумчиво прошептал он, и вот уже светлая материя нижней сорочки опустилась на остальную одежду. Венди упала на спину, едва его язык коснулся напряженной точки, в которой, казалось, в тот момент сосредоточено было все ее существо. Низкий стон вырвался из ее груди, кожа горела – вся она плавилась как свеча. Легкое, игривое движение и тут же новый стон. Прикосновение, словно бы изучающее неторопливое, подстраивающееся под ее дыхание и переходящее в танец, ритмичный и доведенный до совершенства, такой желанный, что Венди оставалось только сжимать накрахмаленные простыни, позволяя ему продолжать эту медленную пытку. А Джеймс все ласкал ее языком, губами, пальцами, не прекращая услаждать ее желание, и за секунды до конца, когда мысли на короткие мгновения стали ясными, как никогда, она вспомнила тот первый раз, еще в Неверленде... пока, наконец, не вцепилась напряженными пальцами в его плечи, прогибаясь дугой над покрывалом. – Простишь меня? – донесся до нее любимый голос. Венди с трудом открыла глаза, словно через пелену наблюдая, как Джеймс уверенными движениями стягивает с себя рубашку, и тихо, сама свой голос не узнавая, прошептала: – Уже простила.