Долиной смертной тени

Взрыв был такой силы, что они оба не устояли на ногах. Столб яркого света пронзил небеса, окрасил их в зеленый. Такой во снах Хоуку являлась Тень, и видит Создатель, он не любил эти сны. Другой столб, поменьше, но много шире, из дыма и пепла, тоже тянулся к небесам, пока с них потоком сыпались осколки камня, словно падучие звезды. На том месте, где раньше стоял Храм Священного Праха, зловеще распахнуло свою глотку Ничто. Они едва успели укрыться от каменного ливня под сводами ближайшей пещеры, но один осколок все равно задел Фенриса, скользнул по руке и упал на землю, влажно блестя алым. Эльф выругался на тевене, но ране особого значения не придал. Не до того было. Пробираться к руинам Храма пришлось сквозь полчища демонов, на которые небо нынче было щедро. Что бы в Храме не произошло, вело оно лишь к худу. Подобравшись поближе, они оставили всякую надежду отыскать выживших. Кто не сгорел в пламени, того раздавило камнями. Хоук сглотнул вязкую слюну, пытаясь отогнать чувство дурноты. «Не хуже, чем в Киркволле», твердил он себе, «даже лучше: там еще и кровь лилась рекой». В Храм же любая кровь спеклась от жара в неясные черные пятна. ― Его могло и не быть здесь, ― подал голос Фенрис. Лицо эльфа застыло восковой маской. Хоук знал его достаточно хорошо, чтобы понимать: Фенрису тоже вспоминается прошлое. Только не Киркволл, а более давние времена рабства. Неисчерпаемы ужасы, выпавшие на долю тевинтерских рабов. ― Могло и не быть, ― согласился Хоук без особого энтузиазма. Он снова огляделся. Останки по большей части вплавило в то, что осталось от камней, а то и вовсе раскидало в разные стороны, словно в лаборатории безумного мага крови. Толком и не разберешь, кто это был при жизни: женщина, мужчина, эльф, человек, гном… *** Варрик даже из узилища умудрился прислать письмо. В нем он поведал о некоей Искательнице Истины и о намечающемся Конклаве ― плоде труда Верховной Жрицы. Еще он попросил Хоука беречь себя: Искательница охотится за ним, за Защитником Киркволла. Хоук же вместо этого решил, что более удачного случая, чем суматоха Конклава, для спасения Варрика не представится. И они с Фенрисом отправились в путь. И опоздали совсем немного. То, что и тюремщики Варрика наверняка мертвы, едва ли могло служить хорошим утешением. Они спустились вниз в долину. Демоны градом сыпались с небес. То и дело в воздухе возникали разрывы, ведущие в Тень: уменьшенные копии огромной карусели в небе. Должно быть, Хоук слишком плохо знал природу Тени, чтобы закрыть их, но все попытки направить туда магию пропадали втуне. Фенрис глядя на это лишь молчал и стискивал зубы. ― Давай, скажи, что все так, словно власть во всем мире захватили Магистры, ― подначил его Хоук, в очередной раз взглянув на хмурую физиономию. Эльф криво усмехнулся, отбросил упавшие на лоб белые волосы. ― Если бы мир правда захватили Магистры, эта хрень, ― он ткнул пальцем в дыру в небе, ― была бы везде. Кажется, спустя годы, проведенные в обществе Хоука, Фенрис научился оптимизму. *** Неладное Хоук почувствовал не сразу. То, что Фенрису стал хуже повиноваться меч, и порой наваливалась безбрежная усталость, они списали на гибель Варрика. На задворках Хоукова сознания тоже притаилось это огромное всепожирающее отчаяние, но Гаррет умело гнал его прочь до поры до времени. Сначала главное: добраться до какого-нибудь убежища. А скорбь, боль и слезы ― после. Хоуку пришлось научиться этому после смерти матери, когда Киркволл вдруг захватили кунари. Тяжело спасать город, когда ты едва осознаешь себя от горя. Он лишь надеялся, что рано или поздно время возьмет свое, и Фенрису станет лучше. Должно стать… Но лучше не стало. *** То, что показал ему Фенрис, Хоук сначала принял за глубокий порез, пришедшийся точно на клейма: что-то рассекло кожу, обнажив алую плоть под ней. ― Не трогай! ― Фенрис тут же отдернул руку, едва Гаррет протянул к ней пальцы. ― Ты же помнишь, что он делает. Хоук еще раз взглянул на алую полосу, истово молясь Создателю, чтобы ему почудилось. Но она оставалась на своем месте на изгибе Фенрисовой кисти и слегка пульсировала. Да, Хоук помнил, что это. ― Откуда? ― Видимо, зацепило в Киркволле, а я не заметил, ― Фенрис с деланным равнодушием пожал плечами. ― Тогда я бы тоже заразился, ― возразил Хоук. ― Не смотри на меня так, я знаю, что в твоих клеймах лириум. Но эта дрянь и на обычных людей действует тоже. Не облизывала же Мередит идола. ― Я бы не удивился, ― буркнул Фенрис, снова повязывая платок на кисть. ― Ты что-нибудь чувствуешь? ― спросил Хоук. Фенрис отвернулся, посмотрел на Морозные горы, уже далекие, но все еще головокружительно высокие, царапающие хребтами и без того истерзанное небо. ― Оно…Он… болит, ― начал он осторожно. ― Болит, но в то же время сам приносит облегчение. Странное чувство. А еще он говорит со мной. Хоук поежился. Когда ты маг, голоса в голове точно не к добру. Работает ли это с теми, кто не имеет магических способностей? С Мередит сработало. ― О чем говорит? ― Гаррет поворошил веткой в едва теплившемся кострище. В холмах, которыми изобиловала ферелденская долина, им удалось найти неглубокую пещеру. Но разводить полноценный костер они все равно не рискнули: война между магами и храмовниками еще не закончилась, и один Создатель ведал, кто еще рыщет по округе. Нападения большого отряда они с Фенрисом не переживут. ― Он зовет меня. Под землю. ― Туда, где мы нашли идола? ― предположил Хоук. ― Не знаю. Он не дает конкретных указаний, ― вяло огрызнулся Фенрис. ― Даже слов никаких не разобрать, но я его понимаю. Подумать только… Чертова магия! Хоук мог бы в который раз сказать, что магия не виновата, но промолчал. Не время и не место для подобных споров. ― Мы найдем выход, ― пообещал он Фенрису вместо этого. ― Двинемся в Редклиф. Я слышал, нормальные маги осели там. Они могут нам помочь. ― Нормальные маги сидели в Кругах и не высовывались, ― эльф недовольно фыркнул. ― А сейчас ты предлагаешь прийти и сдаться шайке сумасшедших в качестве подопытного нага. ― Хорошо, что ты предлагаешь? Идти к храмовникам? ― Хоук скрестил руки на груди, посмотрел на Фенриса исподлобья, только тот стоял спиной и ничего не увидел. ― Мы не знаем, где они. И они не смогут тебе помочь. Храмовники пьют лириум, а не исследуют. ― Тогда тебе лучше убить меня, пока не поздно, ― Фенрис повернулся к Хоуку, взглянул на того с отчаянной решительностью. ― Нет, ― отрезал Хоук. ― И думать забудь. Ну же, Фенрис, ― Гаррет выдавил из себя улыбку. ― Неужели после стольких лет рабства у Данариуса ты сдашься какой-то магической ерунде? Фенрис посмотрел на него снисходительно, как на малое дитя, но ничего не сказал. Сел рядом к костру, и вскоре забылся тревожным сном. А Гаррет сидел без сна до глубокой ночи, когда на небе уже вовсю высыпали по-летнему яркие звезды. До Редклифа оставалась примерно неделя пути. *** Они не добрались до деревни. С каждым днем по клеймам Фенриса все больше краснели, словно кто-то неведомый решил прочертить на его теле новую сетку вен. Когда эта сетка достигла плеч, Фенрис больше не смог поднять свой двуручник. Хоук упрямо стискивал зубы и раз за разом твердил себе, что это ничего, что сил ему хватит, чтобы защитить их обоих, что до Редклифа осталось совсем немного. Но на сердце все равно было беспокойно, как в водах Недремлющего моря в осень. Фенрису же каждый следующий вдох давался все сложнее. Как-то раз, когда он спал, Гаррет взял его руку в свою, стараясь не касаться покрасневших клейм. На серебристо-белой когда-то коже теперь прорастали маленькие кристаллы. В свете очередного костерка их грани казались острыми и зловещими. Хоук не помнил, чтобы из тела Мередит что-то росло: когда человек вдруг целиком превращается в лириумную статую, это немного отвлекает от деталей. У него даже не было толком времени, чтобы взглянуть на нее после того, как все закончилось. Да и желания, если честно, тоже. После битвы в Казематах, внутренний двор закрыли со всех сторон и старались обходить стороной, чему очень помогло то, что большая часть магов покинула Киркволл. Когда Хоук уходил из города, Казематы стояли пустыми, а по улицам уже поползли байки, будто бы дух обезумевшей рыцаря-командора бродит среди каменных стен того, что раньше было Киркволлским Кругом. Варрик ― о чудо из чудес! ― к этим слухам был непричастен. Сейчас Хоук как никогда жалел о непроявленном вовремя любопытстве. Он попробовал направить в клейма свою магию. Но ситуация с разрывами повторилась: лириум впитал в себя все без остатка, только клейма Фенриса от этого не стали ни белее, ни краснее. Хоук оставил себе длинный и глубокий порез на плече, впервые в жизни обратился к магии крови. Не помогла и она, словно все слова о могуществе в крови были не более чем сказками. Спустя пару часов Фенрис проснулся со стонами боли, и Гаррет клял себя последними словами. ― Прости, ― он рассказал эльфу, что попытался сделать, и тот, вместо ожидаемой ругани, лишь сильнее сцепил зубы и прижал ноющую руку к груди. ― Я же говорил, не надо магии, ― выдавил Фенрис из себя. ― Особенно магии крови. Как ты вообще додумался?! Хоук не ответил. Додумался он легко. И пинта крови не такая уж великая жертва за спасение чужой жизни, если бы этот способ подействовал. Только Фенрис в своем упрямстве мог считать иначе. Они добрались до озера, мелководье которого густо поросло кровавым лотосом. На южном берегу с невысоких скал бил водопад. Солнечные лучи искрились в его каплях жизнерадостной радугой, а на душе было паршиво как никогда. Идти Фенрису становилось все тяжелее и тяжелее. Хоук забрал у него все вещи, но он все равно загребал ногами и кусал губы от боли. По прикидкам Гаррета, до Редклифа осталась еще примерно пара дней пути, и он готов был тащить Фенриса на себе. ― Я не дойду, Хоук, ― Фенрис тяжело опустился на доски пристани. Из линий на его подбородке прорастали кристаллы, похожие на окровавленную бороду. Это могло бы выглядеть забавно, но выглядело страшно и жутко. ― Мы почти пришли, ― возразил Хоук. ― В Редклифе тебе помогут, надо только продержаться еще немного. ― Нет, ― Фенрис глубоко втянул воздух, пропахший водорослями и кровавым лотосом, и лицо его исказилось от боли. ― От этой штуки ничего не поможет. Я чувствую, как он растет во мне. Не только снаружи, но и внутри. Мы не должны тащить его туда, где есть люди. ― Но я же не заразился, ― упрямо возразил Хоук. ― А я рядом с тобой очень давно. ― Везение, ― эльф криво усмехнулся. ― Тебе всегда везет. И мне тоже везет, потому что рядом кто-то, кто может прекратить мои мучения. Хоук, пожалуйста. Что-то в его голосе подсказало Гаррету, что спорить бесполезно. ― Неужели нет другого выхода? ― спросил он больше сам у себя, чем у Фенриса. Но тот ответил: ― Даже если есть, для меня слишком поздно. Я не хочу умереть от магической дряни. Наверное, он в чем-то прав. Хоук ведь с самого начала знал, что лекарства от этого проклятого лириума нет. Но все равно продолжал надеяться. Сглотнув подступивший к горлу ком, Гаррет произнес: ― Я могу усыпить тебя, если хочешь. Так ты ничего не почувствуешь, тебе не будет больно. ― Нет, ― Фенрис мотнул головой, и в глазах его зажегся огонь, ничего общего с лириумом не имевший. ― Обойдемся без магии. Он отцепил от пояса кинжал, протянул его Хоуку. Гаррет пару секунд рассматривал рукоять с отчетливыми следами пальцев, словно на ней вырезан путь к спасению. Все никак не мог решиться. Прежде ему уже приходилось отнимать жизнь: множество раз в бою, и один раз ― из милосердия. Но собственноручно отправить к создателю безвестного храмовника не то же самое, что убить лучшего друга. Пусть даже и из любви. Его пальцы сомкнулись на рукояти кинжала. Эльф удовлетворенно выдохнул, и неловко стянул с себя нагрудник. Красные кристаллы на его груди и животе словно вгрызались в мягкую плоть. ― Рад был быть твоим другом, Хоук, ― произнес Фенрис. ― Я тоже был очень рад, Фенрис… ― Создатель, ему еще о стольком хотелось сказать! ― Ну же, не тяни! Остро заточенный кинжал легко достал до сердца. Хоук постарался загнать его между ребер так, чтобы Фенрис умер сразу. И с кратким «ох» жизнь эльфа прервалась. В заброшенном доме на берегу озера Хоук отыскал лопату, которой вырыл могилу. Земля здесь была каменистая, рыть было тяжело, но Гаррет этого почти не заметил. В голове было пусто и гулко, дыхание эхом отдавалось в ушах, а во рту было горько. Хоук похоронил Фенриса в его доспехах: исцарапанных, кое-где погнутых, но верно служивших владельцу все годы его свободной жизни. Меч Хоук воткнул в рыхлую землю, словно могильный камень. Нарвал кровавых лотосов. Он не обольщался: цветы вскоре увянут и сгниют, а меч кто-нибудь присвоит. По нынешним временам хорошему оружию не лежать без дела. Кинжал Хоук оставил себе, на память. Он добрался до пустого дома, упал на набитый сопревшей соломой тюфяк и позволил так долго сдерживаемому отчаянью поглотить его целиком.