Всего лишь ещё одно представление

Она была красивой. Из тех женщин, которым оборачиваются вслед. Смутное ощущение чего-то нехорошего, того, что управление ситуацией начинает ускользать, возникло совершенно внезапно и некстати. Артур Смолл расслабил узел галстука, что вдруг начал впиваться в кадык, и деланно небрежно вытянул под столом ноги. Мужик, вставший в темном углу кабинета, что и сам казался тенью от шкафа — такой же габаритный — как нельзя лучше способствовал усилению этого крайне неприятного чувства. Высокий и широкоплечий, с короткой стрижкой, тот кажется вовсе не дышал, став частью интерьера. На Смолла он посмотрел всего раз, и то предельно безразлично. Артур повел плечом, и вернув напускную небрежность, с плохо скрываемым раздражением посмотрел на человека Мориарти, сидевшего в кресле напротив его стола. — Итак, мисс Вертгеймер, — улыбка вышла столь натянутой, что самому сделалось противно, — на чем мы остановились? Шумно потягивая коктейль через трубочку, она неотрывно глядела на него поверх своего стакана. Артур плотно сжал губы, сдерживая рвущуюся наружу желчь и спрятал большие пальцы за лацканы пиджака. Женщины. Тупая напыщенная кукла. Артур раздраженно дернул уголком рта. Ерунда какая, Мориарти действительно послал ему свою секретаршу? — На том моменте, что вы забыли, куда положили часть наших активов, — любезно подсказала собеседница. Молчащий до того наемник фыркнул, и Смолл невольно дернулся, уличив в этом нехороший знак. — Я не собирался предавать твоего босса, — ровно ответил Артур, стараясь смотреть на нахальную стерву спокойно, не выдавая своей нервозности. Туп-туп-туп. Он опомнился и опустил подошву на пол в последний раз, прекратив постукивать. — Нет, ну конечно же нет, — миролюбиво улыбнулась Вивьен, помешивая коктейль трубочкой. — Хотя любопытно, что вы сами пришли к такому выводу, хотя я об этом и не говорила. Смолл медленно спал с лица и издал звук, похожий на кваканье. Вивьен сочувственно взглянула на него в вежливом ожидании, пока он найдет достойный для парирования аргумент. Но его все не находилось, после чего она склонила голову к плечу, подобно любознательному ребенку. — Сколько сладкой лжи, — певуче процедила сквозь зубы, щелчком пальца откидывая трубочку, и запуская ее крутиться по краям бокала. Добившись неформального признания, Вивьен заметно поскучнела. — Сейчас я задам тебе всего один вопрос, — изящно она поднялась с кресла. — От него многое будет зависеть… Бэтмен или Супермен? Смолл сглотнул и часто заморгал, пытаясь здраво осмыслить происходящее. Сопровождающий ее свирепый мужик на вопросительный взгляд только пожал плечами. Иногда он и сам ее не понимал. — Бэ-этмен? — неуверенно выдавил Смолл, краем сознания понимая, что происходящее совсем полезло за грани всех рамок дозволенности и разумности. Мужчина дернулся и выругался, когда острый каблучок впился в ногу сквозь туфлю. — Не верно, — вздохнула Вертгеймер. — Тони Старк. Несколько дней спустя. Горло сдавливает спазмом, и на пол летит соленый кровяной сгусток. Людей со стороны очередного несговорчивого клиента оказалось несколько больше, чем рассчитывал Себастьян. Несколько настолько, чтобы этого хватило для срыва запланированных переговоров. А затем все произошло быстро, и в один момент. Секунда. Он делает стремительный рывок в ее сторону. Вторая. Сгребает за талию. Третья. Прикрывая в полуобороте собой, швыряет на пол. потом она припомнит, возмутится, найдет тысячу аргументов, что можно было бы и аккуратнее, но это потом. Пока Моран катается по полу в крепких объятиях не уступающего ему противника, он не видит, что делает Вертгеймер, но очень надеется, что нечто полезное. Выбитый в пылу схватки пистолет отлетел в сторону, закрутился, заскользил по полу, остановившись у самых носков ее туфель. — Возьми этот чертов пистолет! — хрипит Себастьян сквозь зубы, с трудом повернув голову набок и елозя щекой по грязному кафелю. А затем тут же отвлекается на противника, обретшего второе дыхание, и выяснить судьбу пистолета у него не получается. Его несколько раз бьют в живот, но сквозь пелену бешенства и адреналина Себастьян не сразу понимает, кулаком его приложили, или чем-то другим. Мужик неожиданно обмяк, глаза его закатились, и бессознательное тело свалилось на полковника сверху. Моран с трудом спихивает его с себя, позволяя телу шмякнуться на пол. А сам он не торопится подняться, ощущая, как тяжелеет рубашка в районе живота, напитываясь кровью. Ножом пырнул, паскуда. Локти подгибаются, и скосив глаза, он видит ее туфли. Ее дурацкие замшевые туфли-лодочки на тонком каблуке. Отброшенный в сторону обрезок трубы зазвенел, ударившись о плиты. Моран застонал. Труба. Она взяла трубу. Ну конечно. Боже. Трубу! Он теряет сознания, ощущая прохладную ладонь на своем лбу. И за плотной завесой слышит голос: «Статистика говорит, что при ножевом ранении…» боже, иногда он действительно хотел убить ее. Она раздражает. Может болтать без умолку. Язвит в лицо разгневанным клиентам, готовым выпустить в нее обойму, зная, что он держит их на прицеле. Зная, что он пристрелит того раньше, чем тот хотя бы дернется в ее сторону. Знает, и потому нарывается еще сильнее. Иногда Моран жалеет, что не может задержаться на пару лишних секунд. Эти несколько незначительных секунд, чтобы услышать выстрел из чужого пистолета. Жалеет, вздыхает, и вжимает спусковой крючок первым. По сути ведь, это его работа. И ее тоже. А расспрашивать о ее методах Себастьяна никогда не тянуло, срабатывает ведь, черт возьми! Он всюду следует за ней тенью. Она — язык, он — аргумент. Здоровенный, весом под сотню аргумент с лицом, которое кирпича просит, и взглядом, гнущим гвозди. Она вошла в его жизнь на высоких каблуках, сосредоточенно уставившись в экран телефона — словно весь мир держала на мушке прицела. Всегда собранная, уверенная в себе. Но назвать ее фатальной женщиной язык не поворачивался. Она была хамелеоном, умело скрывающим свое настоящее лицо и характер. Себастьян не был уверен, что вообще видел ее хоть раз именно такой, какой она являлась. А может, ее и не существует вовсе. Есть только набор образов, точно таких же, как безграничное количество шмоток в ее бездонном гардеробе. Себастьян слишком хорошо помнил тот вечер, когда босс позвал его в кабинет. А она уже была там. В кожаном черном кресле, подобрав под себя возмутительно длиннющие ноги в темных капроновых колготках, что-то усердно печатала на телефоне, поместив его на коленке. Себастьян остановился в дверях и поперхнулся слюной. Она подняла голову. Пряди волос упали на белый лоб, скользнули вьющимися черными лентами. — О, большой тигр. Она была ему рада? Несколько дней назад сунул ее голову в мешок, легко затаскивая в машину Мориарти дал ему необычное задание. Чуть более необычное чем все, что ему теперь он киднеппер, чудно периодически приходилось выполнять до этого. Тогда он еще не знал, что это не единичная их встреча. Моран скурил восьмую по счету сигарету за пол часа. Дурная привычка, но слишком приевшаяся. Огонек добрался до пальцев и обжег. Себастьян встряхнул кистью, досадливо морщась и швырнул окурок под ноги. Внизу хлопает парадная дверь. Моран поднял голову. Тонко задрожали перила. Торопливый стук каблуков. Он нагоняет ее в пару неспешных, широких шагов. На втором пролете они равняются. Моран безразлично рассматривает ступени, совершенно не заинтересованный в происходящем вокруг и в особенности в девушке, что чутко вытянулась рядом с ним. Рукой подать, так близко. Она скашивает в его сторону глаза из-под прямой блестящей челки. Одно движение: скупое и просчитанное, и он легко отрывает ее от земли. За секунду до того, как ключи в ее руке легли вертикально ладони, острием между костяшками указательного и безымянного пальца. Он понятия не имел, кого эта дамочка из себя представляет, но уже тогда что-то в ее поведении его насторожило. Как и подобает пленнице, она исправно брыкалась первые мгновения, что по сути было бесполезно, хотя и доставляло Морану определенные неудобства. Она потеряла туфлю, пока он тащил ее к машине, проделав все за какой-то десяток секунд. Быстро и без эксцессов, как и подобает. Возможно, она впала в ступор, решил Моран, что ж, вполне ожидаемая реакция, только вот… ну не должны похищенные несколько минут назад люди непринужденно сидеть на заднем сидении, чинно сложив стянутые изолетной руки на коленях с таким видом, будто ее взялись до дома подвезти! Себастьян фыркает сквозь плотно сжатые губы и прикипает взглядом к дороге, но Ненормальная взгляд соскользнул, и поймал в зеркальце заднего вида невольного пассажира. Ее глаза были скрыты за обрывком ткани, но он готов был поклясться, что она ожидала этого взгляда, и только повела подбородком, словно ощутила. Это было несколько недель назад, а сейчас она впорхнула в салон его автомобиля, аккуратным движением закрыла за собой дверь — щелкнули замки. Не поворачивая головы в сторону Морана, она произносит, листая ленту новостей социальной сети и тут же что-то быстро печатая: — А ты угрюмый. Буду все-таки называть тебя Тигром, — кивает самой себе, и снова ее внимание завладевает кусок пластика и стекла. — Меня зовут Себастьян, — сухо напоминает Моран.

***

…С трудом разлепив веки, какое-то время он неотрывно смотрит в белый потолок. Смотрит, пока глаза не начинают болеть. Протянув руку, не сразу нащупывает свое лицо, пару раз промахнувшись, и только затем сжимает переносицу пальцами. — Ты долго спишь. А я уже собиралась пережать тебя подачу морфина. Выдох прерывается сбившимся сухим кашлем. Себастьян повернул голову набок. Вивьен надувает ярко-малиновый пузырь из жвачки, с глухим хлопком лопает его. Фруктовый. Она любит фруктовые жвачку. Липкие комочки, которые потом лепит куда-попало. Включая бардачок его джипа. На удивление, ее руки были заняты не телефоном. Сейчас ее беспокойные пальцы очищали от кожуры апельсин, аккуратно складывая ярко-оранжевые дольки на салфетку. Сочно трещала блестящая, упругая кожура. Себастьян скосил глаза и сморгнул. На прикроватной тумбочке была торжественно помещена открытка. — Босс в своем репертуаре, — искривил губы Себастьян. На цветном картоне изображался комичный тигренок. Он улыбался, распахнув большие голубые глаза в ободке пушистых ресниц. И подпись, сделанная рукой Мориарти с пожеланием скорейшего выздоровления. — О, он очень старался, — кивнула Вивьен, положив очищенную дольку в рот. — И между прочим, я выбирала. — Как заботливо с твоей стороны, — с натяжкой то, как скривились его губы, даже можно было назвать улыбкой. — Могла бы не напрягаться, возьми ты тогда этот ебучий пистолет. Скрестив руки на груди, Вивьен серьезно посмотрела на него, покачивая носком туфли, закинув ногу на ногу. Подол черного платья натянулся, едва прикрывает острую коленку. Моран молча посмотрел на нее, дольше, чем того требовалось, и уставился в темный угол палаты. Заползти бы сейчас туда же. Странно, в этот момент она действительно выглядит так, будто обиделась. Будто у нее есть на это право — сделать его сейчас виноватым, его, получившего ножом в брюхо по ее же милости. — Ты же знаешь, как я отношусь к огнестрельному оружию, — поясняет она с едва видимым вздохом, сопровождая слова картинным взмахом кисти. — Ага, а значит как арматурой по хребту… Моран уже не слушает, что она говорит ему в качестве аргумента. Закрывает глаза, откидывается на подушку, морщась от всколыхнувшейся головной боли. — В следующий раз, когда мне снова придется спасать твою королевскую задницу… — бурчит он хрипло, разлепив пересохшие губы. — Ты ее спасешь, — охотно подсказала Вертгеймер. И Моран едва заметно искривляет губы, слабо приподнимая уголки. Правда ведь. Он снова будет прикрывать ее, уже сбившись со счета в какой раз. А затем терпеливо выслушивать чисто женский треп, в общем-то пропуская сказанное мимо ушей, сидя за столиком в кафе, куда она обязательно его потащит по завершению удачной сделки. Зачем — непонятно. Просто это уже своего рода традиция. Себастьян перестал сопротивляться и, сидя напротив нее за круглым кофейным столиком, ощущал себя до безобразия глупо, угрюмо поглядывая на официанток, что робко приближались к их столику принять заказ. Она была красивой. Из тех женщин, которым оборачиваются вслед. Морану того не требовалось, большую часть времени она была рядом. Она зовет его Тигром. Поначалу ему было смешно, это была столь очевидная кличка, учитывая его татуировку и прошлый род занятости, до поступления на службу к Мориарти. Она зовет его Тигром, и ему начинает это нравиться. Крутышка. Он подбирал ей с десяток эпитетов, иной раз не самых лестных. Но именно это подходило как нельзя кстати. В ней килограмм шестьдесят, тонкие-тонкие кисти и ломкие ноготки. А она сильная, несмотря на свою хрупкость. И словно каждый раз проверяет себя на прочность, нарочно идет по лезвию. Он бы действительно не хотел увидеть то, как она могла бы сломаться. — Тигры, между прочим, вымирающий вид. Так что не обедняй нашу планету. Моран хрипло забулькал, игнорируя кольнувшую боль под ребрами. Гуманисткой она никогда не казалась, по отношению к людям уж точно. — Жаль, — говорит она вполне серьезно, — пока ты здесь будешь отдыхать, придется перенести несколько встреч. — Что, не справляешься без меня? — с удовольствием интересуется Себастьян, изучая Вертгеймер взглядом. Ее дурацкие туфли-лодочки и тонкие-тонкие кисти. — Джим также не одобрил идею завести мне собаку, — вздыхает она притворно, хотя притворяется она столь умело всю свою жизнь, что сейчас явно играла на публику, — так что ты мне нужен, тигренок. И раз ты сегодня главный пострадавший… Сделать для тебя что-нибудь? — предлагает она неожиданно, и Моран теряется на несколько мгновений. — Стихи свои почитай, — решает Себастьян спустя минуту размышлений. А попросить, в принципе, хотелось другого. Но она все еще могла воплотить в жизнь свое обещание с морфием. — Да? — Вивьен улыбнулась. — Мне казалось, тебя это раздражает. — Тебе это никогда не мешало, — хмыкнул Себастьян и закрыл глаза, падая затылком на подушку. Раздражает конечно, но… декламирует она хорошо. Хотя иногда ни к ситуации и слишком часто. У нее мягкий, бархатный голос, и губы, наверное, такие же. Себастьян более чем уверен, что никогда не узнает. Потянулись дни. Долгие, скучные и однообразные. На доводы Морана, что он как-то сам себе бок зашил, имея под рукой одну только толстую рыбью кость и конский волос, и вообще раны на ходу зализывает, врачи только нервно улыбались и настойчиво просили еще немного подождать. Себастьян был терпелив, а в часы посещений ощущал себя отблагодаренным за вынужденное бездействие. За эти дни, он наверное, услышал поэм больше, чем за все свои девять школьных лет. Дни тянулись долго. А по ночам ему снились сны, в которых он зарывается носом в черные кудри, которые пахнут лаком для волос, скользить губами по шее и ниже, сжимает эти тонкие ломкие запястья. Она же приходит днем, и скупо улыбается со своего стула, покачивая туфелькой на кончиках пальцев, а он стискивает зубы и кулаки. Дни тянулись долго. А завтра по Лондону снова будут идти девушка и тигр.