Хочешь, я расскажу тебе сказку?

Есть души, где прячутся древние тени, гул прошлых страданий и сновидений. Федерико Гарсиа Лорка

      В воздухе стоит тяжелый, пьянящий аромат роз. Темно-бордовые, почти черные цветки теряются в ночной темноте, сливаются с ней, как будто всегда были ее частью, ее естественным продолжением и пристанищем на дневное время. Кажется, лепестки поглощают лунный свет, но Джедайт отмечает это походя, не акцентируясь. Он слушает.       Она говорит:       — Сейчас ухаживать за этим садом — моя обязанность. Здесь я выращиваю розы для дуэлянтов.       Розы для дуэлянтов совсем другие, не похожи на эти, думает Джедайт. Роза Нефрита желто-оранжевая, и он постоянно шутит, что желтые цветы — к разлуке, и только поэтому ему никак не достанется Невеста-Роза. Но правда в том, что Нефрит слишком легкомысленно относится к дуэлям и совершенно не старается. Его все это мало интересует, скорее, забавляет и вносит пикантную нотку в учебные будни и бесконечные интрижки. Для Зойсайта находится куда более необычный цветок — роза с зелеными лепестками, но не едва заметно окрашенными, какие доводилось видеть Джедайту за пределами академии, а насыщенными, будто вобравшими в себя всю сочность и свежесть молодой травы и листьев. Весенняя зелень, как будто Рей подбирала цветок под цвет его глаз. Может, так оно и было, Джедайту совсем не интересно. На алую розу Берилл, единственная девушка в студенческом совете, смотрела так, будто ей подсунули гадюку. И трудно было отделаться от впечатления, что она вот-вот ударит Рей, тем более, что с нее станется — Берилл сама по себе змея та еще. Кунсайту, неизменному победителю дуэлей, всегда достается белая, будто подернутая инеем, окоченевшая. Ему идет. Джедайт все гадает, не разлетится ли цветок с хрустальным звоном, если кому-нибудь удастся срезать его с груди старшего товарища.       Джедайт гадает, какая роза предназначена ему, но не спрашивает.       Не спрашивает, где растут все эти цветы, если все розы в саду — черные. Других цветов нет и не было, по крайней мере, на его памяти. Он бывал здесь, к тому же сад не так велик.       Не спрашивает даже, любит ли Рей свою работу. Свою обязанность.       — Тебя устраивает твоя роль? — вместо этого говорит Джедайт и переводит взгляд с мрачноватых цветов на собеседницу.       Рей кажется воплощением лунного света — не считая космической черноты волос и глаз. На фоне роз, плотной стеной увивающих беседку, ее аристократически белая, не знающая загара кожа, будто светится изнутри. Будто сила, сокрытая в ней, пробивается наружу сквозь поры. Белым было и ее платье — простое, лишенное украшательств, с тонкими бретельками и длинным подолом. Джедайт впервые видит ее в таком наряде. Всегда — школьная форма. Во время дуэлей — красный стилизованный китель, открывающий тонкие руки, красная пышная юбка, и правда делавшая ее похожей на цветок.       Садовник внутри сада. Сад внутри садовника. Джедайту не удается припомнить, откуда в его голове взялся этот образ. Цитата, может быть, и даже — скорее всего. Он много читал, конечно, но обычно память не подводила его. Сад. Черные розы.       Молчание висит в воздухе, и кажется, что аромат стал еще гуще, еще насыщенней. Еще чуть-чуть — и его можно будет пить, вдыхать уже не получится. Кажется, Рей не собирается отвечать, но это и не важно. Что-то вспыхивает в ее взгляде, на дне темных глаз, и гаснет. Негодование? Эмоция сменяется болезненным выражением, проявившимся на мгновение в изломе бровей, затаившемся в уголках губ, но Джедайт успевает уловить и призадуматься.       — Конечно, иначе и быть не может, — произносит Рей с легкой улыбкой, в которую Джедайт не верит совершенно, но проникается уважением — к умению держаться с достоинством, в котором Рей не откажешь. Он подбирает наводящие вопросы, но она опережает: — Хочешь спросить о чем-то еще?       — Хочу, — грех не воспользоваться случаем. Джедайт уже пытался, и не раз, но обычно ему мешали. Сейчас мешать некому, а Рей будто бы сама настроена на разговор. — Кто распределяет роли? Край света? Чего он добивается от нас?       Письма с Края света — вот их единственный источник информации, организатор тайных дуэлей. Джедайт не доверяет ему, как не доверяет любым кукловодам. Как не доверяет тем, кто обещает слишком многое и ничего не просит взамен. Он, может, не такой умный, как Кунсайт, даже наверняка не такой, но докопаться до истины считает делом более важным, чем победу в дуэлях.       Хотя не участвует в них по другой причине.       Причина улыбается снова, и ему снова чудится печаль во взгляде.       — Иногда мне кажется, что мы сами. Иногда я помню это отчетливо.       — Ты говоришь загадками.       Конечно, он добровольно подписался под это, никто силком не тащил его в студенческий совет, не надевал под прицелом пистолета перстень с Печатью розы — знак дуэлянта, обрученного с Невестой-Розой претендента на силу творить чудеса — на палец. Джедайт сделал это сам. Но сейчас ему кажется, что Рей имеет в виду нечто другое. И он говорит ей об этом в порыве откровенности, неожиданном для него самого.       — Ты же любишь загадки, — Рей пожимает плечами.       — Я люблю головоломки и сложные математические задачи, — поправляет Джедайт. — И не люблю иллюзии.       — Как жаль. А если весь мир — только иллюзия?       — Компьютерная симуляция, — поддакивает Джедайт и сопровождает слова кривой ухмылкой, демонстрируя свое отношения к подобным эффектным, но сомнительным идеям. — Эту теорию невозможно фальсифицировать, следовательно — она ненаучна.       — Хрустальный дворец в лунном свете — тоже, — Рей улыбается, на этот раз искренне и будто бы… насмешливо? Иронично? — Но ты же его видел.       — Я все еще не верю в магию, — парирует Джедайт. Сложно, конечно, отрицать то, что видел собственными глазами. Но почему дворцу не быть голограммой, например? Или последствием гипноза? Массового.       — …но хочешь получить силу, способную изменить мир, — продолжает Рей, и Джедайту кажется, что в эти мгновения она будто бы оживает, сбрасывает привычную маску, под которой обычно скрывает свою настоящую личность — более экспрессивную, умную, ироничную, чем позволяет увидеть большинству. Для большинства она не больше, чем красивая надменная кукла, раздражитель рядом с популярными мальчиками (и девочкой, чтоб ее) из студсовета. И почему-то это ее устраивает. Или нет?       Джедайт мог бы возразить, что подобные вещи вызывают у него чисто теоретический интерес. Вроде квантовой механики или теории струн. Что на самом деле он хочет не силу, а ее, Рей. Но не в качестве трофея. Он хочет Рей, которая сейчас сидит рядом с ним в увитой дурацкими цветами беседке и спорит, норовит поймать его на логической ошибке, заблуждении, самоуверенности.       Не дождавшись его ответа, Рей вздыхает. Протягивает руку к ближайшей розе, полураскрывшемуся бутону, кончиками пальцев гладит лепестки, очерчивая контур. Джедайт ловит себя на том, что затаил дыхание и представляет, как эти пальцы касаются его.       — Пойдем, — произносит Рей и поднимается со скамейки. — Уже поздно, Кунсайт ждет.       Джедайт пожимает плечами, стараясь скрыть за этим жестом безразличия кольнувшую сердце ревность.       — Думаю, он слишком занят Минако, — не сдержавшись, все-таки бросает он.       И тут же жалеет, что не прикусил язык. Рей ступает как-то неловко, тихонько охает и замирает, припадая на левую ногу, будто боится потерять равновесие.       — Кажется, ногу подвернула, — с досадой роняет она.       — Сядь, — велит Джедайт, и тянет ее за руку обратно. — Я посмотрю.       — Ты же не врач, — фыркает Рей, но все-таки уступает.       Джедайт опускается перед ней на колено, расстегивает ремешок босоножка — ремешки дурацкие, толку с них, каблук даже на его непросвещенный взгляд не устойчив, не удивительно, — осторожно, чтоб не причинить лишнего дискомфорта, высвобождает ногу, касается узкой стопы. Видимо, Рей боится щекотки, потому что нога дергается, и это рефлекторное движение сопровождается еще одним болезненным вздохом. Джедайт и правда не врач, зачем вообще предложил. Не подумал. Повинуясь какому-то внезапному порыву, касается губами обнажившейся кожи чуть ниже колена. Рей замирает. Он поднимает глаза, скользя взглядом по голени вверх.       Рей смотрит на него со смесью удивления и сомнения. Оба молчат, затем Рей что-то для себя решает. Протягивает руку и касается его щеки прохладными пальцами. В точности так же, как минутой ранее гладила цветок.       Джедайту кажется, что ее пальцы пропитаны ароматом роз. Он поворачивает голову и успевает коснуться губами ладони прежде, чем Рей убирает руку и склоняется к нему за поцелуем.       — В это время сюда никто не приходит, — произносит Рей.       Джедайт не нуждается уточнениях. На собственных губах он отчетливо ощущает сладкий цветочный вкус.       Он разрывает поцелуй лишь для того, чтоб сесть рядом с Рей, и тут же снова приникает к ее губам, влажным, будто усыпанные росой лепестки цветка, и таким же мягким. Он обнимает ее за талию, и Рей с неожиданной готовностью прижимается к нему, кладет ладонь на грудь. Сквозь ткань рубашки и кителя Джедайт ощущает только давление, но не тепло руки.       — Хочешь, я расскажу тебе сказку? — дыхание Рей неожиданно обжигает щеку. Таким тоном нужно признаваться в любви.       Конечно, Джедайт хочет.       — Однажды давным-давно было два королевства, — начинает она и задыхается на мгновение, когда Джедайт легко прикусывает мочку ее уха.       Однажды давным-давно было два королевства. Одно из них находилось на Луне и называлось Серебряным тысячелетием… Да-да, точь-в-точь как наша академия, не перебивай, иначе я не стану рассказывать дальше.       И Джедайт покоряется воле рассказчицы — не перебивает. Торопливо, а оттого неловко стаскивая тесный китель. Рей не спешит помочь ему с пуговицами, скорее мешает, обвивая руками шею, запуская пальцы в его волосы. Перебирает, будто ветер играет с травой. Он целует ее скулы и шею, с каждым касанием будто впитывает в себя лунный свет, разлитый под кожей, и въевшийся в нее запах роз. Рей запрокидывает голову, но продолжает говорить.       Земное королевство называлось Золотым и находилось здесь, в Элизионе. Да, так много совпадений… В ту пору на Луне жила принцесса, а на Земле — принц. Однажды они встретились — они не могли не встретиться, это же сказка. Это почти история Ромео и Джульетты, Джедайт, я знаю, ты терпеть не можешь это произведение Шекспира. Я тоже нахожу его слишком банальным, в отличие от других трагедий…       Джедайт уверен: говоря о принцессе, Рей говорит о себе. Как же иначе? Она прекрасна, она — особенная. И, как любая принцесса, должна следовать своему долгу. Высокое положение накладывает множество обязательств, далеко не всегда приятных.       А иногда — как сейчас — позволяет немного безумств. Все-таки он — не принц. К счастью, Джедайт в курсе: для того, чтоб обладать принцессой, принцем быть не обязательно, и без стеснения задирает подол ее платья еще выше, скользит ладонью по гладкой коже бедра. Ему некогда стесняться, он слишком занят, к тому же пытается не упустить нить повествования, и без того прерывчатую.       …Чужие зависть и жадность погубили принца и принцессу, и оба королевства тоже. Преданные хранительницы принцессы и верные друзья принца оказались бессильны, хотя никто не смог бы упрекнуть их в отсутствие рвения и готовности отдать свои жизни ради принцессы и принца. Друзей принца околдовали, обманом внушив им ложные идеалы и желания. Хранительницы… оказались слишком слабы, я думаю.       Бретельки платья скользят по плечам. Джедайт прикасается к обнажившейся упругой груди — кожа под пальцами гладкая, бархатистая, будто лепестки роз. Первые сомнения закрадываются в голову Джедайта — последняя фраза звучит жестко и резко, как пощечина. Не упрек. По крайней мере, не другим.       Ничем не смогла помочь и королева Луны — к тому времени принц был убит, а принцесса покончила с собой, не в силах вынести разлуки. Отчаянье овладело королевой, волшебство подвело ее, исказив реальность обеих планет. И она бежала на Землю. Хранительницы принцессы последовали за ней в надежде найти способ воскресить ее высочество Серенити.       Теперь в шепоте явственно звучат горечь и сожаление, и Джедайту приходится напомнить себе, что это только сказка. Под ней определенно скрываются некие реальные события, которыми Рей почему-то решила поделиться сейчас и с ним. Может быть, желая выговориться — иногда люди испытывают такую потребность, он читал — и рассчитывая, что ему будет не до ее откровений в такую минуту. Да, Джедайт воздавал должное ее телу, распростершемуся под ним на жесткой скамейке беседки. Да, Джедайт целовал ее губы, перебивая, и, не мешая говорить — рассыпал поцелуи по телу, ласкал руками и жалел о неудобной, неподходящей обстановке. И все-таки внимал, убежденный, что другого случая не представится.       Если, разумеется, Невеста-Роза не будет принадлежать ему.       Исказились не только реальности двух планет, хотя Земля переменилась, а лунный дворец стал усыпальницей для принцессы и принца. Серебряный кристалл, источник огромной силы, распался на несколько осколков. Ты же знаешь сказку о Снежной королеве? Нет, попав в сердце, осколок не делает человека бесчувственным, хотя иногда так кажется… Он превращается в обоюдоострый меч.       Джедайт как наяву видит Рей в платье Невесты-Розы, и меч, появляющийся из ее груди дюйм за дюймом. Тоже иллюзия, которую он пока не разгадал. Он проводит рукой по ложбинке между ее грудей, и на мгновенье ему чудится, будто в ладонь толкнулось навершие эфеса.       Нужно извлечь осколки и собрать кристалл заново, верно. Это сложная головоломка. Не спросишь, что случилось с друзьями принца? О, их постигла лучшая участь — они умерли, чтоб однажды переродиться для новой жизни, начать с чистого листа. Тебе что-нибудь говорит имя «Эндимион»?       Джедайт припоминает, что так звали возлюбленного богини Луны из древнегреческих мифов, и там тоже какая-то темная и запутанная история. Типичная мифология, в общем — выбирай трактовку на свой вкус. Еще так называется роман Симмонса. Неплохой, кстати. Какая-то тень возникает на границе сознания, чтоб тут же растаять, исчезнуть в волнах страсти.       — Ты и Кунсайту рассказывала свою сказку? — как бы между прочим спрашивает Джедайт некоторое время спустя.       Рей фыркает: вот уж нет.       — Я думаю, ему предназначена другая рассказчица, — произносит Рей и плотнее прижимается к его груди — разгоряченные тела острее чувствуют ночную прохладу, даром что ночь майская, теплая.       С его кителем на плечах Рей кажется маленькой и еще более хрупкой. Сравнения с цветами все еще просятся на ум, но Джедайт отвергает их. Ему приятно греть в своих объятиях не Невесту-Розу, источник великой силы, но просто желанную, живую девушку. Девушку, почему-то доверившуюся ему. Не с первой попытки, но в здоровом скептицизме и осторожности нет ничего плохо.       Завтра он бросит вызов Кунсайту, и уже следующей ночью на дуэльной арене при свете неизменно полной луны, под сверкающим хрустальным замком услышит хрустальный звон белоснежных лепестков, разбивающихся о лезвие его меча. Да, он уже слышит этот звон.