Juste nous deux et les étincelles de la flamme

      - Больно не будет.       Тишина. Настолько абсолютная, что на сцене слышно тяжелое дыхание и всхлипы Никки. Настолько, что скрип досок под ногами кажется оглушающим. Настолько, что собственная пульсирующая кровь почти эхом отдается внутри.       Видишь, как на тебя наводят арбалет.       В последний раз дышишь. Глубокий вдох, воздух буквально залетает в горло, почти ощутимо кружась в легких. Миг, и он уже с теплым паром вылетает обратно. Задевает пушистые, но тонкие ресницы, касается слизистой глаза, но нервными окончаниями не ощущается. Скорее видишь, чем чувствуешь.       Перед смертью не надышишься, Туббо.       Поднимает глаза, смотрит прямо в маску напротив. У него тоже руки трясутся, они все надеются, что Шлатт не видит – надеются выиграть время, еще хотя бы несколько минут, пока Вилбур не придумает хотя бы малость надежный план.       - Чего ты ждешь? Стреляй!       В глазах ничего разумного, и пусть внешне он кажется абсолютно спокойным, но внутри что-то алым пламенем блестит, заставляет беспрекословно подчинятся всех и вся. Шлатт мог заставить внутренности сжиматься одним своим видом, подчинить своей воле даже самую строптивую и упрямую душу. Но явно не он злодей сей истории.       - Пусти меня, блять, Вилбур!       Томми рвется. Томми хочется рыдать, хочется стать большим и сильным и просто заставить всех заткнутся, заставить их всех жалеть о страхе человека в желтой бетонной коробке. Саймонс дрожит, перестает чувствовать свое тело, когда они встречаются взглядами. Туббо умоляет его помочь, единственного, кому действительно может доверять.       Кому может доверить собственную жизнь.       А Томасу ничего сейчас не сделать. Побежать и попытаться отбить лучшего друга? Его тут же прикончит Квакити, даже не отвлекшись от показательной казни. Просто выпустит стрелу в его пустую голову. И кровь будет медленно течь по его плоти, огибая еще пульсирующие вены, оставляя липкие пятна на одежде, пачкая волосы, слепляя их в один большой ком.       Подорвать весь Ламамбург? Но тогда умрут, Никки, Вилб, он сам, Туббо. Их разорвет на маленькие части по его вине, его руки будут в крови близких даже после смерти. И вполне заслуженно.       Они умрут, они все умрут. В любом случае, что ни сделай, смерть все равно будет смотреть на их попытки как на жалкое и бездарное представление, потирая руки в предвкушении пирушки. Она то точно не останется голодной, вдоволь насладившись страданиями, слезами и кровью. Каждая война являлась праздником, ведь когда еще возможно так сполна насытиться.       - Отпусти меня!       - Томми, мы ничего не сделаем.       - Пусти блять! Я-я должен!       - Мы ничем ему не поможем.       - Заткнись!       Ему нельзя кричать – а толку, если все всё равно знают о их присутствии здесь. Лишний раз посмотрят, неодобрительно покачают головой, но на том все. Сейчас все пытаются даже не дышать лишний раз. В конце концов, к Туббо морально привязан каждый.       Даже если особо с ним не общался.       Что уж говорить о человеке, с которым они проводили сутки напролет, разговаривая обо всем на свете и делясь всем, что таилось глубоко на душе.       Его голубые глаза в легком свете ночного неба, отражая все полотно звезд и заставляя все внутри одновременно сжиматься до предела и при этом наслаждаться, получать необходимую дозу счастья.       - Завались, Вилбур, пожалуйста! Просто не открывай свой поганый рот!       Теплые лучи ласкают волны в бескрайнем океане, их в лодке – двое. Такие крохотные на фоне огромной глади воды с темным, абсолютно непроглядным дном холодных вод.       - Не парься, скоро вылезем!       - Хотелось бы. Кто знает, что там на дне.       - Ничего, во льдах абсолютно ничего нет.       - Говоришь так, словно мы проверяли.       - Томми, смотри правде в глаза с достоинством. Мы не сможем его вытащить.       - И чем тебе только понравились эти пчелы?       - Ну...они милые?       - Они больно кусаются и ужасно приставучие.       - Ну это тебе так кажется, чувак. Я нахожу их прекрасными.       Единственное, что прекрасно здесь – ты, Туббо. Как с улыбкой перебираешь цветы, пока маленькие пчелки копошатся с пыльцой. Как ветер слегка перебирает его волосы, и Томми радуется, искренне радуется, что даже в его новой «Шлаттовской» жизни есть место для друзей.       Есть место для него.       - Плевать, плевать!       Вырывается, смотрит на Голда секунду-другую, а после срывается с места и бежит в сторону сцены. Бежит так быстро, как никогда до этого не бежал. Больно ударяется, спотыкается через раз, на ходу пытаясь расстегнуть ножны и вытащить оттуда алмазный меч. Предотвратить. Обезопасить. Сберечь.       - Ты иногда такой зануда, боже.       - Завались. Ты тоже зануда.       И оба смеются, прижимаясь друг к другу под холодными каплями дождя. Как не вовремя он пошел, и как не вовремя они оказались где-то в лесной глуши, не имея даже малейшего понятия, как вернуться в Ламамбург. Не волновало, что сейчас делать, куда идти, и простынут ли они под этим треклятым дождем. У них есть костер, кривой венок из цветов на голове Туббо и длинная, длинная ночь. Они есть друг у друга.       - Текноблэйд, или ты сейчас же стреляешь…       Он не слышит ничего больше.       Голос Шлатта заставил все внутри сжиматься болезненно, глаза стало печь. В голове – только бы добежать, только бы успеть, только бы Туббо, его единственного близкого человека, его семью, не разорвало там, на этих треклятых подгнивших от воды и времени досках.       - Ты блять чуть не погиб только что!       Держит парня за ворот рубахи, прижимая к себе со всех сих и все еще трясясь от пережитого волнения.       Он только что чуть было не упал в озеро лавы в пещерах, просто запнувшись. Он просто, черт возьми, запнулся о булыжник под ногами, потерял равновесие и чуть не превратился в стейк глубокой прожарки.       - Да живой я! Томми пусти.       - Ты мог умереть! Прямо сейчас!       Парень в объятиях только спустя долгие две минуты обмякает, с усталым выдохом прижимаясь к другу и запуская руку в его волосы.       - Что бы я без тебя делал, Туббо? Скажи, чтобы я делал, если бы сейчас ты умер?       Вероятнее всего, плакал до хрипа в горле, потому что потерял бы все что имел за один миг. Прямо как сейчас вполне может. И слезы так же градом текли бы по лицу, на удивление, сейчас не мешая вовсе ему нормально видеть и мыслить. Словно все чувства резко обострились, словно он действует чисто по тому, что сейчас ощущает, словно…       - Вытащите меня отсюда, эй!       Парень складывает руки на груди, упирается одной ногой в стену из камня и пытается сдуть челку. Безуспешно, правда, но он по крайней мере пытается. В метре от него покатывается со смеху Томми – издевается.       - Маленький Туббо в коробке, - с умилением и нараспев проговаривает Саймонс.       Туббо.       Туббо в коробке.       Что же он будет делать?       Жемчуг приземляется прямо между Текноблейдом и тюрьмой его друга – он оказывается там в тот же миг, загораживая собой парня.       - Томми, тут такое дело-       - Что-то случилось, чел?       - Да, вроде как.       Они сидят на их скамейке. Перед ними – весь Ламамбург в свете утра. Город спит, а они – уже нет. Томми и Туббо. Лучшие друзья. Двойные проблемы. Неразлучная парочка. Парень зарывается в темные волосы рукой, чуть отворачивается и рвано выдыхает. Волнуется. Теребит край своей зеленой рубахи. Она где-то в пятнах, несмотря на множество стирок. В их-то условиях было проблематично стирать, особенно после того, как старший из парней начал играть на два фронта одновременно.       - Томми.       - Да?       Саймонса напрягает такое поведение. Может, что действительно произошло за ту жалкую ночь, когда им пришлось расстаться? Он надеется, что Туббо в очередной раз просто раздувает из какой-то пылинки огромный ком, что просто зря себя накручивает, как, впрочем, и всегда делал.       - Что ты скажешь, если…       Поворачивается. Две пары голубых глаз встречаются, на какой-то момент словно становясь единым целым. Словно две речушки, которые через свой долгий путь впадают после в одно озеро.       - Если я люблю тебя?       Ракета вылетает почти сразу же – Текно не успевает вовремя сообразить, понять ситуацию. Действует молниеносно, рефлекторно спускает курок. Она влетает ему меж ребер, сразу же раздирая футболку в том месте и упираясь в кожу. Разрывает плоть.       Взрыв.       Столп искр, белых, синих, красных.       Крики.       Плач.       Почему все грустят? Фестиваль же. Прекрасное событие.       Сердце пропускает несколько ударов. В глазах его друга не начинают собираться слезы или голос не начинает дрожать. Нет, он наоборот невероятно спокоен. Может, малость нервный. Но не больше, чем обычно, на самом то деле.       Спокойно смотрит в его глаза – а у самого Томми уже ком, он говорить-то не может, не то что поддерживать зрительный контакт дольше нескольких секунд.       - Слушай. Ты не обязан мне как-то отвечать на это, ладно? Просто, никто же не знает, чем обернется для нас этот фестиваль. И я хотел, чтобы ты знал. Просто знал.       Встает, поправляет дуратскую рубашку. Трепет его по голове, чуть задерживаясь – нежнее, чем если бы сделал это пару дней назад.       - Мне пора готовится. Береги себя, Томми, пожалуйста. Конечно.       - Томми! Нет, Томми! ТОММИ!       Туббо кричит. У Туббо горло дерет от такого громкого и отчаянного крика. Собирает последние силы, почти перелетает через ограждение и закрывает рот, пока его сознание буквально сходит с ума от того, что видит.       Томми взорвался.       В его груди зияет дыра. Большая, сквозная. И капли крови на щеках, и он видит, как от давления все его внутренности буквально превращаются в одно сплошное месиво из крови, костей и мяса. Видит, как его просто разрывает, видит, как по сцене разлетаются осколки его костей. Видит, как самая важная часть его жизни сейчас раскидана по сцене мелкими кусками.

Tommyinnit мертв.

      Он не просто мертв. Он был убит жесточайшим образом прямо на его глазах, а парень даже пошевелится не в силах. Даже вдохнуть не может, хотя легкие горят от недостатка кислорода.       Плевать, на все плевать.       - Туббо, я…       Светлые, чуть запутанные волосы. Футболка с красными вставками, в пятнах и протертая в паре мест от долгой носки.       Кричит, долго и отчаянно. До звона в ушах, держа его за руку, которая чудом не отлетела в сторону и осталась на положенном месте. От футболки – одни тряпки. В любимых глазах, которые всегда так светились жизнью, теперь только стеклянная пустота и кровь вперемешку со слезами.       -…Я еще не до конца уверен в том, что испытываю к тебе…       Держит Туббо за край его рубахи, тянет на себя, просит еще минуту побыть рядом и дать ему спокойно договорить.       Теперь в его жизни ровным счетом ничего. Ничего, кроме ментальной дыры, прямо как у Томми в брюшной полости. Так мерзко, ужасно мерзко сидеть сейчас здесь, на еловых досках трижды проклятой сцены и прижимать к себе мертвое тело друга, лучшего друга, пачкать свой единственный костюм кровью, сидеть среди разбросанных частей буквально ребенка. Господь, ему было всего шестнадцать. Он еще столько всего не успел увидеть.       - … но поэтому, прошу тебя.       Теперь встает сам, держит его крепко за руку, вновь улыбается во весь рот. Счастливо так, как всегда это делает. Как делает это только он, никто другой не мог заставить его трепетать одним лишь движением губ.       - Прошу тебя, давай переживем этот чертов фестиваль. Вместе. Туббо, давай просто перетерпим его как страшный сон, и ты поможешь мне разобраться.       - Конечно.       - Спасибо тебе. За все.       - Ты лучший, Томми.       Он смеется – спасибо хоть не издевается за такое откровение. А Туббо просто счастлив держать его за руку. Наконец-то по-особенному. Наконец не как друзья.       - Останься в живых, Туббо.       А какой смысл, если его рядом не будет?       - Как я и говорил, Туббо. Предателей не ждет ничего хорошего.       Ракета, уже наставленная в его сторону. Не хотелось бы, чтоб жертва самого храброго человека в его жизни вот так даром пропала, но либо это сделает Текно сейчас, либо он сам, но немного позже.       Они никогда не отмоются от его крови на своих руках.       Страх.       Отчаяние.       Ярость.       Шлатт должен умереть. Они все должны умереть в муках за то, что сделали с ним. Томми был большим человеком, никто не имел права даже мысли позволить о его убийстве. Они должны быть мертвы, Туббо, тебе нужно просто встать, взять меч Томми и отомстить. Отомстить за то, что они посмели сделать, за то, что никто, никто не предотвратил это. Должен был умереть кто угодно, но не этот светлый гиперактивный ребенок, который порой был немного надоедливым, немного грубым, но все же делал всех и каждого чуть счастливее. Он был невероятным, почему, почему все произошло именно так.       Туббо не может все так оставить, но       Выстрел.       Искры.       Крики.       Плач.