Момент

— Тормози, тормози… Слава не хочет тормозить. Он вдавливает педаль газа в пол и отпускает лишь тогда, когда Алишер машинально хватает его пальцами за запястье. Не грубо, не жестко, лишь как способ привлечь внимание: подушечки ложатся на выступающие вены, отсчитывая захлебывающийся пульс. Славе двадцать один, он свободен и оглушительно счастлив сейчас. — Нам ещё рано умирать, Слав, — смеётся Алишер, облегчённо выдохнув. — Давай подождём. Слава целует его первым — пьяный от собственный безрассудности или шампанского, уже не разберёшь — перегнувшись через коробку передач; в бок впивается не отстёгнутый ещё ремень, в бедро упирается ручка переключателя. Ладонь Алишера на его животе жжет даже через все слои одежды. — А ты точно продюсер? — негромкий смех в ухо щекочет кожу. — У меня будет платиновый альбом? Кресло откидывается назад беззвучно, лишь в конце глухо шлепает, встретившись подголовником с задним рядом. Чужие ладони ощущаются на бедрах привычно, будто были тут много раз до этого; Слава перекидывает ногу через колени Алишера и наощупь гасит свет в салоне. Ему двадцать один и он сошёл с ума. И некому его остановить. — Хочешь? — дыхание сбивается, мешая говорить длинными фразами. Как будто он мог бы собрать мысли для длинной фразы. — Ты хочешь? Алишер тянется вперед и обводит его подбородок ладонью, касается губ большим пальцем, чуть растирая. Он выглядит неожиданно серьёзным в полутьме салона, слишком взрослым и уставшим. — Очень, — наконец говорит он, улыбнувшись. — Суммы, проси любые суммы. Слава против воли смеется и наклоняется вперед так низко, что упирается лбом в лоб Алишера. — Я и так дорого тебе стою, рэпер Моргенштерн, — вздыхает он. — Слегка опрометчиво разбрасываться такими фразами. Алишер неопределённо пожимает плечом. Не соглашается, но и не спорит. Иногда Славе кажется, что в нём два разных человека, не слишком гармонирующих друг с другом. — А ты скажешь, что любишь? Слава улыбается по инерции. Он внимательно смотрит на Алишера, а тот отвечает ему нечитаемым взглядом без тени насмешки. — Не надо, — наконец выдавливает Слава, сдвигаясь в сторону пассажирского сидения. — Тебе это не надо. Не делай так. Алишер ловит его в охапку, мешая отодвинуться, и подминает под себя, с поразительной легкостью развернувшись в салоне. Слава машинально упирается ладонями в чужие плечи, ощущая странное желание убегать. Как сраный олень, застигнутый охотником. — Я хочу услышать, — Алишер ловко пресекает попытки сопротивления, пригвоздив запястья Славы к спинке сидения. — Скажи это. Слава жмурится и откидывает голову, позволяя Алишеру целовать его шею. Тот обводит языком проступающие под кожей хрящи гортани; от этого движения Славу едва не подбрасывает. — Ты знаешь, — сдавленно говорит он, облизывая пересохшие губы. — Я знаю, — соглашается Алишер, задирая его безразмерную толстовку вверх. — А ты скажи. Слава машет головой и морщится, когда Алишер оглаживает выступающие косточки над ремнём низко сползших джинсов большими пальцами. Ему страшно. Ему хочется больше. — Люблю, — наконец выдыхает Слава, когда Алишер касается губами его солнечного сплетения. — Знаешь же, что люблю. Алишер смотрит вверх и улыбается, прежде чем продолжить. — Знаю, — повторяет он, спускаясь ниже. Слава не задаёт глупых вопросов в ответ. Он не спрашивает банальное «А ты?» или стоящее комом в горле «Зачем». Зачем Алишер спрашивает, зачем ему Слава, зачем они это делают именно сейчас, когда уже разъехались и у Алишера есть его замечательная, славная Диля, а у Славы есть пёс и одиночество. Он не спрашивает, а зарывается пальцами во вьющиеся волосы, поглаживает отросшую щетину чуть ниже на затылке, и улыбается. Алишер трется щекой о его обнаженный живот и прикрывает глаза. — Для секса ты слишком много думаешь, Слав, — выдыхает он почти устало, непрерывно обводя кончиками пальцев тазовую косточку справа. — Ты в принципе слишком много думаешь. Слава негромко смеется, проглатывая с новыми вздохами то, что хотел бы, но не станет говорить. — Так чьё это упущение, Алишер? — он прикрывает глаза ладонью, продолжая улыбаться. — Что я много думаю вместо секса? Возмущенный вздох, слегка чересчур наигранный, забавляет. Алишер бормочет что-то об охуевших — дальше Слава не слышит, потому что чужие губы мягко касаются низа его живота, отвлекая от слов — их обоих; чужие пальцы ловко расстегивают джинсы, почти невесомо ощущаясь на коже. Славе нравится быть рядом с ним. Нравится, как Алишер обнимает его, когда рад. Нравится, как Алишер потакает его дурацким прихотям. Нравится, как Алишер искренне веселится с дурацких шуток. Ему нравится сейчас. Этот момент, растягивающийся в секунды и минуты — на водительском сидении дорогой тачки, в уютной тесноте кожаного салона. Ему нравится, как Алишер целует его, щедро делясь собственным теплом. Ему нравится, что хотя бы на эти мгновения они принадлежат только друг другу — неважно, зачем, неважно, почему. Это просто есть, здесь и сейчас, и Слава живёт. Здесь и сейчас. Он целует Алишера, слыша за негромким бормотанием поставленного на повтор собственного трека, как хлопает входная дверь в отдалении. Он подставляет шею под кусачие поцелуи, видя нечеткую сквозь запотевшее стекло фигуру. Он стягивает с Алишера майку, продолжая смотреть на того, кто сейчас снаружи. Он подумает о последствиях потом. Он слишком много выпил, хотя обычно обходится чаем — не стоило слушать подначек друзей, но хотелось побыть взрослым. Он слишком много выпил, больше, чем должен, поэтому скользит пальцами по влажной коже, прежде чем сжать сильнее, оставляя красные отметины от ногтей — не царапины, нет, его ногти слишком короткие — Алишер шипит сквозь зубы и глухо смеется, перехватывая его под коленом. И молчит, хотя мог бы прокомментировать. Они и не трахаются толком — Славе далеко до звезды порнороликов для геев, а Алишер… наверное, ему тоже. Это смешно и дико — будет потом — но сейчас Слава стискивает коленями чужие бока, когда Алишер трется об него, хрипло дыша в шею сомнительные комплименты. Это не секс — но так даже лучше. Так — по-настоящему. Как должно быть, наверное. Слава притягивает Алишера ближе, вдавливая в себя, скрещивает лодыжки на его заднице, практически мешая уже, но Алишер не жалуется. Он двигает бедрами чуть медленнее и плотнее, каждым движением отнимая у Славы всё больше воздуха; легкие горят огнём, а по венам растекается лавой желание получить больше. Он стонет сквозь сжатые зубы и хватает Алишера за затылок, беспомощно и совершенно бессмысленно. — Блядь, Слава, — чужой голос, сдавленный и едва не рычащий, поднимает волоски на коже дыбом. — Блядь, блядь, хочу… Слава кончает, прежде чем узнаёт, чего именно Алишер хочет. Скорее всего, он и так знает — их желания сейчас должны сильно совпадать. Он чувствует, как Алишер вздрагивает, опершись на локти и обессилено уткнувшись лицом в его шею, и по-дурацки широко улыбается. Надо же. — Я думал, ты опытный боец. Алишер фыркает и качает головой; целует Славу в ключицу, оттянув ворот толстовки, прежде чем отодвинуться. — Звучит, как оскорбление, — смеется он, переваливаясь на пассажирское сидение. — Ты у меня первый, если что. И ты — это ты. Слава поднимает брови и смотрит долгим взглядом, получая в ответ такой же — ни грамма лжи, только правда, пусть только на пять минут. Он знает, что через пять минут их время закончится, всё закончится, как и началось, потому что это была ограниченная по времени акция — и тянется, чтобы снова найти с готовностью приоткрытые губы своими. Недосказанность жжет нутро едкой кислотой. Они возвращаются в дом под возмущенные крики; Слава бросает взгляд на притихшую Дилю, что отстраненно улыбается на слова своего парня. Алишер целует её в щеку, продолжая смотреть на Славу, и Диля замечает это — но ничего не говорит. Вина внутри вспыхивает так ярко, что становится тяжело дышать, и Слава машинально сжимает футболку на груди. Вина внутри вспыхивает ярко — но всего на одну секунду.