Искристый фимиам

«… я вложу слова мои в уста твои и тенью руки моей покрою тебя…» — Пятикнижие (Втор 18:18[934])

      Кожа пропитана остатками пряного фимиама, словно потресканная серебряная кадильница. Горячие слёзы сальной свечи медленно стекают по оловянному подсвечнику, а вороново перо тревожит душный воздух собственными прерывистыми взмахами. Преподобный Карвер со сладостным упоением увековечивает неровным почерком мысли о нечестивых созданиях. Влияние, навеянное с самого великого и устрашающего Салема, пускает чёрствые корни в его обеспокоенное сердце. И вопреки святым убеждениям, Саймона манит очарование сумеречного неба, поэтому он ненадолго отвлекается, вглядываясь в здешние чудеса природы.       Слышится скрип деревянной повозки и хруст недавно выпавшего январского снега. Карвер приближается к резному окошку и дивится, когда замечает незнакомый народ в столь позднее время. Он незамедлительно покидает церковь — свою скромную и ветхую обитель — и направляется в сторону неизвестных. Подле стоит судья Вайман, и, кажется, радушно приподнимает уголки тонких губ. — Сердце радуется, мой добрый друг, — молвит невысокий плотный старик, обращаясь к судье. — Если бы не ты, то горевать нам на обломках родного поселения, — следом похлопывает крупной ладонью по плечу. — Благодарю, — вслед за мужем мягко говорит полнощёкая женщина в грязном платье с прорехами. — Ох, гневается, видать, Боже, раз такие искусы посылает…       Пара выгружает тряпьё из повозки, перенося их к давно заброшенному дому бывших постояльцев. — Не надо, Мора, — хмурится Вайман, скрещивая руки на груди. — Неужто размышляешь, что Отче зол на вас?       Женщина желает ответить, как вдруг видит пришедшего молодого человека в тёмной рясе. — Что же Вы, преподобный, не в постели? — с укором обращается судья к Саймону. — Близится к полуночи. — Звук тряской телеги вмиг коснулся моего внимания, — священник недоверчиво косится на нежданных гостей. — Вы не отсюда, я прав?       Преподобный Карвер живёт анахоретом, отчего посторонние мерещатся подлым злом, в особенности те, кто приезжают в Литтл Хоуп. Однако не спешит, не думает о чём-то греховном, а лишь присматривается к новой семье. От мужика разит речной рыбой, будто тот рыбак, от бабы же едким потом и элем — вполне присуще крестьянам. Похоже, что подобная несказанная грубость отталкивает пару, после чего они недолго молчат, но внезапно до ушей Саймона доносится мелодичный женский крик и детский плач. — Матушка!       С задней стороны трухлявого дома выбегает молодая особа с ребёнком на руках. — Там есть очаг и даже постели, — восторженно срывается с розовых уст. — Только Тыковка всё плачет. — Ко мне, дочка, — отец забирает у старшей девочку и прижимает к сердцу. — Проголодалось дитя. — А Вы здешний преподобный? — девушка устремляет зоркий взор ясных глаз на сурового мужчину. — Предполагаю, судья Вайман сообщил о нашем приезде. — Увы, но нет, — вздыхает он, то и дело поглядывая на каждого члена маленькой семьи. — Горе настигло нас, — начинает свою печальную историю она. — Мы, Алланы, из поселения Рокпорт на мысе Анны. Варвары, поглощённые алчностью, напали и разграбили наши дома… А затем подожгли. — Люди в смятении бежали, их убивали… Да примет души Отец на том свете, — продолжает рассказ глава семейства, покачивая дочку на руках. — Благо приятель мой верный принял в незаметном Литтл Хоуп.       Судье Вайману удаётся подметить, как недружелюбен взгляд Карвера, поэтому после того, как те прощаются с новыми жителями, мужчина напоследок молвит: — Они хорошие люди, преподобный. Не трать ни моё время, ни своё на беспочвенные подозрения. — Однако дочь их старшая выглядит как… — не успевает договорить Саймон, как внезапно судья напоминает: — Уже как лет двадцать за облик не судят. Я знаю девочку давно и души чище не видал, — его удручает бессмысленная беседа. — Пора спать, преподобный.       Называют девицу Брианна. Женское лицо худое с маленькими поцелуями солнца и морщинками из-за располагающей улыбки. Тонкие, почти незаметные брови часто выдают её чувства, будь то всепоглощающая печаль или искреннее счастье. Из-под синего платка из грубой ткани виднеются запутанные локоны янтарного отлива, будто сплав камней драгоценных. По легендам подобных сжигают на костре, обвиняя в причастности к дьявольской мощи; таких вожделеют аристократы и презирают женщины. Невысокая, пальцы часто в смоле, а очи, кажется, чище белого снега и хрустальнее холодного льда. Не одарённая красотой и умом, зато есть некоторая прелесть заморская, что заманивает пару ухажёров.       Саймон бдит, грезит о том, чтобы уловить в ней нечто от демона, но Брианна с семьей проживают почти две зимы здесь и нет за ней ни одного греха. Мужчины идут свататься, хотя она всегда вежливо отказывает, пусть даже такое поведение не подобает девушке. Девчонка на слуху: добросердечна, мила и временами непокорна, ведь рано или поздно Аллан обязана стать умелой женой и хозяйкой.       Она исправно посещает слушания проповедей, беседует с прихожанами и освещает стены церкви своим ненавязчивым нахождением. Семейство славное: отец Лод возвращается к рыболовству, как и когда-то в Рокпорте, а мать Мора продаёт морскую пищу на рынке. Однажды преподобный ощущает на себе её многозначительные взгляды, но всё меньше пытается размышлять об этом. Его беспокоит только безопасность окружающих, надвигающаяся, как Саймон считает, ведьмина атака, хотя многие ненароком припоминают о других, более важных, неурядицах. — Отчего же Вы так безрадостны, преподобный?       Рыжеволосая дева вновь застигает Карвера в полном одиночестве. Он становится неотъемлемой частью тамошней церквушки. Возможно, самой тёмной из имеющихся. — Утро доброе, Брианна, — мужчина поднимается с шаткого стула и, даже не направляя свой взор на девушку, идёт к книжному шкафу. — Вас что-то сбивает с толку или, быть может, и вовсе не спите? — она ходит по пятам, напрягая Карвера. Преподобный до сих пор не проникается к ней полным доверием. — А почему же это так заботит тебя? — недобро хмыкает он, сжимая пальцами кожаный переплёт книги. — Я полон дел, Брианна.       Мужчина садится на низенькую скамейку с витиеватыми узорами и делает вид, будто собирается читать. Девушка присаживается рядом, не сразу догадываясь, что Саймон не желает разговаривать с ней сегодня. Брианна без стеснения разглядывает его привлекательное лицо, поражаясь тому, как молод мужчина для проповедника. В их поселении когда-то был один пожилой и седовласый, лишённый жизненных принципов. — Прошу прощения, преподобный Карвер, — девушка почти невесомо касается длинными пальцами его руки, лежащей на колени, — Хочется верить, что Вы в порядке.       Её скользящее прикосновение щекочет кожу; из груди вырывается возмущение из-за непозволительного контакта, однако Саймон сдерживает себя в этот момент. Он следит за удаляющейся женской фигурой, а зарождающиеся мучительное смятение и сомнительная нега сливаются в едином танце.       Повинен ли диковинный лик или чарующий голос — ему неизвестно. Как и то, является ли всеобщая любезность к ней последствием манящего колдовства. Брианна дотрагивается однажды в церкви, затем второй раз, когда Карвер случайно роняет библию, а Аллан поднимает и передаёт в руки. Третий происходит после мучительной смерти малышки Рони — её младшей сестры — из-за дифтерии. Она падает на промозглую землю, закрывает пыльное лицо ладонями и плачет, а кто-то придерживает за локти. Тогда девушка встаёт на ноги и пошатывается, принуждая преподобного поймать её.       Беспомощное отчаяние Брианне совершенно не к лицу. Родители в печали, поселение в ужасе из-за жуткого происшествия. Как-то мать и отец уезжают в другой город, дабы продать пойманную рыбу, веря в наибольшее получение дохода, а раздосадованная девушка остаётся одна в крошечном домике на окраине. Как и следует проповеднику, Саймон навещает Аллан, чтобы выразить своё сожаление. Она встречает в ночной рубашке, глаза её заплаканны, а тело истощено. — Я глубоко сопереживаю, Брианна, — клонит голову набок. — На прощании особенно было тяжело, но помни, что душа невинная возвысилась к небесам. Отец о ней позаботится.       Раз в три дня Карвер навещает девушку, благословляя и утешая словами, тогда Брианна и вправду начинает выглядеть куда лучше. Родители задерживаются ещё на пару ночей, и в одну из них мужчина и девушка остаются наедине. Этот вечерний визит окажется для преподобного новым падением Вавилона.       Рядом с ней искрится ладан, распускаются божьи подсолнухи. Брианна предлагает тёплое питьё и щедра на еду. Саймон отказывается, а вскоре и вовсе собирается уходить, но одна единственная фраза заставляет остановиться: — Преподобный, а что для Вас Бог?       Девушка обходит мужчину и ныряет в чёрную глубину его глаз. — Воочию виден мне он, — не задумываясь, вторит Карвер. — В лазурном небе, в плодной земле, в наших людях. — А как же надежда? Разве Отче — не источник самой веры? — с каждым произнесённым словом она делает шаг вперёд. — Бесспорно.       Брианна осторожно подносит руку к рясе, не страшась реакции проповедника. — Есть ли место надежде в моём раненном сердце?       Саймон сгущает брови к переносице. — Ты не смеешь делать это. Словно неясная мне магия… — Опять же помните о ведьмах, — на бледном лице безобидная усмешка. — Тревога ли за тело или же за душу? — О чём ты говоришь? — ещё немного, и преподобный достанет деревянный крест. — Может, страшитесь, коли я нападу? Расцарапаю кожу, отравлю ядом? — посмеивается. — Или же, что заберусь в душу? Но я не то отвратительное создание. — Даже если это так, ты не получишь то, чего желаешь. Я раб лишь Бога.       Жарко, огонь и полено в очаге потрескивают, пахнет сушёными яблоками. Непросто бесстрастно смотреть на Брианну, когда она так близко. — Мыслю я, причина не в страхе к злобным ведьмам, а страхе быть с кем-то, именно поэтому Вы ударились в веру, — она осмеливается ощутить пальцами мягкость мужской кожи, но он резко отворачивается; тело дрожит. — Ну что же Вы…       Саймон, забывая о своих святых клятвах, небрежно прерывает девушку поцелуем, нечаянно прикусывая её шершавую губу. Пальцы Карвера болезненно сжимают подбородок Брианны, но эта боль приносит ей нездоровое удовольствие.       Стук кровати о стену считается олицетворением жалкого греха, а волосы из меди шансом попасть в огненное чистилище. Он, завороженный красотой тела, считает многочисленные родинки, и её трепещущие груди погружают в приятную истому. Брианна целует страстно, как будто в последний раз, и, будучи сверху, оставляет на его шее свежие пятна. Наклоняется к уху и заговорщически шепчет: — Преподобный, Вы позабыли, что Бог есть даже во тьме, и надежда пеленой избавляет от возможности отличить зло. Вы не смогли отличить.       Туловище пробивает, словно холодная молния. Карвер вздрагивает и просыпается, роняя из пальцев перо. Он глядит на записи в своём дневнике и тяжело дышит. Преподобный до сих пор чувствует на себе женские ласки, и с возрастающим гневом выбегает наружу, стараясь погасить унизительное пылкое желание внутри. Перед глазами всё та же холодная ночь и под ногами январский снег. Мужчина оглядывается по сторонам. Саймон не знает, что стыдит его больше: слабость перед женщиной или же дурман из-за проклятой ведьмы? — Ведьма! В нашем городе ведьма!       Немногие выходят из домов, слыша мужские возгласы. — Что за вздор, преподобный? — тут же появляется судья Вайман. — Идёмте со мной, я докажу Вам!       Карвер доводит мужчину до старого дома и яростно выбивает гнилую дверь. Их встречает кромешная темнота и затхлый запах. — Где же эта нечистая? — он рыщет по бывшему пристанищу девушки и вне себя от бешенства. — О ком речь? — судье осточертевают выходки Саймона. — Семья Алланов, переехали несколько лет назад из Рокпорта. Девка их старшая, Брианна… думается мне, что она отродье дьявольское, — он продолжает метаться из стороны в сторону, но внезапно крепкая рука сжимает плечо Карвера. — Остуди пыл, преподобный, — устало молвят его влажные губы. — После казни Мортимера Фриса здесь лет семь никто не живёт. А тебе пора бы отдохнуть. — Но как же… — он растерян, слегка напуган. — Брианна? — Тебе худо, возвращайся домой и намажься мазью, — Вайман кивает, намекая на повреждённую шею проповедника. — Ночи доброй.       Саймон остаётся в полуразрушенном доме, думая о дурном и мерзком сне. Подлое сновидение, где праведный человек поддаётся демонической силе; прелюбодействует и раскрывает свою истинную сущность.       Я покрою тебя тенью своей.