Байки из склепа

— Алик! Альберто! Оганесян, вставай! Алик приоткрыл один глаз. Августовское солнце заливало комнату на первом этаже блочной пятиэтажки немилосердно яркими лучами. Вовсю щебетали птицы, и их пение, сплетённое с криками за окном, спросонья казалось отвратительной, бьющей по ушам какофонией. Не желая сдаваться, Алик перевернулся на другой бок и для верности накрыл голову подушкой. В оконное стекло что-то глухо стукнуло, один раз, второй... Нет, определённо Ромыч Малинский был ниспослан ему за какие-то прегрешения. — Рома, ты охуел камнями кидаться? Взъерошенный Алик с отпечатком подушки на щеке распахнул ставни и сердито уставился на однокашника. — Алик-джан, не ругайся! — Малинский примирительно поднял руки вверх. — Дело есть. — Какое дело? Воскресенье, семь утра, у меня первый выходной за неделю, никуда не пойду, даже рот свой не раскрывай! Этим летом Оганесян-старший, заведовавший местным кладбищем, решил, что его отпрыск уже достаточно взрослый, чтобы приобщиться к семейному делу, и, пока все нормальные подростки гоняли в футбол, бегали по гаражам, ходили на рыбалку к речке-переплюйке и тайком от взрослых дули пиво на местной свалке, Алик работал лопатой. Хорошего настроения это, как нетрудно догадаться, ему не добавляло. — Давай-давай, вали отсюда. Рома подтянулся на руках и влез на подоконник, примостив ногу в импортном кроссовке аккурат возле горшка с фикусом. Где Малина брал деньги, для Алика было загадкой. Явно не у матери, которая воспитывала его одна — отец сгинул в мясорубке войны. Но факт оставался фактом, бабки у Ромы водились, а на любые вопросы о финансах балабол Малинский аккуратно съезжал с темы. Пожалуй, Алик его за это даже уважал. — Алик-джан, не сердись. Я ж не просто так, а по поводу. — Разувайся давай, — вздохнул Алик. Он уже понял, что так просто не отделается. Когда Ромке что-то нужно было, он пёр, как нахлеставшийся солярки локомотив, сметая всё на своём пути. Малина послушно начал развязывать шнурки. — Короче, я тут в соседний город по делам мотался и, пока электричку ждал, распизделся с одним дедом на перроне... Ты слушаешь? — Да слушаю я. — Алик потёр ладонями лицо, пытаясь собраться с мыслями. В данный момент его больше всего занимала кучка песка вокруг Роминых кроссовок на чистом, недавно выбитом ковре. — Так вот, этот дед во время революции ещё мелким пиздюком был. А его мамка работала кухаркой у тамошних господ. И они дохуя богатые были. Алик едва заметно поморщился. Не то чтобы он от нормативной лексики начинал иметь бледный вид и проситься до маман, но всё-таки Рома мог бы чуть больше следить за языком. — Потом, конечно, пришли красные и всех быстренько порешали, но особо ничем поживиться в усадьбе не смогли, всё ценное куда-то пропало. Понимаешь, к чему я? — Я-то прекрасно понимаю. Какой-то непонятный дед впал в маразм и приседает на уши тем, кто ещё хочет его слушать. И ему попался ты. Рому это предположение ничуть не обескуражило. — А даже если и так, нам-то что? Смотаемся туда, осмотримся, если что, просто уедем. — Ладно, я тебе там зачем? Тебе надо, ты и поезжай. — Так я это... Во всяких таких штуках не особо шарю. Это ты у нас спец. — "Не спишь на уроках истории, как некоторые", ты хотел сказать. — Ой, делать мне больше нечего, всякую парашу слушать, — отмахнулся Малина, — я вопросы решаю серьёзные. А то, что я тебе сейчас предлагаю, это так, для души. Давай, Алик-джан, соглашайся. На солнце Ромкины глаза казались ореховыми, с пляшущей на дне озорной чертовщинкой. Конечно, Алик согласится, опять позволит вписать себя в очередной идиотский блудняк, в конце концов, должен же кто-то контролировать шило в Роминой заднице, обтянутой невероятными для провинциального Катамарановска чёрными джинсами. — И когда мы поедем? — А прям сейчас. У тебя и рюкзак мой там внизу стоит, всё готово. Алик выглянул в окно. — У тебя же не было такого рюкзака? — спросил он. — Не было. Мир не без добрых людей, Алик-джан, — хохотнул Малина. — Собирайся давай, а я пока перекурю. Он сел на подоконник, перекинул ноги наружу, чуть не задев фикус, и спрыгнул. Чиркнула спичка, и в распахнутое окно потянуло сигаретным дымом. — Поверить, блядь, не могу, что я согласился, — пробормотал Алик, озираясь в поисках штанов, — просто не могу поверить. *** Когда стемнело, они устроились в зале и разожгли камин. На растопку пошли паркетные доски, которые Рома выкорчёвывал из пола туристическим топориком. Алик молчал и угрюмо смотрел на огонь. — Алик-джан, ну прости дурака, откуда же я знал, что электрички до завтра ходить не будут! Утром пораньше встанем и бегом на станцию. А сейчас поужинаем, у меня ветчина в рюкзаке, коньяк будешь? Армянский, три звезды... — Ром, если я в 8 утра не буду на кладбище, отец меня там же и прикопает. — А кто сказал, что ты не будешь? Сейчас ещё будильник сообразим... Малина отложил топорик и подошёл к огромным часам с боем. — Тут, правда, грузики спиздили, на цветмет, наверное, уволокли... — Ну ты молодец, это они через каждый час бить будут? Ночью огромный и пустой старый дом производил впечатление тревожное и гнетущее. Пламя камина освещало только небольшой полукруг, и зал был укутан в полумрак, только неровные тени плясали по стенам. Пахло дымом, сыростью и плесенью. — Ты вообще на что надеялся, великий, блин, комбинатор? Целый день просрали ради того, чтобы шариться по развалюхе и потрошить мебель! Все гарнитуры перепортил, вандал недоделанный, а теперь ещё спать в этой гнили! — Алик картинно обвёл зал рукой. — Да подожди ты... Ух, застрял, собака... Смотри! — Рома извлёк на свет божий серебряный портсигар с монограммой. — Прикинь, в часах был! Вот видишь, а я говорил! Как думаешь, какой век? Алик повертел в руках находку. — Откуда мне знать. — Ты же всё знаешь. — Малина шутливо толкнул его в плечо. — Ром, я гробовщик, а не армянское радио. — Но то, что серебро — факт? — Факт. Вполне удовлетворённый этим ответом, Ромка уселся рядом с Аликом и вытянул ноги к огню. — Я тут недавно книжку читал... — Ты? И какую? Сто сравнительно честных способов отъёма денег у населения? — Не, про мафию итальянскую. Прикинь, у них всё там так интересно устроено, у них есть кодекс, ну типа наших понятий, банда называется семьёй... Малина достал початую пачку Примы и примерил толстые неаккуратные сигареты к портсигару. — Не, — вздохнул он, — не смотрится. Рома поёрзал на жёстком полу, устраиваясь поудобнее, и положил голову Алику на плечо. От него пахло пылью, сигаретами и — немного — каким-то незнакомым, видимо, импортным одеколоном. Алик испытал несвойственный ему приступ нежности. Дурак Малина, конечно, просто конченный, но всё-таки друг. Иногда посмотришь — серьёзный человек, вертится как может, дела какие-то обделывает, джинсы свои явно не на катамарановском рынке на картонке мерил; а иногда — мальчишка, как будто ему шесть, а не шестнадцать. Он неловко похлопал Рому по руке. — Давай спать, Ромыч. Улеглись прямо на полу, поближе друг к другу для тепла, подложив под голову малинин рюкзак. Рома, разомлевший от коньяка, ворочался и сквозь сон бормотал какие-то факты из жизни итальянской мафии. Алик лежал на боку и старался смотреть на Ромку, а не по сторонам. Признаваться себе в трусости не хотелось, но всё же ночью в заброшенном доме было чертовски неуютно. Мертвенную тишину нарушал только тихий треск досок в камине да поскрипывание старых перекрытий. Да, перекрытий. Днём было жарко, ночью холодно, дерево, разница температур... Алик работал на кладбище и до нынешнего момента считал себя скептиком и материалистом, которому все эти якобы потусторонние штучки до звезды. Но на кладбище всё было понятным и знакомым с детства, а тут, в доме, откуда давно ушли люди, было что-то другое. Неправильное. Нездешнее. Правильно бабушка говорила, свято место пусто не бывает... Интересно, что случилось с хозяевами? Может, их расстреляли прямо здесь, в этом доме? В саду глухо заухала сова, и Алик вздрогнул. Малина что-то пробурчал, перевернулся на другой бок и притянул Алика к себе тяжёлой горячей рукой. Немного подумав, Алик решил руку не сбрасывать. Неудобно, конечно, да и картина довольно двусмысленная, но кто их здесь увидит, а так хоть чуть-чуть спокойнее. От Ромки веяло жаром, как от доменной печи, и Алик прижался к нему поближе — по дощатому полу вовсю гуляли сквозняки. Некоторое время Алик лежал с закрытыми глазами, пытаясь уснуть, но ночные шорохи упорно не шли из головы. Постепенно скрипы на верхнем этаже стали размеренными и монотонными, как будто... Алик подскочил, как ужаленный, и начал расталкивать Малину. — Рома, Рома, подъём, быстро! Рома, не открывая глаз, послал его на три буквы. — Малина, шухер, менты! Сработало. Ромка резко сел на месте и осоловело заозирался вокруг. — Алик, ты чего, ёбу дал? Какие менты? — Там наверху кто-то есть. Слышишь? — Да чего слышишь, перекрытия небось... — Перекрытия? А ты послушай! Рома послушно замолчал, а потом, всё так же не говоря ни слова, вытащил из куртки ствол. — Нифига игрушка, — шепнул Алик, — где взял? — Где взял, там больше нет. — Рома передёрнул затвор. — Как думаешь, это дед ещё кому-то про усадьбу наболтал? Скрипы переместились к лестнице. Малина сориентировался первым. — В шкаф, быстро! Он схватил Алика за руку и потянул к ветхому дубовому шифоньеру в углу комнаты. В шкафу было ужасно тесно и воняло плесенью, но всё же Алик ни за что бы не хотел оказаться снаружи. А тут ещё под боком Малина с пистолетом. Хотелось бы верить, что ствол у него не просто для понта, и в нужный момент у Малинского хватит решимости им воспользоваться. Сердце колотилось так громко, что Алику казалось, будто в ночной тишине, перемежаемой только тихими осторожными шагами, его стук разносится по всей комнате. И тут он кое-что понял. Поражённый внезапной догадкой, Алик так сильно дёрнул Малину за рукав, что тот от неожиданности едва не нажал на курок. — Ром, говори быстро, на второй этаж одна лестница? — Ну, да... — Возле зала? — Давай потише, а. Да, возле зала. — Тогда как, блядь, оно туда попало? Мимо нас никто не ходил! Поскрипывание приближалось. Алику показалось, что он чувствует затхлый сладковатый запах, так, словно... — Рома, это всё, Ром, я не знаю, что это, но оно точно за нами, Ром... — Тихо ты! Малина схватил его за волосы на загривке и рывком развернул к себе. "Ну всё, сейчас ещё ебало разобьют перед смертью" — тоскливо подумал Алик. Но у Ромы были другие планы. Он дёрнул Алика на себя и поцеловал. Грубо, торопливо, больно прикусывая нижнюю губу. Одной рукой продолжал тянуть за волосы, а второй, не выпуская пистолета, зашарил по спине. Алик запрокинул голову и попытался отстраниться, но Малина крепко прижимал его к хлипкой деревянной стенке, и казалось, что ещё одно неловкое движение, и они выломают её напрочь и вывалятся под ноги обитателю дома. Существовала ещё одна проблема — на жёсткие ромкины поцелуи молодой здоровый организм Альберта Оганесяна отреагировал вполне однозначно, и Алик уже не знал, что из этого хуже — что Малина заметит этот, прямо, скажем немаленький нюанс, или то, что сейчас бродило снаружи шкафа. Наконец Ромыч отстранился. — По-другому тебя было не заткнуть, — пожал он плечами, как ни в чём не бывало. — Вроде тихо, — шепнул Алик, на всякий случай отодвинувшись подальше. Изо всех сил напрягая зрение, Малина вгляделся в тонкую щель между створками. — Всё чисто, — кивнул он, как в кино про войну. — На счёт три хватаем рюкзак и валим в окно. — Подожди. Портсигар оставь. — Чего? — Что слышал. Я знаю, что говорю. — Ты ж гробовщик, а не армянское радио. — То-то и оно, что гробовщик, я в таких вещах получше тебя разбираюсь. Малина с сожалением отложил портсигар. - Раз! Два! Три! И они побежали. *** Перешли на шаг, только когда за стволами деревьев показались покатые крыши деревенских домов. — Ну вот, а ты говорил, на электричку не успеем. — Малина хрипло рассмеялся и остановился перевести дыхание. — Да чтоб я тебя ещё раз послушал, кретин ты конченный, по морде бы тебе съездить за такие приключения! И деду твоему заодно! Сказать, что Алик был в бешенстве, значило ничего не сказать. — Слышь ты... А, тому деду... Да ладно тебе, всё ж хорошо закончилось. — Хорошо? И это ты называешь "хорошо"?! И я ещё молчу про то, что ты в шкафу сделал! — В шкафу... — Малина заметно стушевался, — ну ты по-другому не затыкался, а там эта шняга бродила. Главное ведь, сработало? Ну типа... С другом же не зашквар, да? Тем более обстановка... — Не зашквар, - вздохнул Алик, вспоминая свою неожиданную и совершенно неуместную реакцию. Ромка обернулся. — Но был бы ты девкой, я бы с тобой точно замутил! — Он подмигнул остолбеневшему Алику и зашагал вперёд. — Чего?! — Говорю, мы с тобой выбрали неверную тактику, Алик-джан. Мы с тобой драгоценности сами искать пошли, а надо, чтобы нам их люди на блюдечке несли. У тебя, случаем, нет знакомых в нашем местном ломбарде?..