Тихое волшебство

      Наги не любил чужие слёзы. Точнее, он не любил всё, чего не мог исправить или же с чем не мог совладать, и да, слёзы другого человека, особенно близкого и родного, были именно таким.       Наги с малых лет учили этикету, вежливой отрешённости от чужого горя и протянутому белоснежному платку. Сейчас платок где-то в кармане, и его бы можно было достать, но он аккуратно придерживает Мицуки за худощавые плечи и не отпустит его ни за что на свете, даже если въевшийся в кровь этикет сейчас трещит по швам. В нём нет указаний и правил, как же справиться с болью собственного сердца, резонирующего на грусть в больших карамельных глазах.       Ну, вот никак, никак это не получается. И у Мицуки такие крупные блестящие слёзы, а ведь он такой хрупкий, и это как-то неправильно. У него безгранично яркая душа, которую сейчас поглотила тёмная грусть, и эта печаль в последние дни рвётся со сломанной улыбки и потухшего взгляда. Наги видит. Наги бы сделал всё на свете, чтобы это исправить, но он просто не знает как. Это не выверенный до мелочей образ прекрасного принца, тут он не поможет. Тут надо быть человеком, а только недавно вырвался из холодной клетки собственного замка — и души.       Мицуки дрожит, и он чувствует это даже сквозь плотную ткань его куртки. Обычно, чтобы согреть человека, его можно просто крепко обнять. Согреет ли он так его сердце, растопит застрявшие в нём льдинки печали? Он просто пробует — аккуратно, осторожно, ведь Мицуки сейчас что напуганный зверёк, сбежит от первого резкого движения. Но он медленно подаётся вперёд, утыкается лбом в его плечо и тихо всхлипывает, успокаиваясь. И тогда Наги прижимает его к себе всё-таки крепко. Крепче, чем требует надоевший этикет.       — Хотел бы я быть волшебником, Мицуки, чтобы в секунду избавить тебя от всей этой грусти и страхов, но мне не дана такая магия. Поэтому давай поищем какую-нибудь другую? Прогуляемся этим вечером по тихим магическим тропинкам? — Наги улыбается собственной идее, хотя Мицуки сейчас не видит его лица. — Можем поговорить о чём-нибудь или, наоборот, помолчать? У слов есть своя магия даже тогда, когда мы их не говорим. Мицуки чуть отстраняется и молча кивает. В уголках глаз у него так и блестят слёзы, и Наги осторожно собирает их кончиками больших пальцев и невесомо обхватывает на миг ладонями его тёплые щёки.       — Можем попробовать волшебство прикосновений. Совсем чуть-чуть. Но я верю, что оно поможет, — и Наги опускает одну руку и аккуратно стискивает чужую ладонь. Она у Мицуки маленькая, но на самом деле очень сильная — он вцепляется в его пальцы в ответ отчаянно и почти что до боли.       И не отпускает до самого общежития. Сначала он бредёт просто за Наги следом, позволяет вести себя вдоль тихих узких улочек, где шанс наткнуться на фанатов не так уж высок. Но шаг за шагом, понемногу он оказывается рядом, идёт бок о бок и даже решается поднять взгляд и смотреть вперёд, а не на носки собственных ботинок.       В общежитие они возвращаются уже по темноте. Наверняка все остальные уже вернулись, и Наги радуется собственной идее заранее написать в чате, что они с Мицуки решили прогуляться в редкий свободный после записи шоу вечер. Так никто не беспокоится, ведь им всем и так хватает поводов переживать.       — С возвращением, — салютует им банкой пива Ямато, и в стёклах его очков отражается экран тихо говорившего телевизора. В гостиной выключен свет, и лицо Ямато в цветных отблесках кажется немного худее и взрослее.       Он и волнуется, как самый настоящий взрослый, который не будет спать всю ночь, но встретит заплутавших детей с самой тёплой улыбкой и никогда не скажет, что надумал себе уже много ужасов в голове. Наги это понимает за секунду — может, он и сам тоже потихоньку становится взрослым? Раньше бы это его напугало, а сейчас такое осознание словно делает его сильнее.       — Ладно, а теперь идите спать, полуночники, да и мне пора, — Ямато встаёт с дивана и сонно потягивается. Если он хочет вот так сейчас сбежать, Наги ему точно не позволит. Но не позволяет Мицуки, рывком тянет Наги за собой, слегка «бодает» лбом ойкнувшего и выронившего пустую банку Ямато в грудь и как-то умело обнимает их с Наги разом настолько, насколько у него хватает рук. И наконец-то нарушает магию молчание тихим:       — Спасибо.       И Наги, широко улыбнувшись и уткнувшись в висок Ямато носом, делает эти объятия ещё крепче.       Вот оно, настоящее волшебство. И потихонечку оно будет работать.