squirrel228: 03:15 да, но мне кажется это становится бесполезным.
DarkBoyy: 03:17 Не стоит сдаваться так быстро. Скинь мне то, что ты успел написать, не думаю, что это так уж ужасно.squirrel228: 03:17 чувак, мне даже скидывать это стыдно, ты о чём :)
DarkBoyy: 03:18 Та не ссы в трусы, напишешь ты чонить в скором времени, отвечаю. Хах, так на него похоже… DarkBoyy: 03:18 За тобой завтра зайти?squirrel228: 03:19 да, если я не повешусь на шнурке от безысходности…
DarkBoyy: 03:19 Я тебе за такие шутки яйца оторву. Если они у тебя имеются, конечно)))squirrel228: 03:20 иди нахуй.
DarkBoyy: 03:20 Ок, я иду нахуй, а ты идёшь спать. Споки-ноки~ На этом разговор Джисона и Чанбина окончен, а телефон откинут в сторону. Вся эта забота и сообщения лучшего друга заставляют улыбку появиться, но руки всё равно лицо закрывают, и всё от этого погружается в двойную темноту, а пальцы массируют виски, в надежде, что вот ещё мгновение, и, может быть, ну, вдруг, всё же придёт такое желаемое озарение, но нет, оно нарочно проходит Хана стороной, напоследок показав ему средний палец. Он не понимает, почему так происходит, это странно, ведь раньше он сам себе был источником вдохновения, но теперь ничего не может вызвать это трепетное чувство у него. Погрязнув в своих нескончаемых мыслях и отсутствии идей, Джисон засыпает, уткнувшись щекой в подушку и перекинув ногу через одеяло. Через сон он изредка слышит сирены, проезжающие машины, чувствует лёгкий ветер, пробегающий по коже. Ну, а следующим, что он почувствует, будет совсем не приятное осеннее дуновение или пение птичек за окном, а кинутый в него рюкзак. Предмет неприятно приземлился на голову, а изо рта вылетело ругательство. — Белка ты неблагодарная! Заспанный и потирающий глаза Джисон сразу узнаёт по грубому голосу Чанбина, который стоит у кровати, поставив руки в боки, готовясь прыгнуть на друга и кинуть его через прогиб. — А теперь то что…? — Хан лениво поднимается с постели и пытается натянуть на себя чёрные узкие джинсы, которые нашёл где-то на полу. — Ты вчера сказал мне зайти за тобой, а сам дрыхнешь! Меня мама твоя впустила… — недовольный Бин продолжает ругаться, а Джисон уже на середине кинул короткое «ясно», поправляя растрёпанные тёмные волосы и продолжая собирать одежду по всей комнате, — я когда вошёл, чуть не сдох от холода, поэтому закрыл окно, которое, походу, всю ночь открыто было. Точно, Хан и правда забыл закрыть окно перед сном. Да и пох как-то, главное не замёрз до смерти. Джи ходит по помещению, круги наворачивает, вещи какие-то ищет, а Со, что стоял оперевшись рукой о стенку, спрашивает, уже не таким недовольным тоном: — Ты во сколько спать лёг? Еле ходишь. — Сразу после того, как ты мне написал, — честно, Чанбин не верит этому, надевающему на себя безразмерную рубашку, брюнету, ибо обычно тот засыпает намного позже, не слушая советы друга идти спать. Ну, как советы, дружеские посылания нахуй, а после в кровать. Джисон так не спеша собирает рюкзак, закидывает в него тетради и зевает протяжно. — Ты реально старпёр, что еле двигаешься, или притворяешься? — он даёт младшему подзатыльник, тот недовольно бормочет что-то под нос, точно старик, — мы опаздываем, шевели своей пушистой беличьей задницей. Пока возмущённый Джисон толкает наушники в самый маленький карман рюкзака, со стороны Бина разносится следующий вопрос, с долькой надежды: — Как там твоя писанина? Старшему нравилось, что его друг нашёл то, что ему и правда по душе. Он даже читал некоторые его работы, они невероятно красивые, очень завораживают, у Джи настоящий талант. И ужасно бы не хотелось того, чтобы он забыл про это дело. Парень, что уже был, к счастью, в штанах, с более-менее нормальной, хоть и немного растрёпанной причёской, и нечищеными зубами, отвечает, и по тону заметно, что тема ну такая себе, особенно в данный момент: — Не знаю, заброшу это в дальний угол, скорее всего. Со понимающе кивает, мол, дело твоё, а после его выталкивает из дверного проёма Джисон, который уже бодренько накинул на плечо рюкзак, говоря: — Чё стоишь, как хер по утрам? Сам говорил, опаздываем же. Чанбин почти падает от напора, потом неловко прощается с родителями младшего, и обувшись, они вместе выходят на улицу. Там не так уж и тепло, на самом деле, осень всё-таки. Хану нравилось это время года, ведь листья, плавно падающие с деревьев, частые дожди, машины, что разбрызгивают воду из луж, когда едут по дороге, и прохладный ветер, были лучшим источником новых идей и настроения. Но только не сейчас. Сейчас ему уже ничего не поможет придумать что-то новое. Ну, точнее он так думал. Шагая по знакомому пути, они наступают на собрававшуюся воду, что осталась от вчерашнего ночного ливня, брызгаются друг в друга, и глупо смеются. Они не злятся из-за того, что теперь чьё-то любимое пальто мокрое, ибо это бред, по их мнению, главное эмоции, а не вещи, которые всё равно через несколько лет окажутся на свалке. Вот парни подошли к дому, откуда очень ждут, когда выйдет третий, незаменимый член (как бы это не звучало) их компании, а если и тот опоздает, то они сто процентов обречены на вставленные пиздюли от учительницы, учитывая то, что Чанбин староста класса и подаёт «плохой пример» и бла-бла-бла. — Если этот мелкий пиздюк не выйдет в течении тридцати секунд, богом клянусь, я лишу его возможности сидеть… — Со злится, даже ногой топнуть умудрился и снова руки в бока поставил, видимо это вошло в его привычку. Джисон ржёт как не в себя, рот рукой закрывает, потому что его фантазия похуже, чем у тринадцатилетних девочек, пишущих фанфики. — Это прозвучало очень… — По-гейски, знаю, — Бин понял, что сморозил и покрылся лёгкой краской. Хан взглянул на профиль друга, выглядит красиво, раньше бы он написал про это, но сейчас не сможет, и это удручает. Наконец входная дверь отпирается, и из дома выходит тот заветный парень. Самый старший благодарит всех богов света за то, что свершилось, они не опоздают окончательно, а паренёк идёт к ним ближе, обходя калитку. У него окрашенные в бледно-розовый волосы, он вообще весь такой сахарный и нежный, чего точно не скажешь о его характере. Джисон поправляет круглые очки друга на переносице, потому что они съезжали, а тот откидывает его руку, ведь не любит даже малейший скиншип. — Чонин, тебе повезло, что ты вышел в течении тридцати секунд, потому что, если бы ты вышел позже, твоя задница бы была в распоряжении Чанбина, — Джисон снова начинает ржать, после чего получает подзатыльник от Со и недовольное «тебя кто просил это говорить?». Чонин закатывает глаза, ибо привык к таким шуточками от своих друзей, и они начинают двигаться в сторону школы наконец. Пока они идут, Хан задумывается, как они вообще сдружиться смогли, полные противоположности же. Чанбин такой тёмный и грозный парень, который выглядит так, словно рыпнешься в его сторону, а он тебе несколько позвонков сломает. Ян выглядит милым и сладеньким, но на деле может закопать тебя просто словами, разнеся по фактам, характер не из лучших. А Джисона… Ну, а что Джисон? Он просто интроверт, которому на всё похер. Знакомство с Чанбином произошло в школе, в принципе, как и с Чонином. Тогда их оставили после уроков из-за того, что Бин препирался с учителем, доказывая ей какую-то бурду, а Хан случайно разлил на одноклассника колу, которая даже не его была. Они сидели в классе, а потом как-то разговорились по душам, ну, а дальше само как-то. А вообще Со только кажется таким опасным, на деле он спит с розовой плюшевой игрушкой. А самый младший просто подошёл к нему в столовой, когда только перешёл в эту школу, и предложил познакомиться. Потом Чонин с Со встретились, ну и образовалась неразлучная троица фриков. С деревьев, под которыми проходили парни, падали тёмно-оранжевые листья, иногда попадая на голову. Слякоть под ногами придавало атмосферы, но не самых приятных ощущений. — Слушай, насчёт твоей писанины… — вспоминает Чанбин, плечи поднимает, и поглядывает тайком на Джисона, — может не всё потеряно? Ну там, наверно, тебе просто нужно время? — Вы о чём вообще? — пока Хан сомневается, Чонин догадывается, что они имеют ввиду, но не до конца. Со, наступив в особо глубокую лужу и сматернувшись, отвечает: — Белка хочет бросить писательство, а я пытаюсь его отговорить. Ян вскидывает бровями и так непринужденно улыбается, руки положив в карманы кофты, шутит, а может и не шутит: — А, да? Ну наконец-то, у него и так не оч получалось. Чонин получает смачный такой подзатыльник от Чанбина, который после этого берёт его за шиворот и давай отчитывать, а Джисон смеётся. Но смеётся с нотой обиды. Да с какой нотой, с нотищей обиды, ибо слова друга всё больше подталкивают его бросить любимое дело. Злиться на младшего он не будет, ведь у него характер такой, ничего не поделаешь. Спустя ещё несколько глубоких луж и листьев, упавших на голову, они оказываются на пороге школы. Думаете здесь будет какое-то красивое описание школьного дня подростка? Нет, его не будет. Этот день точно такой же, как и все остальные. Ребята ходили по коридорам, к Чанбину часто подходили какие-то неизвестные школьники, узнавали что-то по вопросам старосты. На уроках Джисон сидел за партой и смотрел в окно и только туда, настроения смотреть на противную женщину, которая рассказывала не менее противную тему — не было. Жизнь за стеклом кипела, дети играли на школьной площадке, одногодки что-то активно обсуждали, сидя на скамье, а Хан крутил в руке карандаш, кулак под щеку поставив, и зевая хрен знает который раз. Были неудачные попытки написать что-то на листке в клеточку, но тот вскоре оказался смятым и отправленным в неизвестном направлении с парты. Когда наступает конец учебного дня, собиравшиеся домой парни заметили, что в школе появились новые лица, но не придали этому большое значение, ведь им абсолютно всё равно. Дома точно также, ничего не меняется, одинаковая рутина, что повторяется изо дня в день. Душ, домашняя работа, молчаливый ужин с родителями, кровать, и попытки придумать что-то новое, которые закончились чем? Правильно, провалом и громко закрытой крышкой ноутбука, а потом падением на кровать и ором в подушку с помутнённым сознанием во сне. Теперь его будит не очередная кинутая вещь, а уведомление. Потирающий глаза Джисон без понятия, почему не отключил звук, когда спать ложился. DarkBoyy: 7:26 Чувствую себя, как выжатый баклажан, поэтому сегодня без меня.squirrel228: 7:28 Предатель.
Хан знает, что если Чанбин, который является старостой, не явится в школу, то все будут обращаться к нему и Чонину просто потому, что они всегда находятся в компании старшего. Несправедливо. И снова всё по кругу. Брюнет пинает что-то неопознанное на полу, плетётся к шкафу и надевает что-то более-менее чистое и нормальное. Двигаясь дальше, он забирает Чонина, потом они недовольные плетутся в школу, успев промокнуть под дождём, что испортило настрой ещё больше. Неизменные стены школы, скучный народ, бегающие туда-сюда учителя, Чонин, который за руку тянет в класс, потому что они опаздывают снова, всё как обычно, но… Но под конец учебного дня круг неизменности вдруг прерывается. В одном из длинных коридоров слышатся просьбы оставить кого-то в покое и недовольные возгласы, разносящиеся эхом по просторному помещению, сразу понятно становится — два хулигана измываются над очередной жертвой издевательств. Это тоже дело непримечательное, такое каждый день случается. В итоге всех разгоняют учителя, а плохих ребяток отчитывают, но торчащий край ярко жёлтого худи и блондинистые волосы за спиной одного из задир развеяли эту обычность. Чонин продолжает тянуть за рукав, ворча о том, что звонок прозвенел давно уже, а та противная женщина, называющая себя учителем физики, может открутить им головы и не только. Но интерес был сильнее друга, который так старательно пытался сдвинуть Джисона с места. Хан замечает, что какой-то парень в жёлтой толстовке стоит между задирой и жертвой, весь такой уверенный, хмурится сильно, руки в стороны расставив, не давая возможности сильным навредить слабому. Так странно… Он не боится получить, лишь бы только защитить невинного, очень храбро. Этот странный юноша в приказном тоне просит обидчиков уйти, но вместо повиновения получает кулаком по щеке и толчок в сторону. Удар, вроде бы, был несильным, потому что целью был другой, тот трясущийся младшеклассник. «Что он творит?» — промелькнуло в голове, когда тот ненормальный вновь закрыл собой жертву. Знает же, что получит сильно, но всё равно стоит на своём. Его скула покраснела сильно, на ней появилась небольшая царапина, а сам он шипел от неприятного ощущения, но, по всей видимости, отступать не собирался. При всём при этом он выглядит совсем небольшим, даже хрупким в каком-то смысле, из-за совсем худых ног в обтягивающих и дырявых джинсах. Где-то за спиной матерится уже оставивший все надежды Чонин, когда в поле видимости появляются взволнованные, некоторые раздражённые, учителя, которые кричат прекратить весь этот беспредел, иначе красной дорогой им в кабинет директора. Преподаватели осматривают пострадавших, пока повышают голос на хулиганов, что стоят так, будто орут совсем не на них, а в пустоту. — Насмотрелся? Пошли уже в класс, умоляю, — Ян хнычет и уже собирается принять решение пойти на занятие без друга. Джисон кивает головой, соглашаясь, и они начинают шагать к кабинету, но их останавливает крик одного из учителей за спиной: — Эй! Молодой человек! — Хан поворачивается, видит, что женщина в упор смотрит на него, и показывает на себя, мол, «вы это мне?». — Да, ты, отведи этого ненормального в медпункт. — Да, блять! — Чонин психует, наконец отпустив рукав приятеля, и уходит в класс без него, ибо он пропустил из-за этого придурка бо́льшую половину последнего урока, а за плохую успеваемость, которая совсем «случайно» может испортиться, мать по головке не погладит. Побитый блондин успел разозлиться и, схватив свой рюкзак, улетевший на пол, когда его толкнули, первым пошёл в медпункт. Джисон потупил какое-то время, постоял на месте, хлопая ресницами, а потом опомнился и отправился следом. Дверь в кабинет открылась и в нос ударило запахом ядрёных медикаментов. Тот странный парень запрыгнул на кушетку и прижал к себе рюкзак, выглядит обиженным жизнью. Он лезет в свою сумку, копается в ней, ищет что-то, а потом достаёт апельсиновый энергетик. Когда тот открылся, то издал короткий шипящий звук. Хан замечает это и не может не упрекнуть в неправильности его действий, пока роется в шкафчике с лекарствами, пытаясь найти то, чем можно было бы заклеить рану безнадёжного героя в жёлтой толстовке: — Ты в курсе, что сердце так посадить можно? Вдруг за спиной разносится голос, от которого непроизвольно дрожь по загривку проходит: — А ты в курсе, что я бы и сам справился, и ты бы сейчас не учил меня жизни? — он такой глубокий и низкий, что аж стрёмно стало, не сорокалетний ли мужик сидит сзади случаем. Тогда, в коридоре, брюнет не смог сполна расслышать незнакомца, поэтому сейчас удивлён вдвойне. — Безусловно, но я хотел прогулять урок, а ты стал отличной возможностью, — Хан разворачивается с розовым пластырем в руке, а тот парень усмехается с его слов, махая ногами, свешенными с кушетки. — Вот это выгода, конечно, — произносит растрёпанный блондин в то время, как Джисон приближается к нему, чтобы налепить пластырь на щеку, но выходит так, что он размещается между его ног. Поза, честно говоря, смущающая, и это замечают оба. На лице этого странного типа в такой близи можно разглядеть россыпь веснушек, они словно дар, невероятно украшали, очень живописно… Блондинистые, немного кудрявые волосы, от лёгкого сквозняка трясутся. Так сильно чувствуется яркий аромат цитрусов, исходящий от него, приятно. Пластырь всё-таки наклеился на рану, когда: — Ты типо как в дорамах меня сейчас засосёшь, а потом мы поженимся? — неожиданно резко спрашивает парень, одарив своим дыханием лицо Джисона, который как ошпаренный быстро отпрянул в сторону. — Тебя как зовут хотя бы, будущий муженёк? — смеётся он, оголяя верхние зубы, и широкая улыбка оказывается ярче жёлтого худи, а контрастировало всё это с розовым пластырем на скуле. Хан покраснел сильно, холодные ладони к щекам прикладывая, чтобы остудить жар тех, но отвечает почти уверенно: — Хан Джисон. Юноша немного успокаивается и также произносит своё имя: — А я Ли Феликс, но, видимо, скоро стану Хан Феликсом, — снова начинает ржать как не в себя, а брюнет покрываться стыдливой краской. Чтобы перевести тему и не терпеть этого стыда дальше, Джи решает уведомить Феликса, что: — У тебя толстовка испачкалась. Ликс смотрит на свою одежду и видит, что и правда, там красуется большое такое грязное пятно. Он махнул рукой, произнеся: — Да похер, у меня ещё много таких. — Ты типа как персонаж из фильма, у которого весь гардероб — это одна и та же вещь? — А ты во мне сомневаешься? — Ликс спрыгивает с кушетки, забирая рюкзак и закидывает его на плечо. Движется к выходу, а Джисон, как за мамой уткой, следом за ним. — Ни капли. Снова оказавшись в знакомом коридоре, повисла тишина. Они идут одни совсем, ничего не говорят. Ещё совсем чуть-чуть и они пропустят последний урок, поэтому приходится тянуть время. Оба в узких джинсах по школьной плитке ступают, один губы поджимает и вдруг его слова эхом по коридору проносятся: — Апельсиновые энергетики не мерзкие… Незамедлительный ответ: — Я и не говорил, что они мерзкие, — он, наклонив в бок голову, смотрит так, будто он своим молчанием быковал. — Я почувствовал от тебя осуждающую ауру. Забавный. Парни проговорили какое-то время. Оказалось, что у них не так много, но есть что-то общее. Например фотографии. Феликсу нравится на них смотреть, а Джисону делать их для своих будущих шедевров. Когда они уже подходили к выходу, Ли вдруг останавливается и разворачивается к Хану. — Я, конечно, понимаю, что наглею, но… — плечами пожимает, руки в карманы спрятав, улыбается как-то глупо, но так завораживающе, и голову в бок наклоняет, от чего его блондинистые волосы немного падают в сторону. — Проводишь меня до дома? Вы думаете Джисон откажется, придумает кучи отговорок, например собаку покормить надо, которой, к слову, у него нет, ну или на крайняк, дел много? Нет, он согласно кивает и теперь держит путь не к себе домой, а к апартаментам Феликса. Знает он его от силы час, но не испытывает к нему какого-то отторжения, что очень даже неплохо, учитывая отношение Хана к людям в общем. На улице оказывается не так тепло, как в тот момент, когда Джи только заходил в школу. Он удивляется, как Ликс ещё не замёрз в одной лишь толстовке. Потихоньку начинает темнеть, былой дневной свет уходит в небытие на энное количество времени. Идут они всё также в тишине. Шагают по молчаливой дороге, листья, на которые падает тень, ногами пинают, давит пипец, поэтому разговор начинает снова Феликс в то время, как брюнет, идущий немного слева, руки за спиной сложил, и в небо заворожённо смотрит: — Я приехал сюда по обмену из Австралии. Видимо этот странный парень читает Джисона как открытый лист бумаги, потому что у того как раз в голове крутилось то, что он не видел Феликса в школе до этого, да и вообще откуда он такой весь дурной взялся. И только сейчас Хан замечает этот выделяющийся австралийский акцент. — Мне тут нравится, правда всякие придурки придираются, — Ликс замёрзшие руки в кармане худи согреть пытается, а Джи вспоминает недавно случившийся инцидент в коридоре: — Кстати, почему ты вмешался тогда? — Меня бесит несправедливость… — он так устало вздохнул, взгляд, до этого уткнувшийся в массивные чёрный ботинки, поднял и устремил вперёд, — вот какого хрена они приебались к младшекласснику, который, прежде всего, слабее них, так ещё и ничего им не сделал?! — этот поток возмущений казался забавным, Феликс так мило руками в стороны вскидывал и брови хмурил, что заставило коротко усмехнуться. Он выглядит таким хрупким, милым и слабым, на деле, конечно, отчасти такой, но больше в нём храбрости, рассудительности и идиотизма. Впечатляет. Ликс ослабил пыл и забыл на какое-то время про тех недоносков, потому что в голову пришла мысль: — Давай сюда свой телефон, я номер забью. Хан удивляется сильно, когда смартфона в руках не оказывается и тот уже лежит в крохотных ладонях парня справа. Нагло, конечно, но Джисон не против. Короткими пальчиками он печатает цифры, из которых состоит его номер, а потом вводит имя контакта. Быстро его сохранив, почему-то открывает камеру, а затем делает фотографию, в конечном счёте поставив её на изображение контакта. Хан удивляется тому, насколько этот парнишка импульсивен и забирает свой телефон обратно. Виднеется имя «Ёнбок~и», поэтому бровь поднимается вверх и вопрос сам напрашивается быть озвученным: — А почему Ёнбок? Тебя разве не Феликс зовут? Ли так идёт этот завораживающий смех, хочется, чтобы он смеялся больше. — Ну да, я типа как тот персонаж из фильма с двадцатью именами, — его крохотная рука падает на плечо Джисона и чуть сжимает, давая сигнал остановиться, ведь в поле зрения показался его дом, к которому они и шли. — Ёнбок — моё корейское имя. Феликс жил совсем недалеко от школы, поэтому дорога не заняла большого количества времени. Какие-то несколько десятков секунд парни держат зрительный контакт. Брюнет заглядывается в глаза напротив, видит в них многое, например, трепетное волнение, разливающееся внутри, и целую вселенную во взгляде, освещаемом фонарным свечением. Тут, наконец-то, начинает пробиваться чувство неловкости из-за длительного контакта, из-за чего австралиец смущённо отводит взор и устремляет в холодный асфальт, руками треплет себя по лохматым волосам, и произносит: — Думаю, на этой ноте нам суждено попрощаться… — снова улыбаясь так притягивающе. Хан нехотя кивает, уже собираясь уходить, но тут Ликс внезапно дёргается, издав такой звук, будто что-то вспомнил. Он лезет в свой рюкзак, роется в нём так сосредоточенно, усердно. — Во, нашёл! — протягивает небольшую банку нетронутого апельсинового энергетика. Джи сначала не понимает к чему это, но потом отвечает на неожиданный подарок: — Я не пью такую гадость. Ли плечи опускает и горбится, языком цокая и глаза закатывая. — Ну, а чем тогда я могу тебя отблагодарить? Хочешь поцелую? Щёки предательски наливаются стыдливой краской, а глаза бегать абсолютно по всему вокруг начинают, специально избегая встречного взгляда блондина в жёлтой толстовке напротив. — Да шучу я, не паникуй ты так, — он смеётся снова и снова, улыбается красиво так, но в этом не чувствуется преднамеренной насмешки, она доброжелательна и даже нежна в каком-то смысле… Да вообще он сам нежный с ног до головы. Банка энергетика всё-таки оказывается в руках Джисона, охлаждая его руку, а фигура Ёнбока уходит в тень и тонет в темноте, оставляя Хана стоять одного посреди улицы и думать, как же ему теперь добираться домой. Да, ушли они недалеко, но весь этот день вымотал его знатно, да и по наступившим потёмкам настроения идти нет, поэтому принимается решение поехать на автобусе, которого удачно можно дождаться на остановке, что находится совсем рядом. Просидев на остановке минут пять, в дали виднеется долгожданный автобус. Джи поднимается со скамьи и заходит внутрь. Там горит свет, поэтому глазам непривычно немного. Людей было мало на удивление, ведь обычно в это время все спешат поскорей попасть к себе домой. Он усаживается на одно из множества свободных мест и всматривается в окно, где в темноте промелькивают редкие гуляющие подростки, фонари, сменяющиеся на другие, и одинокие дома, в окнах которых горит свет, означающий, что жизнь там продолжает активно кипеть. Ехать ему также совсем недолго, минут десять всего, поэтому скучно не станет, наверное. Тут Джисон вспоминает о недавнем подарке от нового друга и открывает карман рюкзака. Достаёт оттуда нетронутый апельсиновый энергетик, смотрит на него несколько секунд, вспоминая человека, что дал ему этот напиток, затем, при открытие разносится шипящий звук, а жидкость разливается во рту, одаривая необычным вкусом, и сразу после обжигая горло газировкой. Не так уж и мерзко, пить можно… С чего у него вообще сложилось мнение, что этот напиток должен быть таким ужасным, если он никогда его не пробовал? Сам теперь этого не понимает. Ещё какое-то время однотипной дороги и надоедающего голоса, объявляющего названия остановок, и Джисон наконец выходит из автобуса. Холодно стало до чёртиков, поэтому слабый пар изо рта выходит и растворяется в воздухе, а по коже пробегают неприятные мурашки. Он проходит знакомые здания, где живут его друзья, которые сегодня его так предательски бросили, хотя один из них считает с точностью да наоборот. Ещё несколько десятков шагов и он окажется на пороге своего дома, выдохнув так облегчённо. Уставшие ноги тащат не менее уставшего Хана, что скидывает с себя кофту, в комнату. Там он бросает свои вещи, переодевается в домашнюю одежду, отказываясь от ужина, на который его настойчиво зовёт мама. Следующим, что он сделает будет открытие ноутбука и выполнение заданий, что задали на дом. Очень не хочется делать эту хрень, но что поделаешь, учёба важна. Джисон садится на скрипящий стул и подвигается ближе к столу. Голова вообще не хочет уходить в русло получения знаний и деланья домашки, и вместо этого воспроизводит странные мысли, которые полотном перекрывают весь настрой. Руки в волосы запускаются и изо рта вылетает недовольное мычание, вот какого хрена? На улице окончательно стемнело и полил сильный дождь, который вскоре приведёт за собой и устрашающую грозу. Шторы качаются немного от ветра, а на лицо падает яркий свет от экрана ноутбука. Навевает воспоминаниями по вчерашнему вечеру, всё та же одежда на полу, тьма за окном и редкое свечение от фар машин, всё почти также, только ощущения пустоты больше нет на прежнем месте. Теперь внутри разливается странный трепет, но такой знакомый… Пальцы сами нажимают на кнопку клавиатуры и закрывают вкладку с домашним заданием, начиная печатать весь поток мыслей, который как раз и послужил причиной для отсутствия сосредоточения на учёбе чуть ранее. Невероятное чувство, когда ты вновь можешь что-то написать, а не сидеть перед пустой заметкой и биться головой об подушку. Словами не передать. Он печатает новую строчку очень быстро сразу после предыдущей, боясь потерять этот ритм и лишиться волны вдохновения, что с таким трудом смог поймать. Совсем позабыв обо всём вокруг, Джисон вдруг понимает о чём пишет. Он смотрит на строки, пробегается по ним глазами, и краснеет сильно, не веря тому, что вот это вот написал он. Хан читает подробное описание парня, с которым познакомился сегодня в школе. Читает про его белые кудряшки, испачканную жёлтую толстовку, с веснушками на медового цвета лице. Стыдно пипец, поэтому крышка ноутбука моментально оказывается захлопнутой, а удары сердца судорожно пытаются прийти в норму. Затем в руках появляется телефон и открывается галерея. Для чего? Он и сам не знает. Последняя сделанная фотография это та, на которой изображён Феликс. Весь такой красивый, улыбается во все зубы и глазами сверкает, заставляя улыбаться тоже. Так странно, а смущает то как… Когда сердце от взора на фото непривычно сжимается, Хан быстро закрывает галерею, но удалять изображение не решается. Потом усталое и не соображающее тело падает на кровать, хочет отбиться от этих лезущих в голову мыслей, но выходит крайне ужасно, поэтому он снова хватает смартфон и печатает, уже не сдерживаясь. Только теперь это не просто безобидное описание.***
Вокруг шум и гул, ибо школьный обед — это дело такое. Кучи подростков пытаются ухватить себе побольше еды и стол поудобнее, да ржут со своих локальных шуток на всю столовую. Весь этот гомон уходит на второй план, становится тише, потому что усталость оказывается сильнее, глаза от неё слипаются, а голова с подставленной руки падает. — Ты всю ночь дрочил или что? — шутки Чанбина можно сравнить с картинами Пикассо — бред сумасшедшего, но всех устраивает. Чонин, пока жуёт недожаренную картошку фри, смеётся с реакции Джисона и тупых шуток Бина. — Иди нахуй, я писал, — настроение так себе, ибо он реально не спал и всю ночь пялил в экран телефона, из-за чего глаза теперь жутко болят, и их «украшают» почти чёрные мешки. Со драматично хватается за сердце, вздыхает так, словно услышал самое неожиданное в своей жизни. — Чо, рили? Наш великий писатель наконец поймал свою музу! — очень переигрывает, на самом деле. — Про что писал? Заданный вопрос заставил глаза Джисона увеличиться и вспомнить что он вчера писал, а писал он много что… Вот правда всё из этого было про притягивающего к себе австралийца с солнечной улыбкой. Щёки порозовели, а Чонин бровь выгнул и прищурился, ища причину такого поведения: — Чо с реакцией? Ты писал порнух… Что… Пх… Эй… — Хан засунул ему в рот вилку с картошкой фри так, что тот не смог продолжить свою мысль, что как раз к стати, потому что Ян почти прав, не полностью, конечно, до такого не дошло, но отчасти так и есть. Чанбин ржёт, Джисон возмущается и краснеет сильно, а самый младший пытается прожевать засунутую ему в рот еду. — Слышь, купи мне булку, пожалуйста, — неожиданно просит Со и указывает на школьный буфет. Хан возмущается ещё сильнее, мол, ноги отсохли? Самому купить никак? — Ты мне друг или кто? Брюнет невольно рычит, глаза закатив, и встаёт из-за стола. Людей у буфета уже не так много, поэтому достать желаемое будет не так уж сложно. Столкнувшись с каким-то человеком по дороге, он наконец оказывается у прилавка и ищет ту самую булочку, которую Чанбин никак не мог купить сам. Там его взгляд привлекает апельсиновое пирожное с глазурью, выглядит вкусно, и Джисон невольно вспоминает знакомый запах цитруса, а сразу после и черты солнечного парня. Так и не найдя того, что заказывал у него друг, Хан покупает то пирожное, сам хрен знает зачем, просто приспичило. Если что, можно будет вместо булки Бину отдать. Вот он уже разворачивается, чтобы идти обратно к своим друзьям-придуркам, но со стороны в него врезаются, точно держа в руках поднос, ибо тот больно впечатался в бок, сто процентов синяк останется. — Прости, пожалуйста, ты в порядке? — парень, что в него врезался, тут же подорвался и начал разглядывать упавшего от столкновения Джисона с ног до головы, ища последствия своих ненамеренных действий. — Всё нормально… — Хан поднимается, пока ему помогают, придерживая за руку и отряхивая с его одежды грязь. Он поднимает голову и смотрит на того, с кем произошло столкновение, — Феликс… — Прости, я тебя не заметил, — блондин виновато закусывает губу и улыбается, вновь беря в руки поднос. — Ничего страшно… Эээ… — когда это Джи успел начать краснеть от любого взаимодействия с ним? Он глядит на пирожное в своей ладони и просто кладёт его на поднос парня напротив, говоря: — Это тебе. Ликс сначала не понимает, тупит взгляд, а потом там мило улыбается, спасибо говорит, и переспрашивает, всё ли хорошо. Это он что… Заботится что ли? Конечно, блин, заботится, он же только что со всей дури врезался в тебя, не надумывай ничего лишнего. — Эээ… Не хочешь сесть к нам за стол? Там есть свободное место, — Хан указывает в сторону своих друзей, которые уже начали думать, что их приятеля утащила кухарка и сварила из него суп. Ёнбок подумал какое-то время, потом вспомнил, что у него уже есть стол, за который он хотел усесться, и отвечает на предложение: — Без проблем, идём, — он странный, чем точно подходит их компании. А Джисон вдруг радуется согласию, но это же всего лишь место за столом… Брюнет уже хотел идти к друзьям, но тут австралиец хватает его за руку. Мурашки пробегаются, а внутри волнение какое-то. Наверно, это от неожиданности. — Ты в порядке? — выглядит серьёзным, всё ещё запястье сжимая и всматриваясь в глаза. — Да, я же сказал, что… — его перебивают: — Я о твоих мешках под глазами, которые больше кекса, что ты мне подарил. Так стоп… То есть он реально заботится? Да нет, у него просто характер такой, скорее всего. Хватит себя накручивать. Снова краснеет, как первоклассница, да сколько ж можно. — А ещё ты красный, у тебя случайно нет температуры? — этот неугомонный Феликс тянется тыльной стороной своей ладони ко лбу Джисона и прислоняет её, в то время как Хан стоит неподвижно, моргает быстро, невероятно сильно хотя уже пойти к Чанбину и Чонину, чтобы те спасли его от сердечного приступа, ибо оно бьётся слишком бойко и сильно, откачивать придётся. Раскрывать секрет и причину своего состояния он не собирается. Типа кто-то рассказал бы человеку, из-за которого не спал всю ночь, почему же он не мог уснуть? Вот и Джисон думает, что нет. — Ты мне мать что ли? Всё ок со мной, пойдём уже, — довольно холодно получилось, но Ликса не задело, по крайней мере так говорило его выражение лица, которое ничуть не изменилось. Они начинают идти, а Ёнбок не может не пошутить: — Ну, не забывай, что ты мой будущий муженёк, я должен о тебе заботиться, — и в бок локтём слегка ударяет, а Хан уже не знает, как это всё воспринимать, просто с каменным лицом идёт к столу. Чанбин и Чонин смотрят с таким лицом типа: «это чо за пидор, зачем он нам, уйди», но после Ли широко улыбается им, представляется, и они сразу забывают про существование Джисона, полностью переключаясь на нового парня в их компании. Расспрашивают его обо всём, знакомятся, шутят, а Бин вспоминает про свою булку, которую он так ждал: — Почему ты принёс этого типа вместо моей булочки, придурок? — пихает Хана в бок, и смотрит так обиженно. — Уж извини, не было твоей булочки. Чонин и Феликс уже во всю что-то обсуждали, найдя общую тему, а всё то время брюнет смотрел на Ли, руку под щёку подставив, даже не стараясь как-то это скрыть. К счастью, тот ничего не замечал, ибо был занят занимательным обсуждением новых игр с Яном, но вот Чанбин, что сидел справа, видел все эти взгляды и сверкающие глаза. А что он за лучший друг такой, если не влезет не в своё дело? — Эй, он что, последняя булка в буфете? Почему ты так голодно на него смотришь? — Со говорит шёпотом, наклонившись ближе к Джисону, чтобы никто больше не услышал их дискуссии. Хан замешкался, ибо рассказывать про это не собирается. По крайней мере, пока. — Тебе показалось, я смотрю на… — пытается придумать, чем отмазаться, — …на волосы Чонина, мне нравится этот оттенок розового. — Пиздишь. — Нет. — А ты только про еду думать и можешь? — всё ещё пытается выйти из своего положения. — Не переводи тему, — Чанбин ужасно хочет узнать причину этих сверкающих взглядов. Он догадывается, но будет уверен только после подтверждающих слов друга. Бина посещает мысль, что Джисон просто не хочет говорить об этом в присутствии двух неугомонный парней напротив, продолжающих ржать с всего подряд, поэтому произносит также шёпотом: — Тогда обсудим это, когда будем идти домой. И Хан впервые рад тому, что по средам у него дополнительные по химии. — Не выйдет, у меня сегодня занятия после уроков, поэтому вы с Чонином идёте без меня, — Хан слышит Чанбина, оставившего все попытки узнать что-то и ругающегося себе поднос, возмущается тихо на своего друга. Ну он хотя бы попытался, достойно уважения. И вам сейчас снова будут затирать про круг неизменности. Ну что можно поделать, если это и правда он, только его иногда разбавлял Феликс, который здоровался на переменах в коридоре. Ещё четыре однотипных урока, проведённых за партой под крики учителей и попытки лучшего друга узнать о том, что ему знать не следует. С каждой минутой на улице ставится всё темнее и темнее, и в окнах не виднеется вид природы, а отражается комната с горящим светом. Неинтересно, ничего не видно, осенью насладиться не получается. И этот круг, овал, квадрат, называйте, как хотите, неизменности, длится ровно до того момента, пока Джисон не выходит с дополнительных занятий. Он покидает кабинет химии, попутно переписываясь с Чанбином и пытаясь отмазаться от ненужного разговора. В школьных коридорах уже никого нет, видимо он единственный задерживается тут допоздна, занимаясь химией. Лампа тусклая, плохо освещает, поэтому приходится стараться не споткнуться о что-либо. Большинство учителей уже ушло, остались только те, что сидят с теми, кто остался после уроков в качестве наказания, но и они скоро уйдут. DarkBoyy: 18:35 Так ты мне расскажешь или нет? Его любопытности нет предела, раздражает немного, но приходится терпеть.squirrel228: 18:36 Нет.
Он быстро набрал ответное сообщение другу и спешил выйти из злосчастной школы, уже находясь в пяти метрах от двери, ведущей на улицу. Но тут он слышит, как голос, разносящийся эхом по коридору, окликает его, из-за чего приходится повернуться. Хан видит запыхавшегося Феликса, что держит в руках огроменную стопку учебников, складываясь почти пополам от её веса. — Поможешь отнести это в класс химии? Очень прошу, у меня руки сейчас отвалятся, — попросил Ёнбок, кривясь от нагрузки и подбрасывая гору задачников чуть выше, чтобы взять поудобнее. Кто такой Хан Джисон, чтобы отказать? Да и к тому же он только что вышел из кабинета химии, а тот находится недалеко. Просто быстро поможет другу и пойдет домой с чистой совестью. Он быстро подходит к Ли и берёт часть учебников, подмечая, что даже их половина весит так, что от неожиданной тяжести приходится нагнуться. Феликс благодарит его очень, попутно говоря какой он хороший приятель, снова заставляя Джи краснеть, и они подходят к классу. Дверь открывается и оба оказываются внутри помещения, где выключен свет, поэтому темнота добавляет какой-то атмосферы. Не хочется включать лампы. Немного прохладно из-за того, что недавно здесь было открыто окно, и вечерняя прохлада наполняла каждый угол кабинета. Смиренная тишина и шаги, раздающиеся негромким эхом из-за масштабов просторной аудитории вместе с двумя парнями, которые направлялись к учительскому столу. Учебники с грохотом падают на деревянную поверхность, а уставший блондин облегчённо выдыхает, снова благодаря своего помощника, и запрыгивая на стол. Хан удивляется его отважности, ведь этот парень осмелился сесть своей задницей на драгоценный стол их химички, а она боевая и устрашающая женщина, может потом и заставить оттирать его до блеска. — А ты почему так поздно здесь? — интересуется Феликс, пока открывает одну из книг по биологии, которую нашёл лежащей рядом. — Я был на дополнительных, уже хотел уходить, но ты попросил моей помощи, — на лице Ли появляется вина? С чего это вдруг? — Прости… — За что? — Джисон не понимает. — Я задержал тебя в этом ужасном месте. Брюнет уже успел подумать, что произошло что-то серьёзное, за что реально стоило бы просить прощения, но, когда эта фраза сняла повисшее напряжение, изо рта вылетела облегчённая усмешка. — А меня после уроков оставили из-за драки, — видимо из-за той, что была в коридоре. Безмолвие, длившееся пару затяжных секунд, и Феликс, что поправил спадающие на глаза волосы, неожиданно начал говорить: — Вот зачем нам эта биология? — он открывает случайную страницу учебника и тычет ей в лицо Джисону, смеясь в это время. Там было изображено строение червяка, на Чанбина чем-то похоже. Нахлынувшие забавные мысли заставили начать глупо улыбаться и убрать книгу от своего лица. Ликс смеётся тоже, приподнимая брови, от чего выглядит таким хрупким и невинным, и взгляд невольно застревает на его чертах, отказываясь отвлекаться на что-то другое, менее важное. Вдруг улыбка Ёнбока внезапно сходит, Хан надеется на то, что он не заметил ничего того, чего ему не стоило. Пока Джисон стоит и пытается взять себя в руки, чтобы больше не пялиться так на друга, Феликс спускается со стола и усаживается на пол. — Ты так жопу отморозить можешь, — подмечает Джи, заботясь о чужой пятой точке. — Отморозим вместе, падай рядом, — он похлопывает по месту недалеко от себя. А Хан повинуется, послушно размещается на холодной плитке кабинета химии, положив свой телефон рядом с собой. Они сидят, немного касаясь плечами, и начинают обсуждать всё, что можно. Успели поговорить о книгах Стивена Кинга, о недавно вышедших фильмах, и узнать многое друг о друге. Феликс обнаружил, что Джисон пишет, правда последний наотрез отказывался показывать ему свои работы. Сколько времени прошло, пока они общались? Вы думаете, они считали? Нет, им было абсолютно всё равно на время, ведь единственное, за чем они следили — это жесты, эмоции, и движения друг друга. За окном, на ледяной улице, проезжала которая по счёту машина, проходили люди, гуляющие со своими собаками, и мигали старые уличные фонари, слегка наполняя аудиторию светом лишь на мгновение. Казалось, никого рядом нет, кроме этих двоих, но они не предусмотрели то, что в школе был ещё и охранник, который повернул ключ и благополучно закрыл кабинет, в котором парни находились. Услышав щелчок, они подорвались с места, подлетели к двери, начали дёргать за ручку и стучать, но она и правда оказалась закрыта. Проведя небольшие и несложные исследования в голове, пришло осознание того, что охранник ходил по кабинетам и смотрел, остался ли кто там, перед закрытием всей школы полностью. Класс химии постигла та же участь, но этих двух придурков не заметили, потому что они сидели на грёбанном полу среди множества парт. — Блять, нам теперь тут ночевать что ли? — Феликс, опустив руки, понял, что кричать и стучать смысла нет, ибо их никто не услышит, ведь в школе остались только они вдвоём, поэтому возвращается на прежнее место, а точнее устраивается на полу и напряжённо вздыхает. — Принеси, пожалуйста, энергетик из моего рюкзака, в горле пересохло, — просит он и указывает на тот самый рюкзак, находящийся в противоположном конце кабинета. — Если так, я могу тебе воду дать, — Хан не понимает, зачем пить это и губить своё здоровье, если можно просто сделать глоток воды, от которой ничего плохого не будет. — Я энергетик хочу. Энергетик, так энергетик, просить о правильном питании и здоровье Джисон не собирался, поэтому повиновенно пошёл за напитком. Когда Хан отходит и начинает рыться в вещах Ликса, телефон, что лежал у ноги последнего, начинает вибрировать. Это был смартфон парня, ищущего вредную жидкость, чехол какого-то тёмно-охрового цвета, как во всяких подборках эстетик на пинтерест. Ли, решив взять его и посмотреть, кто же звонит, вскоре узнаёт, что это Чанбин. Тот звонил не долго, пару секунд, а после отключился. Из-за того, что звонок прекратился, вкладка с ним закрылась, но открылась другая, с заметками. Феликса это заинтересовало, поэтому он начал читать. Да, это неправильно и неприлично, но любопытность обладает огромными силами. Глаза бегают по строчкам, пока Джисон бурчит и не может найти банку с напитком. Цепляются за слова, заставляя застыть и задержать дыхание. Ладони, держащие телефон, начинают обильно потеть, а сердце биться с такой же скоростью, что и машина снаружи проезжает. Текст не особо большой, чтобы не успеть прочитать его до того, как Хан вернётся. Упомянутый, всё то время, что рылся в рюкзаке, разговаривал с Феликсом, шутил как-то, переспрашивал, где находится энергетик, но в какой-то момент тот перестал отвечать, поэтому он произнёс, когда уже обнаружил нужную вещь и шёл обратно к австралийцу: — Ты там уснул что ли? Но когда он увидел свой смартфон в руках блондина и знакомый текст на экране, невольно начинал паниковать и ожидать худшего, ведь Ликс не должен был этого видеть… Руки потряхивает, потому что парень в жёлтой толстовке не шевелится, сидит неподвижно, уткнувшись в написанные им слова. Джисон вспоминает, что там напечатано, и внутри будто ломается что-то, ведь через несколько мгновений он может лишиться друга, к которому за несколько дней успел привязаться. Так не хочется того, чтобы на переменах, в коридорах, они стыдливо отводили взгляды, которые случайно встретились, и чтобы один избегал контакта с другим. Это будет ужасно. — Ты же не прочитал того, чего тебе не след… — он не закончил говорить из-за того, что Феликс, до этого сидящий и не реагирующий ни на что, резко поднялся с пола и стремительно подошёл к Хану, всё ещё не поднимая на него своих глаз. Пришлось задержать дыхание от страха, когда этот веснушчатый блондин оказался слишком близко и дышал почти в губы, на которые, между прочим, сам же смотрел, не отрывая жадного взгляда. В нос ударяет, уже ставший знакомым, запах цитруса. Но вот только теперь… Почему он такой приятный? В голове крутились непрекращающиеся вопросы по типу: что он собирается делать? Я сейчас умру? Что происходит и почему он так непозволительно близко, твою мать? Все мысленные вскрики стихают и превращаются в еле слышные мольбы о помощи, когда расстояние между ними сокращается буквально за мгновение и губы Феликса накрывают чужие. Бабочки в животе Хана сказали: «сегодня ты умрёшь от несварения, дорогой мой», ибо внутри него столько чувств и такое ужасно сильное волнение, словно он сейчас взорвётся от всего этого. Он не замечает даже упавшую на пол бутылку из его рук, потому что сейчас совсем не до этого, сейчас главное устоять на ногах и не зареветь от нахлынувших ощущений. Ему так плохорошо, когда он понимает, насколько охуенно парень, приехавший по обмену из Австралии, целуется, как он переминает чужие губы своими до звёздочек в глазах и как руки на талии размещает, всем телом толкая к парте, стоящей немного позади. Джисону стыдно от того, что он так несмело пытается отвечать, прекрасно зная о своих навыках в поцелуях, которых так-то вообще нет и опыта у него, также как и мозгов, не имеется. Когда красный и до чёртиков смущённый Хан оказывается зажатым между партой и прилегающим телом Ёнбока, последний усаживает его на стол, размещаясь между ног и наконец нехотя разрывая поцелуй. Поза вызывает такое чувство, которое в простонародье называется «дежавю». — Ты… Ты сделал всё точно также, как я написал… — сглатывая застрявший ком в горле, подмечает растерянный и незнающий куда себя деть Джисон, пока смотрит на довольно улыбающегося Ликса, расставившего руки по обе стороны от его бедёр. Вообще так и есть, все движения и последовательность действий Феликса были скопированы из текста, написанного Ханом. В той работе была сцена их поцелуя, которую он придумал, будучи лежащим на кровати и размышляющим о странном парне с притягивающей россыпью веснушек на лице и пьющем апельсиновые энергетики. Феликс улыбается так хитро, губу закусывает, от чего взгляд отвести кажется невозможным. Говорит, всё также одаряя лицо брюнета, между ног которого он благополучно разместился, горячим дыханием: — Ты делал много акцента на мою одежду в своей работе… — небольшая пауза, чтобы набрать воздуха, что так не вовремя покинул его лёгкие, — как насчёт назвать её «герой в жёлтой толстовке»? Джисон судорожно кивает, после чего видит удовлетворённую улыбку Ликса, которой так доволен. Да потому что он считает это название пиздец каким охуенным. Он так и сделает, назовёт эту работу так, как сказал Феликс, ведь теперь ему понравится всё, что тот предложит, особенно если это касается его писанины. Блондин, смотря на свои пальцы, что делали дорожку из прикосновений на бедре Хана, спрашивает: — Что тебя сподвигло написать это? Странный вопрос, но у парня есть на него ответ: — Ты стал моим вдохновением, — коротко и ясно, да так, что у австралийца приятный трепет по всем внутренностям проходится. Он стал источником чьего-то вдохновения… Фраза настолько пиздически охрененская, что Ли снова целует Джисона, ну так, до звёздочек в глазах и лёгкого помутнения разума. Он сжимает ладонь на худом бедре, а другой рукой прикасается к его шее, обжигая её холодом замёрзших пальцев и языком проникая в рот, заставляя того дёрнуться от неожиданности. Хану хочется кричать от того, как же это прекрасно. Не будем отрицать, что Ликс желает того же. Блондин отстраняется, но всё также находится так близко, что можно разглядеть каждую веснушку на его лице. Он поправляет растрёпанные волосы Джисона, в конечном счёте убрав одну прядку за его ушко. — И собираюсь оставаться им до самого конца, — убедительно произносит Ёнбок, заставляя парня поверить и обвить его шею руками, заключив в объятья. Теперь у Хана не возникнет проблем с написанием работ, ведь рядом есть солнечный Ли Феликс из не менее солнечной Австралии — вечный источник творческого вдохновения.