Чужое имя

— Мин-сюн, почему ты не надел свитшот, который я тебе подарил? Тебе так идет коралловый оттенок, — Цинсюань схватил друга за руку. Пальцы коснулись голой кожи там, где свитер протерся до дыр. Юноша несколько раз потыкал в острый локоть. — Он девчачий, — скривился Хэ Сюань. — Поставлю заплатку, отстань. Попытки стряхнуть Цинсюаня ни к чему не привели. За долгие годы их дружбы — и не менее долгие годы страданий со стороны Хэ Сюаня — младший Ши наловчился цепляться ловчее коалы и клеща. — Каким же ты стал занудой, Мин-сюн, — надул губки Цинсюань. — Нет ничего плохого в том, чтобы быть девушкой. Продолжая одной рукой держаться за Хэ Сюаня, второй Цинсюань заправил за ушко прядь волос. — Одолжи мне духовные силы, — мягкие губы прижались к уху Хэ Сюаня. — Это платье совсем не смотрится на плоской груди. — Одолжи у Ши Уду, — буркнул Хэ Сюань, подавляя желание закатить глаза. На поддержание женского облика уходило немало сил, и каждого «заряда» Цинсюаню хватало на сутки, максимум, двое. — Мин-сюн, — Цинсюань крепче сжал руку друга. Хэ Сюань вздрогнул: опять? Накрашенные губы ("ты же мне не запачкал помадой ухо?") приоткрылись, и Цинсюань издал писк. Сперва тихий, но каждые несколько секунд громкость увеличивалась. На них начали оборачиваться прохожие, кто с опаской, кто с недоумением. Однажды Хэ Сюань сравнил Цинсюаня со смартфоном, который нуждается в подзарядке, и с тех пор младший Ши придумал идиотскую игру «Заряди Шифон». — Лучше бы ты был кнопочной Нокией, — застонал Хэ Сюань. Цинсюань прервался, чтобы надуть губки. — Я гораздо красивее, Мин-сюн. Пи-и-и-и-и! Хэ Сюань заткнул ему ладонью рот, передавая духовные силы. Жаль, в таком положении неудобно пнуть — не менее эффективно и позволяет отвести душу. — А Его Высочество говорил… — невнятно пробормотал в ладонь Цинсюань и сдавленно ойкнул от увеличившегося в разы потока. — Мин-сюн, Мин-сюн, хватит, спасибо! Мне теперь, наверное, на целый месяц хватит! Пока он поправлял декольте, Хэ Сюань облегченно вздохнул. Давно уже Цинсюаню пора перестать общаться с Се Лянем и, тем более, перенимать извращенные идеи. — Правда, мне идет? — просиял Цинсюань. — Мин-сюн, застегни подвеску. Он убрал волосы с шеи, поворачиваясь к другу спиной. Хэ Сюань резко выдохнул: на нежной светлой коже Цинсюаня засосы казались особенно яркими. Два пятна принадлежности, не разобрать, какое оставил он, а какое — Ши Уду. — Мин-сюн? Хэ Сюань застегнул маленький замочек и быстро отступил. — Готово. Длинные волосы Цинсюаня вновь рассыпались по спине, скрывая засосы. Юноша с улыбкой повернулся к Хэ Сюаню. — Мин-сюн, сфотографируешь меня? У тебя всегда получаются прекрасные снимки, — он сложил руки в умоляющем жесте. — Мин-сюн, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. — Мы опоздаем на пару. Он всегда отказывал Цинсюаню, но очень редко его отказ воспринимали всерьез. — А после пар? Мы можем взять машину дагэ и съездим в Гуанчжоу. У тебя сегодня нет подработок, я помню! — Цинсюань снова повис на руке и тащился так до входа в университет. — И ты решил, что я мечтаю потратить пару часов, фотографируя тебя на фоне Лотосовых гор? — Хэ Сюань поймал на себе завистливые взгляды. Ши Цинсюань считали самой красивой девушкой университета. Ее улыбка, живость характера, доброта и щедрость посеяли семена любви в душах многих юношей и девушек, но Цинсюань неизменно держалась рядом с угрюмым однокурсником. — Что между ними за отношения? — Думаешь, они… Слух у Хэ Сюаня был хорошим, и с поступлением в университет он посчитал это едва ли не проклятием. Люди совершенно не стеснялись перешептываться о своих глупых предположениях в нескольких метрах от них. — Мин-сюн, ты же мой лучший друг! Ты мне не откажешь! — а вот Цинсюаню, кажется, не было дела до остальных. — Мы не друзья, — отрезал Хэ Сюань. — Мин-сюн! Он отвернулся. Выбор, сделанный столетия назад, навсегда привязал его к чужому имени и чужой личности. На лекции Цинсюань толкает его в бок, вопросительно смотрит — в конспекте Хэ Сюань написал только тему лекции и первое предложение лектора. И это странно. «Обычно Мин-сюн так внимателен на занятиях», — теряется Цинсюань. — Мин-сюн? — губы задевают мочку уха. Цинсюаню нравится дразнить его, но сейчас это вышло случайно — он действительно обеспокоен. — Все в порядке. Засыпая, Хэ Сюань снова оказывается в камере на острове. Снова смотрит в светлые глаза Ши Уду — и на этот раз не сдерживает гнев. Звук разрываемой плоти заглушает крик Цинсюаня — в этих снах Цинсюань всегда рядом. Светлый, чистый Цинсюань запачкан кровью брата и собственной болью, он изломан внутри и снаружи. Хэ Сюань задыхается, выныривая из сна. Его тело все еще бьет дрожь, и только сильная рука Ши Уду на груди удерживает от крика. — Не шуми, разбудишь. Цинсюань расстраивается, когда Хэ Сюаню снятся кошмары. И еще больше — тем, что «Мин-сюн» никогда не рассказывает их содержание. Младший Ши ворочается и стонет на грани пробуждения. Ши Уду накрывает губы Хэ Сюаня жестким поцелуем: успокойся, все хорошо, все живы. Он единственный, кто знает. Потому что он был с Хэ Сюанем в тот день, скованный цепями и ненавистью Черновода. — Где Цинсюань? Что ты с ним сделал? — сильное тело рвется из цепей. — Он скоро будет здесь. И вы оба поплатитесь за то, что совершили. — Цинсюань ни в чем не виноват. Ты можешь убить меня, но не смей… — Это не тебе решать. Он уходит, получая физическое удовлетворение от страха и ярости Ши Уду. В тот момент он готов убить обоих братьев. Цинсюаня так легко заманить в ловушку, заставить поверить. — Мин-сюн! «Не зови меня этим именем!» Ши Цинсюань заслужил такую судьбу, не так ли? Он украл то, что предназначалось Хэ Сюаню, занял его место. Он заставлял Хэ Сюаня принимать женский облик, называл его лучшим другом, висел на руке, болтал… Ши Цинсюань единственный был рядом. Всегда. Выпестованный годами план мести, в глазах Хэ Сюаня похожий на острый меч, пальцы Цинсюаня превращают в бумагу. Небрежно комкают и выбрасывают прочь — «тебе ведь это не нужно, Мин-сюн?». — Мин-сюн! — Хэ Сюань возвращается в аудиторию. Цинсюань шепчет на ухо вопрос, который задал профессор. — Мин И, с вами все в порядке? Вы очень бледны. — Я провожу Мин-сюна к медсестре, — вызывается Цинсюань. — Мин-сюн, тебе плохо? Ты заболел? Он качает головой — демоны… то есть боги, конечно же, боги не могут болеть. Но все равно идет за стройной фигуркой Цинсюаня. — Переутомление. Мин И, ты достаточно спишь? — медсестра закончила осмотр и теперь заполняла бланк. — Нормально питаешься? Хэ Сюань кивнул — с тех пор, как Ши Уду перевез его вещи в свой дом («не хочу больше видеть твою дыру с тараканами»), недостатка в еде не было. А сон… едва ли человеческие лекарства могут что-то сделать с кошмарами. Женщина недоверчиво покачала головой. — Возьми освобождение, сейчас же отправляйся домой и хорошенько выспись. Ши Цинсюань, — она выглянула в коридор. — Мин И ведь твой друг? Пожалуйста, позаботься о том, чтобы он отдохнул сегодня и завтра. Его есть кому забрать на машине? Хэ Сюань оттолкнул руку Цинсюаня. — Я в полном порядке, нет у меня переутомления. — Конечно, конечно, Мин-сюн. Я написал дагэ, он скоро приедет. Хэ Сюань подавился воздухом и закашлялся, что добавило финальные штрихи в образ больного. — Ши Уду так сказал? — Нет, но он прочитал сообщение, — беспечно ответил Цинсюань. Как ему удается пронести сквозь столетия свой оптимизм? Потеряв статус бога, духовные силы, едва не лишившись брата, он по-прежнему улыбается и верит. Если бы заболел Цинсюань, Ши Уду примчался бы в течение получаса, наплевав на ответственный пост и небесные дела. Но ради Хэ Сюаня… Двадцать три минуты. Гребанных двадцать три минуты — и напротив студентов останавливается Maybach Exelero. Восемь миллионов долларов, единственный разрешенный к продаже экземпляр, воплощение раздутого самомнения Водяного самодура. — Ты все еще живой, — с досадой на лице констатировал Ши Уду. Что Цинсюань ему наплел?! Под ледяным взглядом Хэ Сюаня Цинсюань заткнулся на целую минуту. — Мин-сюн, ну я же волновался, не смотри на меня так, мне страшно! Хэ Сюань закрывает глаза и позволяет себе слабость — притвориться спящим. В последнее время чужое имя кажется совсем невыносимым, высушивает изнутри, оставляя пустую оболочку. Стоит закрыть глаза, он снова проваливается в прошлое. — Я нашел выход, Цинсюань. Я знаю, как выбраться отсюда, — он протягивает ладонь. — Дагэ наверняка ищет меня. Я не уйду без него. Цинсюань упрям в той же мере, что и добр. Бесконечно. Хэ Сюаня раздражает такая преданность. Он проявил щедрость, отпуская одного врага, но Цинсюань испытывал его терпение. — Мин-сюн, я не уйду без дагэ. Не пытайся меня убедить! Я… Тяжелая ладонь опускается на затылок смертного, Хэ Сюань ловит теперь уже послушное, лишенное сознания тело. — Таким ты мне нравишься больше. Глаза Ши Уду привыкли к темноте. Он вглядывается в бледное лицо Хэ Сюаня — тот стоит один. Цинсюаню удалось спрятаться? Повелитель Вод поднимается на ноги, шаг вперед, еще один, сколько позволяют цепи. У него не получится выбраться живым, но, может, получится забрать ублюдка с собой, чтобы Цинсюань мог жить спокойно? Ощущения незнакомые, Хэ Сюаню понабилось время, чтобы понять — кто-то несет его на руках. Цинсюань, ты хотя бы принял мужское… — Отлично, ты очнулся, — Ши Уду опускает его на землю, отряхивает руки, будто испачкал их. — Я в порядке, — хмурится Хэ Сюань. С чего вдруг нежности? — Я знаю, — пальцы Ши Уду коротким, неосознанным жестом поправляют цепочку на шее. У Хэ Сюаня и Ши Цинсюаня — такие же, с золотой подвеской-замком. Для Хэ Сюаня она неразрывно связана с годом, когда они вдвоем — демонический князь и божество — заблокировали старение Цинсюаня. Но даже будучи вечно юным, Ветерок оставался человеком. Хрупким, нуждающимся в защите. — В холодильнике есть лазанья и суп. Оставь Цинсюаню. — Мин-сюн, не слушай его, ешь столько, сколько хочешь, — юноша махает руками. — Если закончится, просто закажем еще. Он чувствует себя человеком. Любимым человеком. Не то чтобы обычно его обделяли вниманием, но каждый раз Хэ Сюань воспринимает как первый. И отвергает. Цинсюань ведь заботится не о нем, ему нужен Мин-сюн, бог земли, лучший друг. Бесконечное щебетание «Мин-сюн, посмотри, Мин-сюн, попробуй, Мин-сюн, скажи, Мин-сюн, что ты думаешь о…» ранит сильнее, чем Хэ Сюань может себе признаться. — Дагэ, ты вернулся! На удивление, рано. Ушел с работы в шесть часов, как принято у нормальных работников? — Дагэ, раз Мин-сюну лучше, поедем завтра в Гуанчжоу на весь день? Мин-сюна освободили от занятий! Ши Уду качает головой. — Его, а не тебя. Ты пропустил сегодня пары. Цинсюань повис на шее брата. — Пожалуйста, дагэ, ну пожалуйста! Но Ши Уду остается непреклонен в своем решении. — Мин И останется дома, ты пойдешь в университет. Прошло больше года с тех пор, как Цинсюань, загоревшись идеей стать дизайнером, потащил Хэ Сюаня сдавать экзамены. И как только уговорил? Хэ Сюань только помнил, что согласен был на все, лишь бы нытье прекратилось. — Дагэ, ты жесток! Вечером он все еще дуется и ложится спать, не поцеловав брата на прощание. Вместо этого демонстративно долго прижимается к губам Хэ Сюаня, чувственно постанывая. — Хватит уже, — Ши Уду выключает свет, обрывая шоу. Воздух вязкий, с трудом проталкивается в легкие. Во сне Хэ Сюань не помнит, что демонам не нужно дышать. Руки покрыты красными потеками, он ощущает влагу на лице, горле. Кровь везде, хлюпает под ногами. Ее слишком много. Тела братьев Ши мертвенно бледные, изувеченные. Он отомстил. Он победил. Почему тогда горло так сжимает одиночество? Их больше нет, но кроме них… разве у него был кто-то, кроме них? — Мин-сюн, Мин-сюн, проснись! — ласковый, полный беспокойства голос разрывает тишину. — Тебе снова снится кошмар, Мин-сюн? — Не зови меня так! — Хэ Сюань открывает глаза. Он не поймет, конечно, но выносить нежное «Мин-сюн» выше его сил. — Ладно… Хэ-сюн. Так тебе нравится больше? Хэ Сюань холодеет. Мертвое сердце может остановиться снова? — Давно ты знаешь? Цинсюань смеется немного нервно, но не отводит взгляд. — Достаточно. — Он сам догадался, — Ши Уду по-прежнему выглядит спящим, давая им разобраться между собой. — Почему ты не говорил? — А почему ты молчал, Хэ-сюн? У Цинсюаня мягкие губы и нежное, гибкое тело. Впервые в жизни Хэ Сюань чувствует, что Ветерок действительно принадлежит ему. — Потише, кролики, — ворчит Ши Уду, поворачиваясь к ним спиной. Сдавленный смех младшего брата вскоре перетек в постанывания и откровенное, проникающее под кожу «Хэ-сюн». Ши Уду не видит, но так хорошо представляет: Цинсюань выгибается, его руки скользят и ласкают везде, где достают, пока Хэ Сюань не сведет их над головой. Элементы контроля сводят Цинсюаня с ума — он трется всем телом, выпрашивая близость, ласку. И тихонько скулит под растягивающими его пальцами. Ши Уду знает, какими они бывают грубыми — от этого по позвоночнику проходит теплая волна. Но с Цинсюанем Хэ Сюань мягок, настолько, что младший Ши нетерпеливо шипит: «Хэ-сюн, вставь уже». Ши Уду беззвучно, насколько может, скользит пальцами по твердому члену, слушая, как хлюпает смазка в заднице младшего брата, когда в него толкается Хэ Сюань. «Знал бы, ни за что не менял бы судьбу Цинсюаня с этим извращенцем». Он вытирает мокрую от семени руку об постель. «Одного извращенца брату бы хватило с головой». Будильник звонит только для Ши Уду. Цинсюань никогда его не слышит, а Хэ Сюань встает на полчаса раньше. Обычно. Сегодня демон крепко спит. Повелитель Вод стаскивает брата с кровати и тащит в ванную. — Пора вставать. Включить холодный душ и хорошенько окунуть Цинсюаня — единственный способ разбудить его раньше двенадцати часов. Но даже после этого нужно следить, чтобы Цинсюань не заснул на стуле за завтраком, на кровати, надевая платье, в коридоре с туфлей в руках. К восьми часам Ши Уду начинает понимать, почему Хэ Сюань грозится придушить Цинсюаня каждое утро, кроме выходных и праздников. Высадив брата на парковке возле университета — «Чтоб я тебя не видел до конца пар» — Ши Уду возвращается домой. Хэ Сюань все еще не встал с кровати. — Эй, ты там не сдох? — Ши Уду упирается в бок демона ногой, намереваясь спихнуть его на пол, но сам попадает в ловушку. Хэ Сюань ловит его за лодыжку и резко дергает на себя. — Признайся, ты вчера ревновал? Одежда Ши Уду слишком дорогая, чтобы ее так непочтительно сдирали с сильного тела. — С чего бы? Вы мне спать мешали, кролики озабоченные, — рычит он, расстегивая пуговицы рубашки. Порвет ведь, босяк. Никакого уважения к хорошим вещам. — Поэтому ты дрочил? — Хэ Сюань подминает божество под себя, вопрос обжигает загривок. Ши Уду замирает — все-таки заметил. Короткий смех. Хэ Сюань почти никогда не проявляет эмоции так открыто. От него и улыбки дождаться сложно. — У нас есть шесть часов до возвращения Цинсюаня. Потом я позволю тебе немного отдохнуть. Он что, собирается трахать его шесть часов без перерыва, а потом… — Ублюдок! — Ты возмущен или возбужден? Ши Уду не нравится нежность. Он нуждается в том, чтобы Хэ Сюань связал его запястья. И, может, не ограничился только запястьями — у Ши Уду темнеет перед глазами, стоит вспомнить, как восхитительно натирала соски жесткая веревка. Как он не мог пошевелиться, уткнувшись носом в подушку, а демон закреплял распорку, фиксируя ноги широко раздвинутыми. Как, не обращая внимания на поток ругательств, хлестал плеткой по ягодицам и между ними. — Похоже, возбужден, — хмыкает Хэ Сюань. — Течешь, словно сучка. Желание слишком велико, чтобы тратить время на связывание или подготовку. Хэ Сюань только сжимает запястья, фиксируя руки, убирает волосы набок, чтобы не мешались. — Убью, — рык Ши Уду прерывается, стоит Хэ Сюаню толкнуться почти по сухому. Он с трудом сдерживает всхлип. Чертов ублюдок, ты… Возражения фальшивы, несмотря на боль, Ши Уду сам выгибается навстречу, шире разводит ноги, не дожидаясь команды. И продолжает изощренно ругаться, что только сильнее заводит Хэ Сюаня. Демону кажется, что его метка на загривке Ши Уду, след укуса, поблекла. И, сильнее толкнувшись — «Мразь, я тебя кастрирую!» — Хэ Сюань впивается поверх нее зубами. — Не кастрируешь, ты слишком любишь мой член, — усмехается он. — Наверное, еще с того дня. Ши Уду передергивает — секс в камере Черновода входит в список худших воспоминаний. Хэ Сюань слизывает капельки крови с загривка, отвлекая. Теперь все иначе. Теперь все хорошо. — Дагэ, Хэ-сюн, так и знал, что вы решили развлечься без меня! — голос у Цинсюаня обиженный, но глаза блестят возбуждением. Он поспешно скидывает одежду. — Цинсюань, получишь за прогулы! — Да-да, дагэ, сможешь меня отшлепать! Я был таким непослушным. И, кстати, Хэ-сюн, я выкинул твой свитер. Ты тоже можешь меня отшлепать. Цинсюань целует их по очереди и бесстыдно улыбается. — Хэ-сюн. Призрак умершего бога земли оставляет его во время мягкого поцелуя. Теперь все правильно. — Если ты устал, я могу сам тебя поиметь! — рычит Ши Уду. Хэ Сюань возобновляет движение. Идеально.