Держу.

      Драко не из тех людей, что привыкли делить свою боль на двоих. Для нее это метущая все на своем пути слабость, от которой потом — хуже, от которой больнее, от которой в глотке — крик, а в глазах горячие слёзы. Но когда приходит беда и отец лежит такой несправедливо-спокойный, будто его безжизненное лицо должно выражать эмоции, в гробу перед кучей лицемерных, носящих маски выгодных знакомых, она чувствует, как ломается, но заставляет себя наполнить легкие холодным воздухом и натягивает уродский шарф, подаренный Поттер, на покрасневший нос.       Дальше для неё все, как в тумане. Когда Драко покидает свою квартиру после очередной бессонной ночи, тщательно замаскировав под глазами темные круги, мир мгновенно размывается и всё получается на автомате: эскизы, согласование встреч, бесчисленные ужины, притворство в каждом движении и чеканный шаг. Драко будто пытается сделать вид, что у нее все превосходно и смерть отца не коснулась её. У нее почти получается, но Гарриет видит больше. Она будто стремится забраться под кожу.       Драко это бесит, но она не прогоняет Поттер, когда та снова появляется на пороге квартиры с бутылкой вина и закусками. Вместо этого Драко встречает ее как старую подругу: не обнимает, но благодарно блестит глазами, впускает в квартиру и встречает тепло чужих глаз своими.       У Гарриет внутри комочком сжимается боль. Она с секунду смотрит, но вспоминает, что Драко не любит жалость. Скидывает туфли, дергает на руке рубашку, открывая плечи, заходит на кухню и, уже как у себя дома, достает бокалы из шкафа, наливает в них вино, выкладывает закуски на тарелку и вталкивает Драко в спальню почти насильно. Драко пытается сопротивляться её молчаливой, сильной поддержке. Точнее, первое время пыталась, но потом сдалась. Рядом с Гарриет дышать становилось легче.       Но когда становится хуже, Драко с порога осыпает Гарриет оскорблениями по поводу всего, на что наткнется: кривая складка, блеклая или слишком яркая юбка, подтёк туши или скатавшиеся на веках тени. Иной раз, переходя на личности, Малфой с жадностью впивается глазами в лицо Гарриет, ожидая увидеть привычное раздражение, хотя бы уловить его в мимолетном движении, но вместо этого натыкается только на искрометную доброту, разрушающее, ломающее кости понимание и до чертиков раздражающее спокойствие, будто в Поттер мигом отключили всё плохое.       В один из таких вечеров Драко не сдерживает рвущейся наружу боли. Не может терпеть одна: почему страдает только она? Почему, раз глупенькая Гарриет каждый раз спасает её от тяжелой мысли незамысловатым касанием и, блядь, своими искрометными звездочками-веснушками на плечах, Драко не может поделить свою боль на двоих? Все же делят, чем Малфой хуже них?       Она с силой давит на подбородок Поттер, шипит, заглядывает в глаза и пытается отыскать в них страх, но собственное смятение встречается с теплым желанием помочь. Так тупо. Так по-поттеровски, что Драко даже привыкла. Она говорит, что Гарри — хуевый модельер, что всего она достигла через постель, её рейтинги фальшивы, а спонсоры проплачены, и что Гарриет застряла в глотке, чтобы та убиралась, исчезла из ее жизни к чертям, растворилась со своими блядскими искрометными веснушками и полными доброты, блядь, глубокими зелёными глазами в серой рутине будней и забыла дорогу к квартире Драко. Она ждёт, что Гарриет сломается, расплачется, разозлится, сделает хоть что-нибудь, проявит раздражение, а потом рассмеётся, но она только хватает запястье Драко и заставляет её разжать ледяные пальцы. Малфой зависает, рассматривая красные отметины от ногтей, отпечатками лёгшие на смуглые мягкие щеки, а потом испуганно, внимательно и пронзительно смотрит в глаза Гарриет и сталкивается всё с тем же.       Драко злится. Эта злость заливает края чаши терпения, которого и так не осталось, чистая ярость с вином течет по жилам и бьётся в голове, заставляет рычать, шипеть, высоко поднимать подбородок и трясти Поттер за плечи. На все выходки девушки та только морщит нос, снова невозмутимо убирает болезненно давящие кожу руки с мягких плеч и поднимает голову, безучастно рассматривая лицо Драко. А потом улыбается, пытается коснуться, но встречается с резким отказом: Драко, совершенно не свойственно для неё, в ужасе отшатывается назад и сжимает кулаки. Гарриет застывает в полуметре от неё, и холодное ликование переполняет чертоги сломленной души: в глазах и на лице Поттер мимолетной искрой появилось непонимание. Но оно снова сменилось привычным спокойствием. Драко снова рычит на вдохе. Получается лишь сдавленный хрип, она набирает в легкие воздух и шипит:       — В тебе есть хоть что-то настоящее, а, Поттер? — так хищно тянет Драко, понимая, что ломает последнее, что осталось от счастья в жизни, но нагибается, подается вперед всем телом и снова хватает Гарри за щеки. Та застывает в руках и прикрывает глаза, но в следующую секунду отвечает тем же холодом, будто копируя эмоции Драко. На секунду, всего лишь на миг — но достаточно, чтобы сознание и тело прошибло холодным потом — драко видит боль в глубоких глазах Поттер, но не отпускает. Гарриет продолжает молчать, и от этого Драко, готовая взорваться, распаляется сильнее. Шепчет скрипящим, свистящим голосом, сжимает, заставляя болезненный писк вырваться из глотки Гарриет: — Почему ты, блядь, такая спокойная? Что тебе нужно?       Щетинится.       Но Поттер снова заставляет Драко расцепить пальцы, отходит на шаг, хватает девушку за ладонь и резко толкает её в грудь. Назад. Заставляет повиснуть на её руке, в крепкой хватке коротких пальцев. Взгляд у Поттер неживой, совсем кукольный, и от этого Драко бьёт мелкой дрожью. Страх, боль и раздражение рвутся, льются через край, вырываясь из ревущей пасти души беспомощным криком, что стынет на корне языка. И Драко ждёт. Эта дурочка хоть что-нибудь, наконец, скажет?       — Отпусти меня, Поттер. — почти скрипит.       — Отпущу — упадешь, ты дура? — спрашивает Гарриет явно раздраженно, на манер Драко, но совершенно по-другому. Мягче.       — А если так, тебе какое дело? — Драко опасно щурится. Шаг влево, шаг вправо — пропасть. Гарриет понимает, что ей нельзя ошибиться, и осторожно подбирает слова. Мышцы неприятно ноют под весом чужого тела, поэтому Поттер хватает девушку за талию и ставит на ноги. Малфой пытается поймать равновесие.       — Не знаю, если честно. — в итоге Гарриет отвечает максимально честно, и Драко начинает рушиться. Окончательно и бесповоротно. Она сухо поджимает губы и хмурится. — Но мне важно, чтобы ты не упала. Поэтому я держу тебя. Каждый раз, держу крепко, даже если мышцы горят, — отстранённо отвечает Поттер, говоря, явно, не о чём-то материальном.       Драко дергает плечами.       — И что? Чушь.       — Не чушь, Драко. Хватит разводить нюни, — звучит жёстко. Но для Малфой это звучит, как звонкая оплеуха, приводящая в чувства. — Я знаю, что тебе больно, пытаюсь помочь, пытаюсь держать, а в итоге получаю что? — Поттер хватает Драко за руку. Она заставляет ее опуститься на диван и упирается ладонями в его спинку, по разные стороны от головы девушки. — Жирное нихуя.       — Так ты делаешь это ради выгоды? — бесцветно поддерживает диалог скорее механически, отводя взгляд, Малфой, и вмиг ожесточается лицом. Поттер вздыхает.       — А ты, видимо, не настолько умна. Какая мне с этого выгода? — скалится Поттер, вскидывая бровь. Но взгляд Малфой снова прикован в искрам на плечах девушки. Гарриет недовольно рычит, и уже она подхватывает, но мягче, Драко за подбородок и поворачивает ее голову к себе, заставляя смотреть в глаза. — Какая?       Драко пожимает плечами:       — Тебе виднее.       — Вот в том и дело. Я ничего не вижу. Вижу, что тебе плохо, несусь помогать, и получаю что? Ничего. Никакого отклика. Я вижу, что тебе со мной легче, но я просто, блядь, не знаю, что сделать, чтобы помочь тебе. Я не смогу держать вечно. Однажды я отпущу. — говорит Последнее Гарри тихо, надломлено, но выглядит остро: прямая спина, жесткий взгляд, напряжённые руки. Она облизывает губы, и взгляд Драко сразу приковывается к ним. Вот только потом сразу отводит взгляд:       — Так не держи.       — Не могу. Смотри на меня.       — Зачем?       — За тем, Драко, я разговариваю не со стеной. — рычит Гарриет, пытаясь поймать подбородок Драко, но она уворачивается и пытается оттолкнуть от себя девушку. Но та как будто приросла к полу и бесповоротно застыла.       — А мне это нужно?       — А иначе я бы тут была? — улыбается Поттер. Драко тупит взгляд и поднимает его на Гарри. Сталкивается отчаяньем с искрящейся злостью вперемешку с горячим, льющимся патокой по сердцу, беспокойству. И только тогда Драко понимает, что Гарри видит её лучше, чем кто-либо другой. Она тяжело выдыхает.       — Так уходи. Зачем тебе тут торчать.       Последнее, что помнит Драко перед тем, как разум обдает дымом, это раздраженное цоканье — такое родное — языком, а потом губы чувствуют чужой жар и язык, скользящий по губам. Секунда уходит на то, чтобы понять, что произошло. Драко умерла или.. или что?       Еще две секунды на то, чтобы отчаянно обхватить чужой пушистый затылок острыми пальцами, впиться в кожу ногтями, вырывая из чужой груди болезненный полустон-полурык. Поцелуй длится вечность. Гарриет напирает, заставляя Драко разомкнуть губы, и мир мгновенно меркнет, из лёгких выкачивают воздух и дрожь бежит от кончиков пальцев на ногах до ворота рубашки. Драко решается и отвечает, мягко скользя языком вдоль чужого, облизывая его. Сердце в груди бьется с бешеной скоростью, злость и растерянность вместе со страхом медленно растворяются в теплой патоке. Они целуются, кажется, около часа, а после Гарриет отстраняется и искрометно распыляет счастье глазами.       Драко хочется сделать то же самое.