Без какой-либо причины я боюсь, что расстояние будет только расти. Это не настоящий я. Мои мысли всегда так запутаны, Я не могу думать ни о чём другом. Не знаю, почему я такой Даже если я притворяюсь, что это не так, Моё сердце стучит, будто может взорваться. – свобода
В скейт-парке поздней ночью почти всегда не было людей, поэтому довольствоваться видом трюков на скейтах вряд ли получалось. В такое время здесь было очень спокойно: нет посторонних звуков, визгов пришедших девушек, которые таращились на красивых мальчиков с досками, тех самых парней, которые постоянно громко что-то обсуждали, смеясь в полный голос с очередных не смешных шуток в сторону тех, кто только-только пришёл учиться кататься. Такое время любил Феликс. Ёнбок быстро замерзает, холод пугает его, поэтому весна, тёплое время, нравится парню. Ему нравится вот так сидеть ночью, накрывшись почти с головой пледом и попивая ещё горячее шоколадное молоко, которое ему принёс Чанбин, так как знал о боязни друга замёрзнуть. Они почти каждый вечер собирались в этом скейт-парке, болтая ни о чём, смотря на звёздное небо. Тишина, которая могла нависнуть над ними, не казалась такой напрягающей, потому что каждому было комфортно друг с другом. Каждый ценил миг, проведённый друг с другом, не давая разуму понимать, что это уже привычное им дело, что они делают это ежедневно. У них всегда хватало времени друг на друга, хоть друзья и были достаточно занятыми людьми. — Мне предложили выступить на школьном фестивале. — А ты? — Отказался, — Бин не отрывал взгляда от неба, будто боясь взглянуть в глаза Боку. Так оно и есть: он знал его реакцию на это, поэтому наперёд продумал, что будет отвечать, если тот начнёт опять доказывать его неправоту. А он начнёт. — Почему? В чём дело? — Ты ведь знаешь, Ликс. Есть смысл повторять это снова и снова? — Есть. Потому что ты никак не можешь выкинуть это из головы. Знаешь, это уже немного раздражает. Ты слишком зациклен. Отпусти это, жить станет легче. — Это не так просто, как кажется. Думаешь, я не пытался не убегать от этого? — А ты пытался? — Да. — И сколько раз ты пытался? Я отдам тебе то твоё розовое худи, если угадаю, что то, сколько раз ты пытался, можно сосчитать на пальцах одной руки. — Эй! Так моё розовое худи всё это время было у тебя? — Не переводи тему, Бин. — Можешь отдавать. — Понятно, я так и думал, — Ён усмехнулся. Казалось, что ему всё равно, но он просто не из тех людей, которые в открытую могут показать свои эмоции. — Знаешь, единственный способ побороть страх – это не убегать. — Опять начитался своих книг, теперь сидишь, умничаешь. — В этом случае ты тупишь, а не я умничаю. Это слишком просто понять, просто твоё узкое мышление не хочет принимать то, что существует сейчас, а не того, чего нет. — Ты прав, — тишина, нависшая сейчас, отчётливо дала понять, что к одному решению проблемы они не придут. Снова и снова возвращаясь к этой теме, друзья никогда не могли найти компромисс. Дело в том, что Бин ещё со времён младшей школы был очень неуверенным в себе мальчиком. Что произошло с ним, что так сильно повлияло на его мировоззрение, Ли так узнать и не удалось. Однако было понятно одно – Со разучился доверять людям, которые пытаются идти с ним на контакт. Он толком ничего о себе не рассказал самому Феликсу, который стал для него близким человеком, что было удивительно, ведь общение ему давалось и даётся тяжело. Чанбин был тем, кто превосходно играет на фортепиано, кого называют человеком, который уже родился талантливым, тем, кто может чувствовать мелодию. Он любит музыку всей своей душой, все считают, что он нашёл своё призвание именно в этой сфере, но сам Со так ни разу не думал. Ему лишь нравится перебирать пальцами, нажимая на множество белых и чёрных клавиш, создавая новую мелодию. Все приглашения на фестивали, концерты и всё подобное, связанное со сценой, с толпой таращащихся на него людей, он не принимал и старался избегать, потому что у него был уже до боли невыносимый страх. Бин боится работать с людьми, боится их разочаровать, боится остаться позади. Парень чувствует, что вокруг него ходят множество более талантливых людей, чем он, что они снова будут издеваться над ним, поэтому желание играть для кого-то быстро пропадает, хоть и не появляется вовсе. И даже сейчас. Бину дали шанс показать, на что он способен, но он снова отказался, сославшись на какие-то супер-важные дела, которые просто нельзя отложить. Феликс до сих пор не может понять, как их преподаватель музыки (парень, к слову, сам посещал данный кружок) всё ещё не заподозрил, что это всего лишь грязная отмазка, возможно, от будущего артиста. А Со доставляло удовольствие, что ему верят и не заставляют выступать, позволяя играть только для себя. — Вот только, — Бин немного сжал свою кружку с американо со льдом, стиснув зубы, — учитель уже записал меня в список участвующих, наперёд зная, что я снова придумаю отмазку. Скажи честно, это ведь ты ему сказал? — Да, — он сказал это максимально невозмутимо, совсем не чувствуя даже капельки вины в содеянном. — Ты хоть понимаешь, что ты наделал? — Дал тебе шанс успешно достичь своей мечты, пробиться туда, куда ты хочешь, а не в очередной раз показывать мне фотки артиста, говорить, что он невероятен. Бин, ты тоже потрясающий, когда же ты это поймёшь? — Я не вижу смысла участвовать. Там будут ребята намного талантливее, намного опытнее, чем я. А вдруг я чуть не упаду на лестнице? Запнусь об собственную ногу, когда буду идти по сцене? Еле сяду за рояль? А вдруг у меня будут трястись руки, что я даже тетрадь с нотами открыть не смогу, а если смогу, то точно разорву? Нет, Ликс, я не хочу. Я мало того, что проиграю, так ещё и опозорюсь. — Страх совершения ошибки держит тебя за дверью, запертой на тысячу замков. Ты живёшь тем, чего не существует. Страх исчезнет тогда, когда ты начнёшь делать то, чего так боишься, вместо того, чтобы без конца думать о том, что случится. Не живи воображением, живи настоящим. Понимаешь ли, что страх держит человека лучше всяких стен, и, лишь сломав их, преодолеешь страх, после чего сделаешь важный шаг по направлению к свободе, которая является той, что поможет тебе взглянуть в лицо своей фобии. Если победишь в себе страх, то победишь всех. Не давай ему полностью завладеть тобой. Ты не проиграл до тех пор, пока не сдался. — Я уже сдался. — Раздражаешь, — встав с нагретого места, парень направился к мусорному баку, чтобы выбросить стакан от допитого шоколадного молока. — Нам не о чем с тобой разговаривать, пока ты не поймёшь, что ты идиот, который не замечает очевидного, живя в своём выдуманном мире. — Ты не понимаешь, что чувствую я. Ты не понимаешь, что значит боятся того, что может произойти. Ты думаешь, что от этого так легко просто взять и избавиться? «Просто будь собой, Бин». Знаешь, сколько раз я это слышал? Знаешь, как сложно переступить через себя, через собственный страх? Ты даже представить себе не можешь, как это тяжело – жить, постоянно чего-то боясь. Это всё не так просто. Лучше заткнись и не смей говорить ничего про то, чего не знаешь. — Тебе пытаешься помочь, но ты ничего не хочешь слушать. — Чем ты пытаешься мне помочь? Постоянно твердя, какой я супер-неуверенный, что мне нужно быстро бежать исправлять то, с чем некоторые борются многие года. Ты меня постоянно осуждаешь, я не слышал ни слова поддержки от тебя. — Если в твоём понимании то, что я говорю, является чистым давлением, то я предлагаю закончить это. Я не могу ругаться с тобой, хотя очень хочется. — Ты убегаешь. — Нет, я даю тебе шанс подумать. — Ты опять за своё... Тебя не изменить. — А тебя изменить. — И как ты предлагаешь это сделать? — Сломай свои страхи.***
Не думал, что удержать тебя в своих руках так сложно. Ты такая замечательная, недостаточно просто заботиться о тебе, ты ослепляешь. Чем ярче ты сияешь, Тем сильнее меня трясёт, тем ближе я к тебе, И в один момент моя дрожь тревоги Превращается в дрожь возбуждения. – свобода
До фестиваля оставалось чуть меньше недели. Всё это время Со редко виделся с другом, перестал приходить на тот скейт-парк, не ожидая его там увидеть. Да и не видел смысла. Если им давалась возможность поговорить, то диалог состоял лишь из ссор, в которых выяснялось отношение Бина к страху. Чанбин твердил, что без конца готовится к этому чёртовому фестивалю, потому что времени на подготовку номера оставалось минимально, а Ли никак не мог угомониться и твердил, что он опять ему врёт, потому что ни разу его не видел в комнате за пианино. А Со знал, что от него вряд ли что-то скроешь, но продолжал врать. Мы все знаем привычку (а ещё больше я надеюсь, что у вас её нет) постоянно откладывать всё на потом. То же случилось с Бином. Друг сказал ему подумать над тем, что он чувствует, чего именно боится, но всю эту неделю он бесцельно ходил по улицам города, вставив проводные наушники в уши, слушая свои любимые песни. Ему очень нравился Кендрик Ламар, которого он мог слушать на всю громкость как в наушниках, заставляя людей странно коситься на него, так и в колонке, что очень раздражало соседей, потому что парень очень часто оставался дома один, давая волю тому, что он держал весь день. Он любит слушать каверы на пианино песен какой-то очередной группы мальчишек, поющих про любовь к себе, про веру в себя. Это является полной противоположностью Ламарка, но приносит ему не менее удовольствия. Если под Кендрика он может оторваться, то под инструмент ему хочется посидеть и прочувствоваться музыкой, что Чанбин и делает сейчас. Сидя за письменным столом, он смотрит на нотную тетрадь, в которой давно не записывалась ни одна мелодия. До Бина только сейчас дошло, что завтра фестиваль, и если он собирается участвовать (чего ему совсем не хочется), то времени уже настолько мало, что его почти нет. Он снова не успел, снова проиграл шанс. Чувствуя себя максимально паршиво, парень откинулся назад и опрокинул голову, давая глазам закрыться, а зубам сжаться от боли внутри. Со устал терпеть это – устал бояться, устал трястись только от одной мысли о сцене, устал выслушивать, какой он неудачник, неуверенный мальчишка, который ничего не добьётся. Чанбин устал слушать это, но почти никогда не вслушивался в слова родных и близких ему людей, которые пытались поддержать его, доказывая, что они не правы, что это не так легко, что на самом деле является таким, но не давал отчёт своим словам.***
Я связан фобией, Я хочу остаться с тобой. Я связан фобией, Я не могу уйти туда, где ты? Я не могу подойти к тебе. – свобода
Его слишком ранила ситуация десятилетней давности, когда ещё маленький Бинни страстно играл на инструменте, перебирая своими маленькими пальчиками по клавишам. — У тебя прекрасно получается, Чанбин, — учитель подошёл к Со, положив свои руки ему на плечи. — Глядишь, в будущем буду наблюдать за тобой по телевизору, гордо показывая своим внукам, что обучал тебя игре на фортепиано. — Вы правда думаете, что у меня получится, учитель? — мальчик смотрел большими невинными глазками на старшего, ожидая ответ. — Несомненно. Тебе лишь нужно верить в себя и свои силы, тогда у тебя обязательно всё получится. — Тогда я буду стараться в... во много раз лучше! На что учитель лишь тепло улыбнулся. А Бин не соврал. Он стал чаще приходить к нему, прося научить его играть ещё лучше, чем умеет. Мальчик играл, полон надежд. Он жаждал, что когда-нибудь, когда ещё чуть-чуть подрастёт, ему выдастся шанс стать гордостью своих родителей, своего учителя. Гордостью для самого себя. Он хотел своей музыкой донести до людей детскую беззаботную радость, которую исполнял на пианино, как профессионал. Но люди бывают жестоки, и это горький факт, который стоит принять во внимание. На школьный фестиваль отправили только самых сильных и талантливых. Маленький Бин стоял за кулисами и нервно тёр друг об друга ладони. Ноги подкашивались от страха публики, в горле пересохло, в глазах начинало темнеть. Но он знал, что справится хорошо, что его опять похвалят. Маленький пианист просто не мог подвести тех, кто помог ему встать на путь музыки. Он должен стать гордостью. Он ведь обещал. — Что, нервничаешь? — сзади Со появился мальчик примерно такого же возраста, что и он сам. — О, Юнги, привет. Ты тоже выступаешь? — он повернулся к нему и приветливо улыбнулся, когда увидел того, в ком видел своего кумира. Мин Юнги для своих лет был не просто талантливым, кем-то, кто лучше в тысячу раз. Он был маленьким большим профессионалом своего дела, которое ему также до безумия нравилось, как и Чанбину. — И тебе не хворать. Хотя, я вижу, с этим ты уже точно не попадаешь, — Мин недобро улыбнулся. — Что ты имеешь в виду? — Бледный, как смерть, трясёшься весь. Точно не болеешь? — Нет, не болею. Меня бы мамочка с папочкой не пустили выступать. Они переживают за меня. — Ха-ха, какой милый крохотный малыш Бинни, — Юнги почти вплотную подошёл к мальчику, прошептав ему на ухо: — Только вот с такими умениями, как у тебя, стоило бы попереживать тебе. — В-в смысле?.. — Бин свёл брови к переносице, открывая глазки. Он не мог поверить тому, что ему сейчас говорит тот, за кем он следовал, чьей игрой восхищался. Кем он восхищался. — Ты даже одну партию сыграть нормально не можешь, о голосе твоём я вообще помолчу. Я, когда был помладше, мультики смотрел, у гномиков голос был такой же. Ха, посмотрите, ты ведь даже ростом, как гном! Ты удивительный, Чанбинни. После Мин просто ушёл на сцену, оставив бедного мальчика со своими мыслями. Он просто не может поверить в только что сказанное. К горлу подступил ком, глаза начали заливаться слезами, живот скрутило, тело ещё больше дрожать, ноги подкашиваться, а в груди что-то больно давить. В голове гулом отдавали слова «ты даже одну партию сыграть нормально не можешь, о голосе твоём я вообще помолчу», заставляя трястись ещё сильнее. Следующий по очереди он. Это было худшее решение. Но Чанбин понял это тогда, когда уже вышел на сцену. То, что Бин тогда рассказал Феликсу в скейт-парке, не было сказано просто так. Вопросы со словом «а вдруг» наводили на тот день, когда ножки Со совсем его не слушались: он поскользнулся на лестнице, разодрав коленочку, а выйдя к публике, мальчик споткнулся о свои ноги, падая на четвереньки. Зал залился смехом детей, кричащих ему выйти со сцены и не позорится, хотя куда ещё больше. Слёзы уже сами начали скатываться, но он не останавливался. Через боль, Со взял всю силу в кулак и направился к рояли, но только сев за него, у Чанбина с ещё большей силой задрожали руки. Когда он попытался открыть тетрадь с нотами, Со просто напросто порвал несколько листочков. Нот не видно, а Бин не блещет хорошей памятью, поэтому играть так, как помнишь, у него не получилось бы. Но даже сейчас, когда над ним смеётся весь зал, мальчик не уходит. Он держался из последних сил, но пиком стало то, что Чанбин не смог дотронуться до клавиш. Руки совсем отказывались его слушать, зато уши пытались уловить каждое оскорбление. Не выдержав, Бин бросился бежать со сцены, чуть не упав от быстрого бега снова. По пути мальчик врезался в Юнги, который одной рукой взял Со за плечо, а другой поднял голову. — Не смей никогда больше притрагиваться к фортепиано. Это не твоё, понятно? Ты лишь опозорился и будешь позориться ещё больше, если не прекратишь. Мальчонка, который слишком сильно поверил в себя. Ха-х, смешно.***
Те воспоминания засели в его голове и не выходят до сих пор, даже спустя десять лет. Он не может спокойно доверять людям, не может спокойно играть на инструменте, который дарил ему радость и счастье. Ему стало страшно. И даже сейчас, сидя за этим чёртовым столом и смотря в полупустую тетрадь, в которой когда-то Бин записывал мелодии, его начинает трясти. Felix Lee Спишь? На телефон приходит сообщение. Чтобы хоть как-то разбавить обстановку и отвлечься от нагнетающих его мыслей, он взял в руки гаджет, видя сообщения от друга.Changbin Seo Пока нет
Felix Lee Тренируешься?Changbin Seo Да
Felix Lee Врёшь?Changbin Seo Нет
Felix Lee ПокажиChangbin Seo Что показать?
Felix Lee Мелодию.Changbin Seo Какую мелодию?
Felix Lee Которую ты будешь играть. Не тупиChangbin Seo А. Да. Сейчас
Вот здесь пришло время паниковать. Он думал сказать правду, но просто не мог. Ему было стыдно за то, что всё это время врал ему, хотя и немного, совсем чуть-чуть понимал, что он пытается ему помочь. Бин нервно стал искать мелодии в Интернете, пытаясь подобрать хоть что-то стоящее, чему Ён точно поверит. Когда Со спустя несколько минут (каких было достаточно для того, чтобы не поверить, так как вряд ли бы он стал искать в телефоне так долго мелодию, с которой сейчас тренируется (тем более, он должен был записать ноты в тетрадь, как ему играть завтра?)) скинул то, что просил Ли, Бин ждал этого сообщения, потому что знал, что ложь бесполезна: Felix Lee Слишком просто для тебя. Ты бы никогда не выбрал такую лёгкую мелодию. Чанбин, я в курсе того, что ты не тренировался.Changbin Seo И как ты это понял?
Felix Lee Заходил к учителю. Он говорил, что ни разу не видел тебя в комнате за пианино. А домой звонил твоей матери. Мы даже заморочились и спросили у твоих соседей. Игру на фортепиано никто не слышал.Changbin Seo Ликс...
Felix Lee Что?Changbin Seo Зачем тебе всё это?
Felix Lee Я хочу, чтобы ты выступил.Changbin Seo Я не могу, мне страшно
Felix Lee Помнишь, я говорил о двери, запертой на тысячу замков?Changbin Seo Помню
Felix Lee Ты находишься в серых стенах страха своего воображения, а перед тобой одна единственная дверь с тысячью замками, за которой кроется то, что тебе было видано до того, как ты стал бояться. Преодолев страх, ты в этих стенах найдёшь ключ. А ключ – это ты, Бин. Ты, который страстно играет на пианино, распевая слова своей, слышишь, СВОЕЙ собственной песни. Когда ты откроешь эту дверь, то увидишь, насколько же прекрасна свобода. Но за неё нужно держаться, потому что её легко отпустить, но сложно догнать. То, что ты открыл дверь, то, что ты догнал свободу – смело. Смелость – это не отсутствие страха, вовсе нет. Скорее, ты дойдёшь до осознания того, что в мире есть вещи более важнее, чем страх.Changbin Seo Мне нужно идти
Felix Lee С тобой всё порядке? Бин? Алло? Бин, ответь. К чёрту тебя.***
Время, когда я смогу встретить тебя, Приближается, меня трясёт, трясёт. Твоё радостное эхо в моей голове, Я могу лучше. Я смело кричу, Что прекрасно знаю, что шанс всего один, Я сделаю всё для тебя, Так что можешь мне верить. – свобода
Он снова за кулисами, правда уже за кулисами старшей школы, где нет того самого Юнги, который мог бы снова погубить его уверенность. По сути дела, Бин так и не обрёл её, просто... у него нет выбора? А ведь он снова дрожит. Бывшего кумира парня нет, но там, где идёт подготовка к выступлениям, место, которое скрыто от глаз сидящих в актовом зале людей, находится та самая публика, которая убила мальчика. Хоть люди и старше, они не дети и должны будут понять, что человеку может быть страшно, но зная, что с возрастом люди становятся жёстче, приводило в ужас. Ладони намокают, а со лба уже стекают капли пота. Дыхание становится учащённым, а сердце колотится с такой мощью, будто сейчас сломает грудную клетку парня. — Воды? — к Со сзади подошёл Бок. Повернувшись, он увидел, как друг протягивает ему бутылку холодной воды, которая сейчас была необходима как никогда. — Да, спасибо, — спокойно ответил музыкант и, аккуратно взяв ёмкость, жадно выпил её содержимое, не оставив даже капельки на дне. — Ого. Вот это да, — Ёнбок взял обратно бутылку, удивлённо смотря то на неё, то на Чанбина. — Это же как надо волноваться, чтобы осушить полностью литровую бутылку воды? — Я безумно переживаю. Меня уже ноги не держат, я сейчас умру. — Умереть ты точно не умрёшь, но от твоих переживаний толку столько же, сколько от твоего страха – ноль. — Это была ужасная затея, отправлять меня сюда. — Ох-х-х... — парень недовольно покачал головой, опустив её, а затем резко поднял и буквально подлетел к Бину, взяв за плечи. — Страх есть, потому что ты живёшь в своём воображении. Это значит, ты боишься того, чего не существует. Если хочешь победить весь мир, то победи себя. Не позволяй своим страхам убивать твои мечты. Ты не проиграл до тех пор, пока не сдался. Ломай и продолжай ломать свои страхи, потому что все они кроются внутри тебя. — Следующим номером у нас выступает Со Чанбин, ученик класса 3-2. Поприветствуем его аплодисментами! — на сцене послышался голос ведущего, который звал Со выходить. — Твой выход, Бин, у тебя всё получится. Ничего не ответив, он просто развернулся, чтобы наступить на первую ступень. В голове крутились слова Юнги, сказанные ему тогда. Благо сегодня он вышел без раненых коленей, хотя ноги в этот раз дрожали сильнее. Руки вспотели, от чего некоторые ноты и слова в нотной тетради поплыли. «— Только не это...» — Чанбин сейчас хотел всего, только не этого. Песня, которую он написал вчера, была немного размыта, но даже теперь ему было сложно хоть что-то сыграть. Это полный провал. В зале слышатся шёпот обсуждений, редкие смешки, некоторые даже умудрились показать пальцем, а кто-то напрямую крикнул: «Когда уже начнёшь, а? Ты что время тянешь?». Ведущие специально кашляют, намекая, чтобы Бин начал играть, а он просто не может. Руки застыли над клавишами. Ему нужно сыграть хотя бы то, что он помнит. Но не получается. — Сломай свои страхи! Бин повернулся. Ликс стоял и улыбался во все тридцать два зуба, показывая палец вверх. Он крикнул, над ним посмеялись, но Ён не остановился делать то, что начал. Бин понял. Его кумиром был не Мин Юнги, профессиональный и талантливый пианист, а Ли Феликс – парень, имя которого было усладой для ушей Чанбина. Парень, который помогал ему и поддерживал его в трудные минуты. Парень, который постоянно был рядом. Взяв всю силу в кулак, он снова повернулся к роялю. Пальцы уже сами потянулись к клавишам. Публика затихла. Чанбин стал совсем другим, когда дотронулся до фортепиано. Он сосредоточен на инструменте, которым управляет сейчас. Мелодия разнеслась по всему актовому залу, а голос, который был таким глубоким и чувственным, отзывался в голове у каждого слушателя, отдавая в самое сердце. Стены не дали выйти его песне за пределы помещения, заставляя вслушиваться тех, кто сидит в нём, всё лучше и больше. В чарующий голос Бина просто невозможно было не влюбиться. Мурашки по коже... Эта песня так подходила ему. Он точно писал её, отдаваясь полностью своим мыслям, своим воспоминаниям, своим чувствам и эмоциям. В ней заложены все страхи, до которых он смог наконец достучаться. Бин нашёл ключ, он понял, что сам является ключом. Чанбин смог не просто открыть замки, а сломать их, а вместе с ними и свои страхи. Он вышел на свободу, которая ждала его появления здесь. И сейчас, такой свободный и раскрепощённый Бин сидит и играет песню, которую в скором времени услышит весь мир. Люди точно должны это услышать. Со управился с поставленной ему задачей. Доиграв, он боялся даже одним глазом взглянуть на публику. Тишина, повисшая в зале, казалась такой нагнетающей, что хотелось бы сейчас просто взять и... нет, не убежать, нельзя. Парень не знал, чего ждать. Он думал, что лучше бы они прямо сейчас его оскорбили, и Со бы спокойно ушёл, ожидая этого. Но публика молчит. Пару людей, отходя от чувственной песни, наконец захлопали, потом ещё десяток, а после все остальные. Слушателям настолько понравилась песня, что они встали, отдав полные честь и уважения артисту. Да, Чанбин был уже не просто мальчиком, любящий играть на фортепиано. Это уже другой Чанбин – парень, который был связан фобией, но смог перешагнуть через собственные страхи и показать себя как опытного артиста, донёсшего до сердец людей песню с очень глубоким смыслом. Бин смутился. Весь красный, он опустил голову и, поклонившись, выбежал со сцены. Глаза блестели от счастья, пот стекал в три ручья, парень стоял, держа в руках мокрую тетрадь, которой, к слову, он ни разу не воспользовался. Мелодия настолько запала ему в душу, засела в голове, что пальцы сами перебирали клавиши, а лирика сама слетала с его уст. — Понравилось? — Со подошёл к другу, но тот ему ничего не ответил, стоя в полном шоке с широко открытым ртом. На уголках глаз уже появились первые слёзы, а брови были сведены к переносице. Губы были чуть приоткрыты и дрожали, из-за чего Ли не мог вымолвить ни слова. Не сумев сдержаться, по щеке потекла первая слеза. — Эй, всё в порядке? Ты чего плачешь, Ёни? — Это прекрасно, Бин, — всё, что сумел сказать тихим голосом Бок, после закрыв рот рукой, счастливо расплакавшись. Он смог. Его друг смог. Чанбин смог. Подойдя к нему, Бин начал успокаивать его, обнимая и ласково поглаживая по голове. Он был не из тех людей, которых просто довести до слёз. Он не любил показывать свои эмоции, поэтому тщательно скрывал их под маской обычного лица или полного безразличия, из-за чего казалось, что ему абсолютно параллельно на происходящее. То, что сейчас перед ним льёт слёзы сам Ли Ёнбок, было нечто... нереальным? Нереальным до нынешнего момента. — Ты так невероятно вырос, Чанбин. Твоя игра, твой голос... это не передать словами. У меня одни эмоции, в голове ничего нет, кроме твоей песни. Твоё пение совсем не раздражает, как ты говорил, а, наоборот, ласкает слух. Чанбин, ты невероятный идиот, ты знаешь об этом? Боже, я плачу? Удивительно. — Это всё благодаря тебе. Если бы ты тогда не рассказал всё учителю, если бы не поддержал меня в тот вечер, если бы тебя не было бы рядом, то и этого всего бы не было. Я благодарен тебе. Спасибо. Теперь я не боюсь, — Бин замолчал, довольно ухмыльнувшись родившейся идее в его голове. — Ты говорил, что нужно переступать через себя, через свои страхи, быть уверенным, потому что только так я смогу добиться всего, чего так хочу. — Верно, — Со поднял голову Феликса, в упор смотря в его тёмные глубокие глаза, в которые ему хотелось бы смотреть ещё... всю жизнь? — Тогда я буду тем, кто сломает стены между нами своей свободой. Приблизившись к лицу, он слил их губы в лёгком поцелуе, а после расплывшись в довольной улыбке, получив ответ. Казалось, Бин ждал этого целую вечность, потому что довольно давно понял, что между ними нечто большее, чем дружба, но ничего не предпринимал, потому что боялся потерять, разрушить то, что строилось много лет. Но теперь он не боится, нежно целуя Ликса, давая прочувствоваться всем им, показать через поцелуй и прикосновения всё, что он хранил всё это время.***
Я связан фобией, Я хочу остаться с тобой. Я связан фобией, Я не могу уйти туда, где ты? Я не могу подойти к тебе. – свобода
— Тогда Бин занял первое место, а после фестиваля к нему подошёл мужчина в деловом костюме с предложением пройти прослушивание в одном из лидирующих звукозаписывающих компаний – JYP Entertainment, на что он, не колеблясь, согласился. Из-за его бесстрашия, уверенности и свободы он смог исполнить свою мечту стать тем, кто будет доносить своей музыкой свои мысли, чувства, взгляды, себя до людей. Оглядываясь назад, я вспоминаю неуверенного и зажатого мальчика, который боялся выступать на сцене перед всей школой, играя в укромной комнате для репетиций на почти сломанном пианино. Сейчас я вижу уже состоявшегося, взрослого и невероятно талантливого рэппера и автора песен, который покоряет своим голосом и харизмой миллионы сердец.