Франция 1920 год
Чимин со всех ног бежал в зал Оперы Гарнье, где с минуты на минуту должна была начаться репетиция, а он задержался на заднем дворе, совсем забыв о времени. Выскочив из-за поворота, он неожиданно впечатался в чью-то крепкую грудь, приятно пахнущую одеколоном. Чимин почувствовал как сильные руки схватили его за тоненькие плечики и удерживали на расстоянии, не давая снова упасть лицом в приятную ткань белоснежной рубашки или убежать сломя голову, чтобы забиться в самый дальний и пыльный угол, так как с его везением мальчику посчастливилось врезаться не в кого иного как в князя N***, которого в театре почитали как Бога, ведь он спонсировал каждый спектакль и балет, сыгранные за последние пять лет на этой великолепной сцене. Чимин безвольно повис в крепкой, но бережной хватке, и с благоговением разглядывал безумно красивое лицо князя, который легко улыбнулся своей ошеломляющей улыбкой и тихо проговорил, разглядывая мальчика: — Ты куда это так торопишься, кузнечик? Лицо Чимина тут же вспыхнуло краской не то от обиды, не то от того, что сам князь с ним заговорил. Чимин знал, что некрасивый. Он был очень худым, несмотря на свой невысокий рост, ноги и руки его были длинными, как спички, и ему реально шла эта кличка, которой его сейчас наградил князь. Он был нескладным, ещё несформировавшимся двенадцатилетним подростком, и одногодки и старшие дети не называли его кузнечиком, а обзывали лягушонком, что очень ему не нравилось. Звали они его так не столько за длинные конечности, сколько за то, что он кореец с узкими глазами, круглым лицом и смуглым цветом кожи. Ну точно некрасивый и мерзкий лягушонок. Чимин старался не обращать внимания на насмешки и успел даже помечтать, что его теперь все будут звать кузнечиком, ведь это насекомое не такое мерзкое, как пресмыкающаяся лягушка. Из детских наивных мечтаний его вырвало покашливание мадам Дюпуи, которую реально боялись все жители и работники Оперы Гарнье от мала до велика. Никто точно не знал сколько лет было мадам Дюпуи, а её когда-то красивое лицо могло принадлежать женщине как тридцати пяти лет, так и шестидесяти. В молодости она тоже была примой Оперы Гарнье и блистала на сцене, радуя публику своим мастерством, но со временем стала учителем и наставником для нескольких поколений балерин и балетных танцоров, воспитав целую плеяду звёзд балета. Она всегда была одета в чёрное платье, застёгнутое на все пуговки, а волосы лежали в идеальной укладке. Лицо было безэмоциональным и спокойным, его статичность ни разу не нарушили посторонние эмоции, а тем более гнев или улыбка. Взгляд всегда строгий, осанка прямая, голос тихий, а походка лёгкая. И несмотря на всю её утончённость и женственность, розгами она била сильно. И Чимин не хотел получить наказание за свою оплошность, поэтому быстро выпутался из чужих рук, пытаясь сделать это как можно осторожнее, склонился в низком поклоне перед князем и громко протараторил: — Простите меня, Ваша светлость! Я очень, очень-очень сожалею, что так непочтительно поступил. Простите. Я торопился на репетицию, поэтому и бежал, и совсем Вас не видел. Мне так жаль. — Не страшно. Я совсем не рассердился на тебя, надеюсь и мадам Дюпуи не будет тебя ругать после, — с улыбкой отозвался князь, разглядывая перепуганного мальчика. Он повернулся к женщине, и та легонько кивнула в знак согласия, после чего князь спросил: — Так ты будешь сейчас выступать со всеми? Тогда не смею тебя задерживать. Беги, готовься к репетиции. Чимин снова поклонился князю, а потом мадам Дюпуи, и побежал вверх по лестнице, исчезая в зале. Князь слегка улыбнулся, смотря ему вслед, а потом спросил, повернувшись к собеседнице: — Кто он? Я его раньше не видел. — Смею предположить, что скорее всего Вы просто не обращали внимания на него, Ваша светлость, — отозвалась женщина. — Пак Чимин сирота, с шести лет находится при Опере, сейчас ему двенадцать. Очень талантливый мальчик. Я вижу в нём искру, которая способна разгореться в пламя и сделать из него великого балетного танцора. Поэтому к нему стоит присмотреться. Князь и мадам Дюпуи медленно поднимались по лестнице, а Марсель Пьерри, всегда следовавший за князем во время его посещений Оперы, пытался оправиться от изумления. Мадам Дюпуи никогда не хвалила своих учеников даже если они добивались ошеломительного успеха на сцене, и услышать такое от неё в адрес корейчонка было подобно грому среди ясного неба в засушливую пору. Она была слишком придирчива к нему: заставляла больше всех заниматься, нещадно растягивала, не отпускала от станка, пока мальчик в обморок не падал от усталости, да и лупила его чаще остальных. И вдруг такое заявление. Они поднялись в личную ложу князя, располагавшуюся как раз над сценой, и как только устроились в креслах, режиссёр начал репетицию. Князь с интересом следил за происходящим на сцене, слушал замечания к актёрам и танцорам второго плана, и совсем не мешал процессу, хотя имел полное право внести свои поправки. Когда началась массовая сцена в длительном танце, князь тут же увидел Чимина, который усердно выполнял элементы танца. Да, он был в массовке в пятом ряду с краю, но он всё равно выделялся и взгляд так и притягивался к нему. Очень быстро на сцене остались главные герои и Чимин на сцене больше не появлялся. Сам же Чимин, как, впрочем, и все присутствующие, с волнением и восхищением смотрели на молодого князя в течении всей репетиции. И для Чимина было вдвойне приятно, что князь смотрел именно на него во время его кратковременного выступления. В следующий раз Чимин увидел князя только на премьере балета. Он сопровождал красивую даму и весь вечер с ней мило беседовал, даря полностью только ей своё внимание, что расстраивало всех, включая приму-балерину, которая давно уже пыталась понравится ему. Чимин сильно нервничал, ведь это было его дебютное появление на сцене, поэтому он был сосредоточен на том, что делает и совсем не смотрел по сторонам. Когда представление закончилось, и зрители разошлись по домам, Марсель тихонечко передал Чимину маленькую коробочку шоколадных конфет со словами, что это подарок от князя в честь его небольшого, но явно не последнего дебюта. Чимин был в восторге от подарка! Мало того, что он впервые попробовал шоколад, так ещё и внимание такого человека согревало душу: к Чимину давно никто так не относился хорошо. Теперь мадам Дюпуи не приходилось заставлять Чимина трудиться у станка, оттачивая движения или усиленно растягиваться — он сам всё делал, решив стать самым лучшим танцором Оперы Гарнье. Ребята стали зло шутить над рвением Чимина, высмеивали его стремления и внешность; издевались; подставляли подножки из-за чего он разбивал колени и не мог тренироваться; не давали выспаться после тяжёлого дня или лишали и без того мизерной порции еды. Когда нервы у мальчика сдавали, он прятался в маленькой каморке под лестницей, дверь в которую была скрыта лепниной, и тихо плакал там, свернувшись клубочком в темноте. Он ещё больше исхудал, под глазами залегли болезненные тени, лицо стало жёлтого оттенка, а взгляд потух. Мадам Дюпуи, требовательная во время тренировок, не обращала внимание на то, что происходило за стенами репетиционного зала и лишь поджимала губы, когда Чимин сообщал, что не может заниматься снова, за что получал ещё и удар розгой. Когда князь увидел Чимина спустя три месяца после их последней встречи, то не узнал его, и рассердился из-за того, как с ним обходились другие дети и сама мадам Дюпуи, которой, собственно, и доверили этих детей. Князь долго о чём-то беседовал с ней за закрытыми дверьми, а потом Марсель получил приказ оберегать Чимина от издевательств и следить за его здоровьем и питанием. Марсель с радостью принялся выполнять приказ князя. Ему нравился Чимин, и они хорошо общались, а вскоре действительно стали друзьями, и он сам пытался оберегать мальчика, только боялся наказания мадам Дюпуи. Марсель Пьерри был старше Чимина на два года, но он с четырёх лет жил в Опере Гарнье. Ему предсказывали замечательное будущее в качестве танцора балета, ведь он не только был красив лицом, но и имел танцевальный талант, только вот серьёзная травма ноги поставила крест на его возможной карьере. И хоть Марсель не мог больше танцевать и должен был покинуть Оперу Гарнье, ему разрешили остаться и поручили присматривать за младшими детьми. И именно поэтому он был в курсе всего, что происходило между детьми, которые несмотря на свой возраст знали уже что такое соперничество и легко могли серьёзно напакостничать, доводя иногда до настоящей трагедии, как в случае с самим Марселем. После официального приказа, ему удалось припугнуть самых борзых, а тех, до кого не доходили слова пороли розгами, и Чимина оставили в покое, давая ему возможность спокойно заниматься и оттачивать свой талант. Вскоре его перевели во второй состав танцоров, что позволяло ему чаще появляться на сцене, завоёвывая своих первых зрителей.***
Летели годы, Чимин рос и становился всё краше. На зависть всем одногодкам половое созревание не принесло угрей на его по-прежнему детское личико, а если прыщ и выскакивал, то ненадолго, что снова вызывало зависть окружающих. Чимин был тонким, худым и изящным. Когда-то длинные конечности уравновесились с телом, создав идеальные пропорции, которыми стали восхищаться постановщики и режиссёры Оперы. Первый его значительный дебют состоялся как раз в его шестнадцатилетие. И пусть он играл всего лишь роль второго плана, но его небольшое соло поразило всех зрителей. После премьеры Чимина ожидала не только традиционная коробочка любимого шоколада, но и шикарный букет от князя N***, который в записке поздравлял его с удачной премьерой и выражал надежду на то, что в скором времени сможет увидеть Чимина блистающим в главной роли. Чимин несколько раз перечитал послание от любимого и бережно положил их к десяткам других записок, которые князь ему посылал с шоколадом после каждого его выступления. Чимин давно уже любил мужчину и был безумно счастлив от его знаков внимания. И пусть разговаривать наедине им не предоставилось ни одного раза, но иногда им удавалось обмениваться приветствиями и улыбками, а уж смотреть друг на друга во время репетиций им никто не запрещал. В последнее время князь стал всё чаще посещать репетиции труппы, и многие красавицы возомнили, что это на них он приезжал смотреть, но Чимин знал, что только ради него князь откладывает свои дела в поместье и только на него смотрит горящим взором, от которого Чимин плавился. Ему нравилось танцевать перед князем, нравилось видеть восхищение в его глазах, нравились нежные слова в участившихся письмах, которые князь передавал в огромных количествах. И нравились признания в любви, которые он не стеснялся дарить возлюбленному. Окружающие видели их взгляды, шептались и выдумывали слухи, но что точно происходит между этими двумя не знал никто, кроме верного Марселя, который был поверенным между влюбленными. Это он передавал Чимину послания и подарки князя. Он выслушивал смущённый лепет влюблённого парня, а потом пересказывал счастливому князю. Это он подстраивал мимолётные встречи и отвлекал внимание окружающих, давая влюблённым хотя бы пару минут побыть вдвоём. И это он впервые привёз Чимина в дом князя после очередной премьеры с новой ролью пока ещё второго плана. Чимин робко прошёл внутрь, осматривая богатое убранство княжеского дома, и боялся к чему-либо прикасаться, чтобы не испортить и не разбить. И тут же забыл обо всём, как только увидел любимого мужчину. Князю было уже двадцать девять лет, и он стал ещё красивее, чем был раньше. Черты его лица давно утратили юношескую смазливость, превратив его в зрелого и потрясающего мужчину. У Чимина сердце трепетало, когда он смотрел на него так близко. Князь взял его руку в свою и поцеловал тыльную сторону ладони, прижав потом к своей щеке. — Так рад видеть тебя, сердце моё. Безумно скучаю по тебе постоянно. — И я, Ваша светлость, — тихо прошептал пунцовый Чимин. — Благодарю Вас за подарки. Вы меня балуете. — Я готов весь мир положить к твоим ногам, Чимин! Ты потрясающий. Великолепный. Неповторимый. Один единственный. Никого лучше тебя никогда не будет. Я безумно рад тому, что ты любишь меня, душа моя. Я бы умер, если бы ты не полюбил меня. — Это я должен Вас благодарить, что Вы обратили на меня своё внимание, Ваша светлость. Я и мечтать не смел об этом. — Сложно было тебя не заметить, когда ты прямо упал мне в руки. Я тогда сразу решил, что ты будешь моим, но пришлось ждать пока ты вырастешь. И перестань постоянно «выкать» мне. Я хочу, чтобы ты говорил со мной, как с другом и возлюбленным, и звал меня по имени. — Что Вы, Ваша светлость?! — испугался Чимин, отстраняясь от мужчины. — Как можно? Вы высокородный князь, наследник многих других титулов, а я обычный корейский мальчик, волею судьбы родившийся в Французской Республике. — Это на публике я князь, а наедине — твой любимый мужчина. И я хочу, чтобы ты звал меня по имени, — князь обнял Чимина и прошёлся лёгкими поцелуями по длинной тонкой шее, которая тут же покрылась мурашками. Пухлые безупречные губы манили взгляд, они так давно снятся князю в горячих снах, и убедившись, что Чимин не против, он впервые прильнул к ним, оставляя лёгкий нежный поцелуй. Чимин потрясённо выдохнул, открыл затуманенные глаза и сам потянулся за новым поцелуем, но князь слегка отстранился, продолжая прижимать его к себе, и попросил: — Назови моё имя, любимый. — Виен. Поцелуйте же меня, милый Виен. Мне так понравилось. И князь выполнил просьбу Чимина, тем самым исполняя и свою давнюю мечту целовать этого безупречного парня. Нежные касания губ вскоре стали уверенными, страстными, возбуждающими. Чимин льнул всем телом к мужчине, оплетая его руками, и князю с большим трудом удавалось сдерживать себя, чтобы тут же не овладеть податливым парнем. Чимин горел в новых ощущениях. Ему безумно нравилось целовать любимого, нравилось принимать его поцелуи, нравилось чувствовать его руки на своём теле, нравился жар, зарождавшийся в паху. Он легонько потирался о бёдра князя, не зная зачем это делал, но инстинкты сами двигали телом, желая изведать то, чего он ещё никогда не испытывал. Только вот князь нашёл в себе силы оторваться от любимого мальчика, положил ладонь на его пах и несколькими движениями довёл его до оргазма, и ждал пока он придёт в себя, укачивая его в своих руках. Чимину понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя от первого в его жизни оргазма, ведь раньше бесконечные тренировки не давали ему даже заниматься рукоблудством, как это обзывала мадам Дюпуи, а случавшиеся стояки нещадно подавлялись ледяной водой. Чимин пролепетал извинения на ухо князю, а тот рассмеялся тихим смехом, поцеловал его в губы и сказал, что если ему необходимо в ванную, то с удовольствием его туда проводит. Чимин усиленно прятал взгляд, пока шёл за князем, а потом быстро скрылся за дверью, умылся, успокаивая пылающее лицо и колотящееся сердце, а потом стал приводить себя в порядок. Выйдя через время из ванной, Чимин направился на поиски князя. Он ступал медленно, боясь наткнуться на прислугу и тем самым поставить князя в неловкое положение, но скорее всего в доме они были одни. Князь обнаружился в гостиной, отдыхающий в кресле и смакующий какой-то алкогольный напиток янтарного цвета. Чимин тихонько проскользнул в комнату, до сих пор не зная как вести себя с мужчиной и что именно ему позволено делать. Князь сам заметил Чимина, тут же отставил бокал и поднялся к нему навстречу, снова обнимая и целуя в висок. Потом он повёл парня в столовую, где стол ломился от разнообразия и богатства блюд и пищи, которую Чимин даже видел впервые, не говоря уже о том, что и не пробовал никогда. Их всегда в Театре кормили скромно, ведь балетные танцоры должны быть стройными и лёгкими. Князь рассказывал о каждом блюде и Чимин попробовал всего понемногу, и вскоре понял, что объелся. После ужина они расположились в обнимку на меховом покрывале у камина и проговорили обо всём на свете пару часов. Неожиданно Чимин скривился от боли и скрутился калачиком, прижимая руки к животу и поскуливая от боли. Ему было очень больно, и князь реально перепугался. Он отнёс Чимина в постель, а сам отправил сторожа за врачом, который приехал по возможности быстро и сообщил, что у пациента встал желудок из-за обильной пищи. Он вызвал у Чимина рвоту, промыл ему желудок, прописал необходимые капли и уехал, оставив стонущего и сгорающего от стыда парня на попечение обеспокоенного князя. Он опустился на колени перед постелью Чимина, взял его руку в свою и поцеловал каждый пальчик, коря себя за допущенную оплошность. — Простите меня, Ваша светлость, — прошептал Чимин бледными потрескавшимися губами. — Мне так стыдно. Я испортил такой замечательный вечер… простите меня… Князь с ужасом увидел побежавшие по впалым щекам слезинки, вытер их, обнял Чимина и проговорил: — Ты ни в чём не виноват, глупый. Только я виновен в том, что тебе сейчас плохо. Я хотел сделать как лучше, хотел порадовать тебя вкусными блюдами, но я и подумать не мог, что тебе станет плохо. Ты ведь не привык к такой пище. Прости меня, любимый. Прости, пожалуйста. Как же я испугался за тебя. Люблю тебя, Чимин, безумно люблю. И мне больно, когда тебе больно. Милый мой, единственный мой. Только мой. — Да, только твой, Виен. Отныне и навеки. Они смотрели друг другу в глаза, дарили ласковые прикосновения и поглаживания, шептали нежности вперемешку с признаниями в любви, и вскоре уснули, не ослабляя объятий. Князь так и не лёг в постель к Чимину, а тот не решился пригласить его к себе, поэтому они так и провели ночь, но старший не жаловался на затёкшие конечности и простреливающую болью поясницу, радуясь тому, что Чимин утром чувствовал себя лучше. Следующий месяц они провели порознь, так как князю необходимо было уделить внимание своему загородному поместью и людям, живущим в нём. Чимин всегда после выступления получал традиционные подарки в виде букетика цветов, коробочку шоколада, но теперь к ним добавлялся небольшой пакетик с различными деликатесами. Окружающие завистливо перешептывались, обсуждая подарки Чимина и неизвестного для них дарителя. Чимин боялся, что мадам Дюпуи будет отбирать их, как она делала это с другими, но женщина совсем не обращала на него внимания за пределами репетиционного зала. А вот в зале она по-прежнему была строга с Чимином. Да, она уже не лупила его розгами, ведь в этом не было необходимости, так как Чимин безупречно танцевал, а если был собой не доволен, то надолго задерживался, пока не оттачивал необходимое движение. Несмотря на строгость и кажущееся безразличие мадам Дюпуи, но Чимин по-своему любил её и частенько дарил ей коробочку конфет, убегая прежде, чем мог услышать от неё благодарность или ругательства. А ещё Чимин восхищался Морисом, балетным танцором, единолично царившем сейчас на сцене. Он всегда наблюдал за его тренировками, обсуждал с Марселем его номера и просто безгранично любил его, как кумира. Он любил смотреть как Морис легко поднимал в поддержках своих партнёрш, как он виртуозно выполнял сложные балетные движения, соединяя их в длинные зрелищные связки, и мечтал станцевать со своим кумиром на одной сцене и в одном спектакле. А ещё он втайне мечтал превзойти своего кумира, и Чимин никак не мог представить, что совсем скоро его мечта осуществится, и он действительно скинет его с пьедестала, что и приведёт к трагедии, ведь Морис не был славной душкой, и никогда не прощал людям превосходства над собой. Вскоре вернулся князь, и влюблённые теперь всё свободное время проводили вместе, пытаясь наверстать упущенное время. Они часами беседовали, гуляли вместе, князь научил Чимина управляться с лошадью, наедине утоляли тактильный голод, и часто целовались. А потом в один прекрасный вечер занялись любовью. Князь был безумно нежным, долго подготавливал Чимина к проникновению, а потом неспешно входил в него, постоянно лаская его и целуя. Чимин и мог только тихонько стонать, плавясь от нежности возлюбленного. Его растяжка позволяла вытворять чудеса в постели, чем и любил пользоваться князь. Он часто целовал израненные и сбитые в кровь от пуантов ножки Чимина, а тот ласково улыбался, купая князя в своей любви. Вскоре их отношения перестали быть тайной для всех, и Чимин всё чаще стал слышать за спиной шипение завистников. Но в лицо никто не смел ему сказать гадость, а всё остальное его не волновало. Князь больше не стеснялся дарить подарки Чимину и делал теперь это лично. Он даже подарил Чимину автомобиль, что в то время было безумно дорогим подарком, и научил управлять им. От любви князя Чимин расцвёл и стал безупречно красив. Он как будто светился изнутри любовью и многие люди стремились погреться в его лучах. На сцене Чимина ждал ошеломительный успех, и вскоре он получил главную роль в новом спектакле. Зритель ласково, восхищённо и с придыханием наградил его титулом Грация и Красота, что бесспорно тешило самолюбие Чимина. Из маленького, страшненького, никому ненужного корейчонка он стал Грацией и Красотой Французской Республики. И этим он обязан только себе и своему любимому князю, чтобы он не говорил. Князь стал не только его возлюбленным, но и ангелом-хранителем, которому Чимин без остатка готов дарить свою любовь даже на том свете. И впереди у них ещё много потрясающих и счастливых мгновений, что подарит им взаимная любовь. К сожалению, чистые и взаимные чувства всегда вызывают зависть у других людей, из-за чего происходят несчастья, но у князя и Чимина будет достаточно времени, чтобы радовать друг друга своей любовью. Да и будущее обычным людям неподвластно, иначе получилось бы избежать роковых ошибок. И символично, что Марсель, свидетель их зародившейся любви, стал не только помощником, но и хранителем их истории, который пронёс память о них на протяжении всей своей долгой жизни и рассказывал постоянно своей семье, что вскоре помогло воссоединиться влюблённым спустя долгие годы разлуки. Эту пару создал Бог, и только людская зависть и злоба помешали прожить им долгую и счастливую жизнь. Но Чимин и князь не знают о своей судьбе и наслаждаются каждым прожитым вместе мгновением, которых у них в запасе ещё несколько лет.