at least curse at me a little at the very end

— Тебе есть что сказать напоследок? — Мне жаль, что все так закончилось, — бормочет Сугуру, склонив голову. Он не хочет смотреть Сатору в глаза, не хочет представлять себе его реакцию на то, что он только что сказал. Он не лжет, совсем нет. Он все еще думает, что то, что он сделал, не было ошибкой, эти обезьяны заслуживали больше, чем это. Но ему все равно жаль, что Сатору пришлось увидеть его в таком состоянии. Он сожалеет, что они больше не будут проводить ночи за просмотром глупых фильмов или пробовать новые ресторанчики и сладости. Ему жаль, что он не вырастет рядом с Сатору. Ему жаль, что он покинет Землю, не зная, что будущее приготовило для его единственного и неповторимого. Есть много вещей, о которых он сожалеет, но ничего не может с этим поделать. Он все еще хотел бы, чтобы у них было больше времени, даже если бы это было всего несколько месяцев, он бы воспользовался этим. Он хотел бы путешествовать с Сатору, обосноваться с ним в будущем. Даже если это всегда казалось глупым и рискованным, учитывая их жизни. Впрочем, все это уже не имеет значения. Когда он, наконец, набирается смелости поднять глаза, все, что он видит — это мягко улыбающийся ему Сатору. Эта улыбка напоминает ему о том времени, когда им было по 19, и они впервые поцеловались. В нем та же мягкость, что и в тот день, но он пронизан грустью, которую Сугуру никогда не видел в тот день. В конце концов, Сатору всегда лучше всех умел скрывать свои эмоции. Ни один из них не был особенно эмоциональным, но из них двоих, он знает, что был тем, кто обычно был самым отзывчивым и открытым. Ах, по крайней мере, я смогу увидеть его глаза в последний раз, с горечью думает он. Мне не следовало дарить ему эти очки, я упустил шанс видеть его таким чаще. — Мне тоже жаль, — шепотом отвечает Сатору. Сугуру делает вид, будто не замечает, как его рука слегка трясется, когда тот подходит ближе к месту где он сидит. — За что? — спрашивает он, когда Сатору опускается на колени и садится рядом с ним. Он подносит руку к щеке Сугуру и обхватывает ее ладонью. Он пытается вытереть засохшую кровь большим пальцем, как будто это самая нормальная вещь в их ситуации. Он делает это точно так же, как делал бы до того, как все это произошло; то же самое нежное и осторожное прикосновение. Это больше похоже на то, как Сатору прикасался к нему, когда они были вдвоем, а не на ласку, которую вы бы дали потенциальной угрозе или умирающему человеку. — За то, что не остановил тебя, — произносит Сатору, слегка хмурясь. Он медленно двигает большим пальцем, словно поглаживая его лицо. — За то, что не протянул руку раньше. Сугуру поднимает свою руку, оставшуюся, чтобы положить ее на руку Сатору. Какая ирония, сколько раз он делал одно и то же движение, но в таких разных обстоятельствах. — Ты не мог остановить это, ты знаешь. — Это не значит, что я не должен был быть там с тобой. — Ты готов убивать людей ради меня? — говорит Сугуру, удивленный значением последней фразы Сатору. Он знает лучше, чем кто-либо, что моральный компас Сатору немного сломан, но он не может видеть, как он делает то, что он только что сказал. В каком-то смысле он счастлив, что это был он, а не Сатору. Он не знал бы, как реагировать, если бы оказался здесь на месте Сатору. Еще одна вещь, за которую нужно извиниться, хм? — Ну, это ведь я предложил тогда убить тех культистов, не так ли? — спрашивает Сатору, приподнимая одну бровь. Сугуру присматривается к нему получше и понимает, как устало выглядит Сатору. Он выглядит так, будто спал недостаточно, что всегда было плохим знаком. Из них двоих Сугуру всегда больше всех боролся со сном. Сатору просто плохо спал, ложась спать либо в 8 вечера, либо в 4 утра, потому что ему этого хотелось. Но у него никогда не было проблем с засыпанием, это была особенность Сугуру. Всякий раз, когда он не мог отдохнуть, Сатору оставался с ним. Они играли в маленькие игры, которые были у них под рукой: Теккен, когда они оба бодрствовали, настольные игры в другое время. Они разговаривали, немного подшучивали и спорили о том, кто должен был победить. В конце концов, Сугуру достаточно быстро засыпал, и Сатору просто сворачивался калачиком рядом с ним. С их переплетенными конечностями, рукой Сатору на его талии, и более спокойным, чем раньше, благодаря отвлечению игр, Сугуру удавалось немного поспать в такие ночи. Теперь он думает о том, как они оба, казалось, не отдыхали неделями, он думает о Сатору, который один в их комнате пытается отвлечься. — Очнись, Сугуру, — внезапно говорит Сатору. Сугуру так растерялся, что даже не заметил, что не ответил на вопрос мужчины с белыми волосами. — Это не то же самое. Но давай не будем ссориться из-за этого сейчас. После этого они оба замолкают, и тишину заполняет хриплое и прерывистое дыхание Сугуру. Сатору убирает руки от лица, и они начинают немного дрожать, как бы он ни старался этого не показывать. — Сатору, ты не обязан со мной соглашаться. Я знаю, что ты этого не сделаешь. Но я все равно хочу, чтобы ты знал: то, что я сделал, я сделал потому, что не хочу жить в таком мире. Я не хочу жить в мире, где дети будут заперты за существование. И не в том, где меня будут использовать для обслуживания мудаков, которые будут запирать упомянутых детей. По крайней мере, я уйду, зная, что с тобой все в порядке. — Так и будет. Тебе не нужно беспокоиться об этом, я самый сильный, не так ли? — Сатору пытается улыбнуться, поднять настроение, если это возможно, но это просто попытка. Улыбка так и не появляется, и он чувствует комок в горле. — Мне этого достаточно, — пробормотал Сугуру, пытаясь положить свою руку на руку Сатору. Сатору берет его и придвигается ближе. Теперь они почти обнимаются, и когда все стихает, Сугуру слышит, как бьется его сердце. — Ты обнимешь меня в последний раз? — У тебя даже нет рук, чтобы держаться, — парирует Сатору, но он отклоняется и кладет голову Сугуру себе на шею. — Я люблю тебя, — очень тихо шепчет Сугуру. Если бы не близость, то и это осталось бы незамеченным. Не то чтобы они никогда не говорили друг другу таких слов. За все годы, что они провели вместе, они оба говорили это в какой-то момент. Просто не так, как обычно или как хотелось бы Сугуру, теперь он понимает. Он догадывается, что все это общее время, еда, плохие ночи и все остальное, должно быть, было их способом сказать эти три слова. Сатору позволяет своей голове упасть вперед, и теперь они оба утыкаются лицом друг другу в плечо. Сугуру чувствует, как несколько слезинок падают на его грязную и испачканную одежду. Он хочет положить руку на волосы Сатору, погладить его и попытаться успокоить, но он устал. Держать глаза открытыми уже само по себе трудная задача, поэтому он просто остается так, чувствуя себя бесполезным. — Сугуру, — говорит он срывающимся голосом, и одинокая слеза падает на его бледную щеку. — Давай в следующей жизни родимся обычными учениками. Давай родимся нормальными. Никаких сил или чего-то еще, — он делает глубокий вдох, чтобы успокоиться, — Давай проведем это время вместе, хорошо? — он начинает плакать, так же тихо, как и всегда. Сатору никогда не издавал ни звука, когда плакал, и это не исключение. Сугуру хочет обнимать его подольше, чтобы он был в безопасности. Что угодно. — Хотя бы прокляни меня немного напоследок, — говорит Сугуру, улыбаясь. Он сжимает Сатору немного крепче, используя всю свою силу, и после этого Сатору делает последний удар. Он чувствует, как его глаза закрываются, одежда становится все более мокрой от крови, а голова запрокидывается назад с улыбкой на губах. Давай найдем друг друга в следующей жизни, напоследок думает он.