Великий грех

Ставрогин, сложив руки, сидел за столом. Перед ним лежало небрежно вскрытое письмо, которое являлось на данный момент предметом забавляющих его размышлений. Николай напряженно смотрел на разорванную бумагу, строчки чернил на ней и не мог остановить поток своих дум. Писал ему Степан Трофимович Верховенский, хотя, если быть честным, писал он не Ставрогину, а Петру. И это было настолько явно, настолько открыто, что поначалу вводило в ступор, а позже вызывало смех. Показная наивность или глупость, возлагающие ненужную, но интересную Николаю ответственность, веселили. Получив за обедом письмо, Ставрогин вежливо сбежал к себе в спальню, подальше от Верховенского и его ожидаемого допроса о содержании. Заперев за собой дверь, он моментально разорвал конверт и прочитал всю внутренность, а после, не удержавшись и расхохотавшись, стал переваривать внутри себя то ли лицемерную грязь, то ли насмешливое умиление, которое оставило после себя письмо. Ему очень хотелось поговорить с Петром о том, что написал ему отец, ведь мог вполне представить реакцию на подобную выходку. Ставрогин понимал, что только Петр войдет, он сразу же спросит, что за послание получил Николай от Степана Трофимовича, а после будет какая-нибудь дискуссия и перепалка, забавная, интересная, а может и вредоносная в условиях их нынешнего проживания. В любом случае Николай понимал, что увеселительное объяснение неизбежно, а поэтому мысленно готовился, хотя в сущности он не придавал слишком большое значение той глупости, которую выдал Степан Трофимович. Приближался вечер, но Верховенский по какой-то причине все еще не приходил. ОН не появлялся, из чего Ставрогин делал весьма утешающий его вывод, что Петр где-то рядом. После долгого, но не то чтобы мучительного ожидания, ручка двери несколько раз подергалась в попытке открыть ее, раздался стук. Ставрогин поднялся из-за стола и отпер дверь, предвкушая удовольствие игры. Верховенский вошел, в привычной себе манере широко улыбаясь. Он снял пиджак и жилет и будто устало упал на кровать. Ставрогин, хитро ухмыляясь, наблюдал за ним, ожидая каких-нибудь вопросов, но Верховенский молчал. - Где ты был? - Ставрогин смерил его подозрительным взглядом, раздумывая над следующим шагом, сложив руки на груди. Петр потянулся и мило посмотрел на него, ухмыльнувшись: - Не переживай, Коля... Я гулял по дому, так что тебе, милый мой, не угрожала никакая опасность. - он стал лениво расстегивать рубашку - Да мне это и не то чтобы интересно... Петр удивленно поднял брови: - Чего же тогда спрашиваешь, Коленька? - Ты не хочешь спросить меня о письме? - Ставрогин раскинулся на стуле, в его глазах стояла холодная усмешка, на губах был хищный оскал. Он смотрел на Верховенского сверху вниз, желая поиграться с ним. - Честно говоря, нет... - безразлично ответил Петр. - Мне плевать, что пишет этот старый урод. - Неужели? - Ставрогин, словно кот, медленно переместился на постель к Верховенскому и заглянул в его тихое лицо. "Ты слишком спокоен..." - подумал он. - "Нет, быть того не может, ты ведь лжешь?". - Но все же... - пробормотал Петр. "Да, что ты говоришь?". - Может быть, прочитаешь?. - "Да. Это была ложь, показуха! Я знал, что тебе интересно!" - Николай улыбнулся. - Что ж... Почему бы и нет... - Ставрогин подошел к столу и взял письмо, оглядев все строчки еще раз. - Ты точно хочешь? - наигранно озабочено уточнил Николай. - Вполне. - усмехнулся Верховенский. - Тогда "Mon cher étudiant et ami, Nicolas! (Мой дорогой ученик и друг, Николас!) Пишу вам преисполненный радостных чувств! От вашей noble mère (благородной матушки) Варвары Петровны я узнал, так сказать, merveilleuse nouvelle (чудесную новость), что вы и мой дражайший сын Петруша сейчас проживаете у Madame Лизы! Я был рад воспользоваться этой возможностью, поскольку, мой милый Петруша не отвечает моим письмам, и я давно потерял связь с ним. Я узнал, что с недавних пор вы водите дружбу, что я несказанно рад слышать. Петруша мой очень добрый и доверчивый мальчик, поэтому я счастлив, что он завел знакомство с таким благородным и великодушным молодым человеком, как вы. Я надеюсь, что вам хоть немного интересно его общество, ведь мною было вложено много сил и стараний в его воспитание, даже несмотря на то, что в прошлом мы проводили вместе мало времени из-за моего рода занятий. В любом случае я весьма рад, что вы теперь вместе, я буду чаще писать вам, чтобы услышать хоть слово о моем ненаглядном Пьере. Просил бы передать, что очень скучаю по нем, да боюсь, что он воспримет это неправильно. Посему хочу вас уговорить, приехать к нам сюда в Скворечники, повидаться и привезти Петрушу с собой, я уверен, что он будет рад видеть меня. Ваша матушка тоже будет счастлива вашему визиту, ведь давно не смотрела на вас, Mon cher Nicolas. Она весьма удручена слухами, которые ходят о вас в Петербурге, надеется, что вы сможете развеять их по приезду. Думается мне, что с моей стороны это будет grande arrogance (большая наглость), но все же я попрошу у вас еще передать Пьеру, что я извиняюсь за то, что потратил некоторую сумму из его сбережений. Это было сделано не со зла, а для благого дела, я пишу книгу и мне нужна была небольшая aide financière (финансовая поддержка), но я честно обещаюсь, что верну ему все, как только у меня появится на то возможность. На этом я откланяюсь. Повторюсь, что и я, и Варвара Петровна будем рады видеть вас в Скворечниках в ближайшее время, Степан Трофимович Верховенский." Когда Ставрогин кончил читать, он в надежде поднял глаза и удовлетворенно увидел перекошенное гневом лицо Верховенского. Вдруг Петр закрыл глаза, выдохнул и улыбнулся. Его черты выровнялись, у Ставрогина по спине пробежала холодная волна раздражения. - Какая великолепная глупость, не находишь, Коля? - Петр хихикнул. - Он приглашает приехать к ним в Скворечники? - тут Верховенский громко и желчно расхохотался, выдавив сквозь смех - Эта дряхлая сволочь еще хоть на что-то надеяться?! Ну, он ж не настолько идиот, чтобы и вправду верить, что я все брошу и покачу туда к нему?! - он уже не мог остановиться и смеялся от души. - Вот же глупая, разжиревшая, старая сука! Ставрогин глядел на истерику хоть и равнодушно, но был полностью заинтересован: - Зачем же ты так, Петруша? - последнее слово Николай особенно выделил. - Мне кажется тебе не стоит так говорить о собственном отце. Судя по письму, он очень тебя любит, переживает, по крайней мере твоя жизнь ему точно не безразлична. - Что? - вдруг, несколько притихнув, но все еще посмеиваясь, спросил Верховенский. - Возможно, он не такая сволочь, как ты говоришь. За все время, что он был моим учителем в детские годы, он никогда не казался мне отпетой мразью, скорее наоборот: вежлив, добр, открыт и щедр. - Замолчи... - сквозь зубы процедил Петр, все еще силой воли оставаясь в спокойствии, хотя волна неудержимого гнева уже поползала от его сердца по всему телу. - Ты ничего не знаешь о нем... И о моей жизни тоже... - Чего же тут не знать? - Николай покачал головой. - То, что твой отец отослал тебя, не ново. В наше время многие мудрые родители так делают... - Заткнись! - вскричал Верховенский, глаза которого неожиданно сверкнули огнем ярости и безумия. Его губы растянулись в улыбке. Он вдруг резко бросился на удивленного Ставрогина, крепко схватив за лицо и повалил на пол, так что даже Николай не мог вырваться. - Ты что совсем страх потерял, Верховенский?! - он дернулся, но Петр неподвижно сидел сверху, только шире улыбаясь, глядя на него кислотным, обезумевшим взглядом, от которого все тело Николая расплавил страх. "Что это за чувство? Что это за чувство?! Быть того не может!!!" - звенели мысли в голове Ставрогина. Знакомое ощущение животного, инстинктивного страха перехватило вдруг ему дыхание и сдавило крепко грудь. - Закрой свой рот, Ставрогин! - прозвучал желчный, практический рычащий голос Петра. - Ты ни черта не знаешь! Пока тебя все детство вылизывали в Скворечниках, прощали, целовали, окутывали обманчивой и блевотной любовью, меня, как ненужную псину, выкинули! - Петр, пусти! - Николай снова сделал попытку встать, но Верховенский лишь вжал его в пол сильнее, удерживая рукой горло. Ставрогин с ужасающим удивлением не мог понять, откуда в низкорослом, худощавом и хрупком Петре взялась такая сила. - Лежи и слушай! - Петр усмехнулся. - Может зарубишь на своем прелестном носу и больше не станешь в моем присутствии говорить такие глупости! Ставрогин вдруг осознал, что больше не может и пошевелиться, все тело сковал страх, сжавший каждую клеточку его тела. Его голубые глаза испуганно глядели на Верховенского, который с бесовской улыбкой продолжал держать его и ухмыляться. - Ты не знаешь, какого это быть выкинутым и ненужным, быть брошенной обузой для всех, кто тебя окружает, когда каждый час тебе напоминают это! Ты не знаешь, что это такое, когда тебя маленьким, несмышленым ребенком бьют и вырывают волосы! - рука Петра постепенно начала сжимать горло Николая, от чего у того по щеке побежала дрожащая слеза. - Ты не знаешь, какого это сбежать в Петербург с рублем в кармане! Какое это унижение просить в долг! Какое унижение просить о содержании! Какого это ночевать в самом вонючем районе Петербурга на улице, где помои и нищета уже стали одним целым, где каждая проходящая мимо женщина - шлюха, ребенок - грязная пьянь, а мужик - убийца! Ты разве имеешь хоть малейшее понятие о том, какого это убивать людей?! Ты скорее всего этого никогда не делал и испугался бы сделать, жалкое зрелище! Я знаю! Я знаю! А ты нет! - Верховенский расхохотался. - Мой отец - ничтожество, мразь, которая выкинула маленького ребенка от себя подальше, которая потратила все деньги, предназначенные для моей учебы и жизни, на алкоголь, карточные игры и глупых девок! Ты говоришь, он любит меня?! Если он кого-то и любит, то только самого себя, упиваясь собой и своим положением! Я ненавижу этого паразита, который присасывается к достойным людям, ломая из себя гения и непонятого героя! - Петр наклонился к вжавшемуся в пол от ужаса Ставрогину и проговорил ему в лицо со звериной злобой. - Если когда-нибудь эта падаль будет умирать у моих ног, умоляя о помощи, я с радостной улыбкой на лице возьму револьвер и пристрелю его! Внезапно за дверью послышался шорох от движения. Петр быстро отнял руку от горла Ставрогина, поднявшись, неслышно подошел к двери и резко дернул ее вперед. Раздался звук тупого удара и вскрик. Верховенский с невинным любопытством на лице заглянул за дверь, где на полу лежала Лиза, потиравшая разбитый в кровь нос. Увидев появившегося Верховенского, она вздрогнула всем телом и отползла подальше от двери. Петр смерил ее презрительным взглядом, и проговорил: - Лизавета Николаевна, вас разве не учили, что подслушивать - нехорошо? - он усмехнулся. На его слова Лиза лишь стыдливо отвела глаза. Верховенский тяжело выдохнул, сдерживая резкий приступ агрессии, и, выйдя из-за двери, ушел в глубь коридора, где растворился в ночной тьме. Спустя несколько минут, Николай осознал, что Петр ушел. Он поднялся с пола и на дрожащих ногах вышел из комнаты, лицо его ошарашено было перекошено. Он оглядел лежащую на полу Лизу и пошел быстрее в том же направлении, что и Верховенский. Ему было страшно, мысли в голове путались, все тело дергало в приступе ужаса и непонимания. Его пугал подступающий со спины холод, жуткое ожидание ЕГО появления, подступающей смерти. Оказавшись в гостиной, где стояла недоумевающая Даша, он подошел к ней и, сжав ее плечи, выдавил: - Где?.. Даша ответила: - Он на улицу вышел, я не знаю... Ставрогин отпустил ее и быстрее двинулся в сторону выхода из имения. - Николай Всеволодович, что случилось? Вы поссорились? - крикнула ему вслед взволнованная Даша, но Ставрогин не ответил. Когда Николай вышел на лицу, его обдало холодным отрезвляющим ветром. Придя немного в себя, Ставрогин крикнул во весь голос: - Куда ты сбежал, ублюдок?! - ответа не последовало. "Нужно торопится!" - подумал Николай. - "Быстрее найти его!" Ставрогин оббежал двор поместья, заглянув за каждый угол, но Верховенского нигде не было. Николай тяжело дышал, сжимая еле живую грудную клетку. Он посмотрел вдаль, где виднелся лес. Бежать туда было бы безумием в его положении, ведь если Петра там нет, то он обречен на гибель, но все же это был маленький шанс. Ставрогин бросился туда, затылком уже ощущая преследующую его демоническую, хищную силу, от которой он только быстрее несся в сторону чернеющих деревьев, немного отливающих синевой в свете желтеющего месяца, отрешенно висящего в небе. Ставрогин влетел в лесную чащу, забегая все дальше, оглядывая кусты и камни, блестящие во тьме. Он не знал, сколько он пробежал, не чувствуя ни капли усталости, лишь бы быстрее найти Верховенского. Страх перед наступающей гибелью все крепче схватывал его горло, кружил голову, от чего все тело Ставрогина будто обжигало пламенем даже в холодеющем мраке леса. Вдруг лицо Николая обдуло влажностью и будто каплями. Приятная свежесть для задыхавшегося Ставрогина, который вдруг выбежал к берегу большого озера, спокойно лежащего посреди колышущихся деревьев. У воды Николай заметил стройную фигуру, тихо вглядывающуюся в водную гладь. Дерущий душу страх резко отступил, Николай огляделся, ОН исчез. Вместо прошедшего, испарившегося ужаса в Ставрогине проснулось новое, неконтролируемое чувство. Он бросился к темной фигуре Верховенского, схватил его за запястье и, повернув к себе, жадно впился в его губы, вцепившись в капну его рыжих волос. Верховенский, хищно ответил на поцелуй, страстно втянув носом запах Николая. Его руки обвились вкруг его головы, а тело прижалось к телу Ставрогина. Их губы, изголодавшись, так соприкасались, что казалось, будто они сожрут друг друга. По подбородку Верховенского побежала струйка крови, из раны, которую в порыве неудержимой жажды Петр прокусил на губе Ставрогина. Они безостановочно, ненасытно целовались, будто все никак не могли получить полное удовлетворение. Неожиданно Ставрогин оттолкнул от себя Верховенского и, спустя секунду, в которую их озверевшие глаза встретились, ударил Петра, что было сил, по измазанному кровью лицу, от чего тот больно врезался в мокрую траву, схватившись за щеку. Николай приблизился к нему и жестко проговорил: - Я здесь власть! Я главный! - его голос звучал грозно в желании напугать Верховенского. - Еще раз выкинешь что-то подобное, я тебя придушу, сукин ты сын! Верховенский, поглядев на него сквозь растрепанные волосы, упавшие на лицо безумными глазами и потерев ушибленное лицо, презрительно расхохотался и ответил: - Посмотрим! - продолжая смеяться, он поправил волосы и хитро подмигнул Ставрогину. - Что ты смеешься, бес проклятый?! Дрянь! Что смешного я сказал?! - Заорал на него Николай, схватив Верховенского за ворот рубахи и потащив к воде. Он отбросил его к спокойной глади озера, где отразилось миловидное, испачканное в засохшей крови лицо Петра, после чего Ставрогин опустился на землю и сжав в кулак волнистые волосы, сунул раздражающее, смеющееся над ним лицо в холодную воду, из которой смех Верховенского отозвался забурлившими пузырями. Руки Петра начали метаться в попытке отодрать от себя Ставрогина, который без малейшей тени сожаления продолжал топить его. В какой-то момент руки его ослабели и упали на землю, тогда Николай выдернул голову Верховенского из воды. Тот звонко откашлялся и, улыбнувшись, посмотрел на Ставрогина. - Убить меня задумал? - прохрипел он. - Больно нужно... Руки об тебя марать! - Ставрогин сорвал с него брюки и белье, обнажая худое тело Верховенского. - О, что ты делаешь, Коля? - двусмысленно хихикнул Верховенский. Николай не ответил, а лишь расстегнул себе штаны. Делал он это одной рукой, другой продолжая удерживать крепкой хваткой волосы Петра. Ставрогин несколько раз провел ладонью по своему члену, в это момент Петр попытался отползти от Николая, но тот вдруг резко дернул его волосы и его самого назад на себя, насаживая его анус на свою возбужденную плоть. Петр громко закричал от боли, дернулся от Ставрогина, но тот по инерции движения Верховенского толкнул его на четвереньки. Петр увидел отражение своего искореженного болью лица в воде, которая практически касалась кончика его носа. Ставрогин упер свободную руку в плечо Верховенского и стал грубо толкать член в глубь ануса Верховенского. Петр подумал, что он умрет. Резкая, тисками сжавшая все тело боль расплавляла его живот и задний проход. Все тело ныло и горело от каждого движения Ставрогина внутрь. - Прекрати, мне больно... - сказал он, на что Николай только сильнее стал драть его изнутри. - Хватит! Мне больно! Коля, хватит, больно! - Верховенский начал скрести землю, вырывая влажную траву и плача. - Коля, пожалуйста, умоляю, хватит! - Лицо Ставрогина сморщилось от криков Петра и тот снова с отвращением пустил его голову под воду. Вода вновь забурлила от криков Верховенского, вырывающихся пузырями на поверхность, все его тело неистово дергалось в попытке вырваться и выбраться, но Ставрогин несмотря на это, продолжал его крепко держать и безжалостно долбить сзади. Увидев, что Петр опять ослабевает, он вырвал его лицо из воды, тот жадно стал вдыхать воздух, но после несколько коротких вдохов, Николай пихнул его назад. Внутри Верховенского все сжималось от ужаса, его живот будто разъедало от боли, а в голове все путалось лишь в одном желании - выбраться. Николай закатил глаза от удовольствия и стал драть задний проход Верховенского с большим озверевшим безумием, спустя несколько минут, он выдохнул и кончил в ослабевшее и обессилевшее тело Петра, который уже не дергался и не шевелился, лишь на поверхности воды поднимались редкие, совсем маленькие пузырьки. Ставрогин резким движением вытащил Верховенского из воды, достав из него свой член, бросил на землю и принялся застегивать штаны. Петр вдруг дернулся и закашлялся, отплевывая воду, которой наглотался с лихвой. После длительного захлебывающегося кашля, он вдруг зажал рот рукой и, на дрожащих ногах убежав к ближайшему дереву, стошнился. Покачиваясь, он медленно подошел к Ставрогину и резко ударил его по лицу. Тот отшатнулся, но не упал. Он бросил взбешенный взгляд на Верховенского, который, замерев, без капли страха смотрел на него. - Тебе мало, тварь?! - крикнул Ставрогин. - Рот свой закрой, мразь! - заорал в ответ Верховенский. - Ты не власть! Ты никто! Это я управляю твоей жизнью! Если ты думаешь, что с помощью своего полового органа владеешь мной, ты жалкий ребенок, Ставрогин! - Что ты сказал, мать твою?! Повтори! - он схватил Верховенского за воротник рубашки и оскалился на него. - Ты жалкий ребенок, Ставрогин! Отцепись уже от меня! - Петр стал яростно отталкивать его. - Да как ты смеешь, ублюдок?! После всех слов о любви и преданности, которые ты говорил, заявлять подобное! - все тело Ставрогина горело желанием размозжить лицо Верховенского об землю. - Я убью тебя, сволочь! И порву твой поганый рот! - Ты меня не убьешь! Я нужен тебе!!! - вскрикнул Верховенский, опять расхохотавшись в лицо Ставрогину. - Если убьешь меня, то сразу сдохнешь сам, ничтожество! - Ты мне не нужен! Я лучше пристрелю тебя и сдохну, чем буду терпеть твою кривую рожу! - Хватит врать!!! Ты смешон! - бросил ему Петр, наконец вырвавшись из цепкой хватки Николая. - Ты никогда не сможешь убить меня! И даже не потому что я нужен тебе, чтобы справиться с болезнью и кошмарами, а потому что ты любишь меня и желаешь мое тело! Глупец! Когда ты успел так привязаться ко мне?! - Я ненавижу тебя! О любви и речи не может идти! Я желаю, чтобы ты сдох и прекратил уже меня мучить! - Это ты мучаешь меня, Ставрогин! Я терплю унижение и боль от тебя каждый день!!! Ты унижаешь меня, занимаешься со мной развратом, а я все это терплю! - Да! Ты терпишь, потому что сам любишь меня! И кричишь об этом безостановочно! - Может, и люблю! Люблю так, что голова разрывается, люблю так, что готов застрелится, люблю так, что ненавижу тебя, люблю так, что хочу придушить тебя! А ты, Ставрогин, что ты?! В тебе нет ни капли любви ко мне, только отвращение! Загляни в свою голову, разберись с собой! Реши, что ты чувствуешь! Ставрогин не нашел, что ответить. Он задумался на секунду, а потом в каком-то забытье бросился на Верховенского и поцеловал. Он страстно двигал губы навстречу губам Верховенского, кусал его, оставляя синяки и кровоподтеки, обвивал язык вкруг его языка, обхватив шею и голову. Верховенский не стал вырываться, а только иступлено и жадно поддавался действиям Николая. Ставрогин повалил его на землю и стянул оставшуюся на нем рубаху, полностью оголив Верховенского. Петр же быстро расстегнул брюки Николая и запустил ладонь под белье, прикоснувшись к возбужденному члену Ставрогина. Рука Петра обвилась вокруг плоти Николая и принялась ласкать ее, двигаясь вверх и вниз. Ставрогин вздрогнул, ощутив пробегающую по всему телу волну забытого наслаждения. Сейчас они были совершенно одни в лесной глуши, где никто не мог помешать или просто увидеть их слипшиеся в похоти тела, задыхающиеся от трепетного чувства свобододействия и одиночества, разделенного только между ними. Верховенский подтянул к себе ноги в жажде удовольствия и освободил член Ставрогина из плена одежды, направив его к своему анусу. Николай взял ноги Петра под коленками, согнув того пополам, и резко вставил член внутрь Верховенского, от чего тот застонал. Бедра Верховенского двигались навстречу толчкам таза Ставрогина. У обоих перехватывало дыхание от неземного, сладостного удовольствия, которое казалось единственно верным, единственно лучшим и непостижимым никому, кроме них. В лесной тиши раздавались чувственные, блаженные стоны Верховенского, обнимавшего шею Ставрогина и прижимавшего его к своему влажному, возбужденному телу. Верховенскому казалось, что еще немного и он взорвется, став чистым, невесомым удовольствием. Мысли в голове путались, тело его все с большим желанием двигалось ближе к телу Ставрогина. Николай входил все глубже и все резче, его сводил с ума влажный запах Верховенского, вызывавший только новый приступ волнения и возбуждения. Он чувствовал, как похотливое влечение охватывало его с ног до головы. Все сильнее и сильнее, все глубже и глубже, так что казалось, будто трава под ними вскипит, расплавится. Николай громко простонал от удовольствия и, ускорив движения своего таза, кончил, спустив в дрожащий, горячий анус Верховенского, от чего тот вскрикнул и в свою очередь испачкал рубашку Ставрогина спермой. Николай отодвинулся от Верховенского и застегнулся, а Петр устало обмяк, расслабившись в объятиях влажной травы и мягкого мха, ставшего для них на эту ночь ложем. Спустя минуту, Петр тоже поднялся и, найдя около воды свои брюки и белье, оделся. - Мне принять это за ответ? - Верховенский подошел к Ставрогину и заглянул ему в лицо, прикоснувшись ладонью к его щеке. - Да. - ответил Николай. - Это ответ... - Я знал это! - Петр нежно улыбнулся, хоть в глубине его глаз блеснули маленькие, почти незаметные хитрые, лживые искры. - Я люблю тебя, Ставрогин! Ты мое сокровище! - прозвучал его голос с самой возможной лаской. - Ты мое спасение, Верховенский... Этим все сказано... Этого и хватит для нас... - холодно ответил Ставрогин. - Этого хватит мне... - невинно пробормотал Петр. - Надеюсь, что я совладаю со своей жадностью... - Нам пора, идем отсюда...