В нависшей тишине и страхе

В ушах звенела оглушающая тишина, кровь в висках бухала тревожными звуками отдалённых барабанов. Анна машинально скинула пальто, положив его на спинку стула, и принялась на автомате расстёгивать бусины-пуговицы блузки, но пальцы противно дрожали, не слушались. Она сухо всхлипнула и рванула ни в чём не повинную ткань вверх, чтобы снять её через голову. Стянув её, Анна ощутила что-то запутавшееся в волосах и вспомнила о цепочке, одолженной Ханимарен. С трудом выпутав её, она попыталась расстегнуть маленький замочек, добившись только того, что руки затряслись ещё сильнее и на глаза снова навернулись слёзы. «Ты хотела чего-то нового, Анна? Ну и как оно тебе, нравится? Ты говорила себе, что не боишься? Всё ещё думаешь также? Ты думаешь, после того, как он убедился в твоей неадекватности, ему ещё раз захочется попробовать приблизиться к тебе ближе, чем на десять метров?» Она судорожно вздохнула, плечи её безвольно опустились. Чувство, что она всё поломала своими собственными руками, не покидало её. В поисках опоры Анна прислонилась к шкафу и ощутила, как мурашки бегут по обнаженной коже от проникающего под ребра холода зеркальной поверхности. Она сползла вниз и, опустившись на корточки, спрятала лицо в ладонях. Плечи её вздрагивали от беззвучного плача. Анна ещё с детства усвоила привычку плакать очень тихо — Тот Человек не любил, когда было слышно её «хныканье» и последствия этого могли быть самыми разными — от воспитательной беседы на тему её неблагодарности, до жестокого наказания. Не отдавая себе отчёт в том, что делает, Анна сгребла в ладони пряди волос и сжала их пальцами до резкой боли, не переживая о том, что может выдернуть их. Стало так больно, что ей захотелось кричать, но вместо этого она закусила губу и спустя пару секунд почувствовала солоновато-металлический привкус кармина во рту. Где-то на краю сознания промелькнуло огорчение: «Она только недавно зажила…» «Ты ничтожество! Маленькая дрянь!», — звучал в ушах его голос, как навязчивая повторяющаяся мелодия. Анна бросила попытки подавлять всхлипы, чувство отвращения усиливалось, когда вкус крови смешался со слезами. Хорошо, что на тумбочке стоял стакан с водой, оставшийся с прошлой ночи, и она залпом выпила его, хоть немного избавившись от вязкой слюны. Настойчиво зазвонил сотовый. Вскочив и путаясь в карманах пальто, Анна достала его и увидела на дисплее фотографию Эльзы. Только этого ей не хватало — не то у Анны сейчас было состояние, чтобы говорить с сестрой. Заглушив звонок, она с нагнавшей её апатией следила за экраном телефона, пока вызов не закончился. Беззвучный взрыв эмоций прошёл, оставив только чувство опустошенности и оцепенения во всём теле. Анна достала из рюкзака коробочку с таблетками, о которых забыла почти на неделю, вытрясла две на ладонь и проглотила. Все, что ей сейчас было нужно — это заснуть. Пока она продолжала смотреть на этикетку, далёким эхом в её голове прозвучало продолжение: «И не проснуться…». Но Анна решительно тряхнула волосами, убирая оставшиеся таблетки обратно. Анна вспомнила слова Ханимарен: «Нельзя ходить босиком по осколкам и пытаться игнорировать боль». Осколки были воображаемые, а боль — вполне реальная. Она почувствовала, что дрожит и, вспомнив, что так и не переоделась в домашнее, надела свою старую зеленую кофту и сменила брюки на джинсы. В тишине спящего дома вновь прозвучал громкий звонок телефона. Это снова была Эльза. Отрешенно удивляясь про себя настойчивости сестры и подсчитывая в туманном сознании сколько сейчас времени в Новом Свете, Анна нажала на кнопку «Ответить». — Алло, — произнесли её губы, но звука не получилось. Ей пришлось прочистить сухо сжавшееся горло, чтобы ответить. — Алло, — повторила она уже в голос. — Анна, прости, ты ещё не спишь? У вас уже час ночи, я тебя не разбудила? — Нет. Что-то случилось? На том конце пару мгновений молчали, Анна услышала глубокий вздох. — Я хотела убедиться, что с тобой всё хорошо, — произнесла Эльза тихо. — Эльза, что с тобой? Почему ты вдруг позвонила? Анна поморщилась от того как убито прозвучал её голос. — Извини, Анна, я наверное всё-таки разбудила тебя. Давай поговорим завтра, — ещё один вздох. Только сейчас до затуманенного сознания Анны стало доходить, что для Эльзы, которая уже к двадцати годам приобрела репутацию человека с ледяными нервами, её голос звучит слишком взволнованно. — Нет, Эльза. Я… — Анна споткнулась на словах «в порядке». — Я правда не сплю. Мы ходили в паб, только что вернулись. — Извини, я не хотела портить тебе настроение. Просто, кажется, у нас серьезные проблемы, — на одном дыхании произнесла Эльза. — Помнишь, я тебе говорила, что дядя Джейкоб в Нью Йорке? На прошлой неделе на совете директоров он поднял вопрос о том, что я должна передать наш пакет акций и добровольно отказаться от участия в управлении компанией. Анна не сразу поняла о чём идёт речь, но Эльза продолжала: — Извини, что сразу тебе не сказала. — Как это возможно? — спросила Анна с трудом вникая в такую далекую для себя тему. — Это сложно объяснить, но если на его сторону встанут остальные акционеры, к сожалению, это станет возможно. — Как можно отобрать у детей компанию их родителей?! — Анна начинала чувствовать, что закипает по мере того, как масштаб сказанного Эльзой охватывался её умом. — Это бизнес, Анна, в нём нет места сантиментам. Я действительно не хотела говорить тебе об этом. Просто мне нужно было убедиться, что с тобой всё хорошо. — При чём тут я? — Понимаешь, я постоянно думаю о тебе с тех пор, как Олаф сказал, что тебя пытались похитить, — на том конце прозвучал очередной тяжелый вздох. — Позвонила тебе, потому что не нахожу себе места. Дядя сегодня улетел в Лондон. Помнишь, я говорила, чтобы ты поехала к нему, когда он вернётся? Я хотела предупредить тебя, чтобы ты этого не делала, даже если он сам позвонит. Ни в коем случае не едь к нему и не встречайся с ним. Глаза Анны переполнились слезами, пока она слушала сестру. Её горло заболело, отчаянно удерживая слова о том, что болело годами. Она попыталась сглотнуть этот пульсирующий комок и закрыла лицо рукой. — Я ни за что бы к нему не поехала, Эльза, — сказала Анна сдавленным голосом, по прежнему немного охрипшим от слёз. Она тут же мысленно отругала себя за то, что позволила эмоциям прорваться — Эльза не знала ни о чём, и сейчас точно был неподходящий момент для откровений. — Хорошо. Постарайся быть осторожней, я не знаю чего от него можно ожидать, — уставшим голосом проговорила сестра. Сердце Анны снова колотилось, как сумасшедшее, но она была рада, что Эльза не стала больше ни о чём расспрашивать. — Спасибо, я постараюсь. Спокойной ночи, Эльза. — Подожди, Анна, я постоянно забываю у тебя спросить, ты нашла конверт, о котором я говорила? — Да. — Хорошо. А то я переживала, что он так и остался в сейфе. Я так поняла, ты так и не возвращалась домой после того вечера? — Да. А что в конверте? — Я не знаю. Посмотри. — Хорошо. Спасибо тебе, Эльза, — пытаясь подавить всхлип, сказала Анна. — За что? — За то, что ты есть… — Анна, что с тобой? У тебя точно всё хорошо? — сквозь усталость в голосе сестры Анна отчетливо услышала тревожные нотки. — Нет, но я постараюсь… Всё будет хорошо, Эльза. Я люблю тебя. — Я тоже, Анна. Постарайся уснуть. И, пожалуйста, как сможешь, приезжай ко мне. Мне бы очень хотелось увидеться. — Да, конечно. Я приеду. «Здесь для меня всё равно не осталось ничего…» Эльза попрощалась и Анна выключила телефон, несколько мгновений продолжая смотреть на экран и обдумывая всё то, что только что услышала. Впервые во взрослой жизни у неё появилась уверенность, что она не безразлична Эльзе, и эта мысль, словно спасательный маяк в ночи, заблестела тусклой звёздочкой в непроглядной туманной мгле. Но всё остальное, что сказала сестра выбивало из-под ног и без того зыбкую почву. Она никогда не думала всерьёз о том, в чём заключается работа её сестры, да и сейчас была бесконечно далека от этого, но впервые она чувствовала, что её саму всё-таки что-то связывает с «Ренделл бразерс», даже просто на уровне родительского наследия. Несправедливость пробуждала гнев в груди — Эльза столько трудилась ради того, чтобы чувствовать себя наравне с остальными членами совета директоров и Анна не могла поверить, что всё это было напрасно. Всё ещё пребывая в этих спутанных мыслях, Анна решилась наконец-таки вскрыть конверт. Он все еще лежал нетронутый в её рюкзаке. Она вытащила его и, не медля ни секунды, принялась предпринимать попытки открыть его. Слегка шершавая, плотная бумага плохо поддавалась, ножа у неё под рукой не было, поэтому пришлось криво надорвать её, чтобы достать содержимое. Она разложила перед собой на постели стопку бумаг, среди которых в основном оказались какие-то финансовые документы. Не то чтобы Анна точно знала, как выглядят такого рода бумаги, но чем это ещё могло быть? Среди прочего она увидела листок другого цвета и поднесла его поближе к глазам, отложив в сторону всё остальное. Она сразу же узнала почерк отца, но он был таким мелким, что ей пришлось включить лампу на тумбочке возле кровати, для того, чтобы прочитать, что там написано. Моя дорогая дочь, Анна! Я пишу это письмо, надеясь, что оно никогда не попадёт к тебе. К сожалению, мы не в чём не можем быть уверены, и это на случай, если вы с Эльзой останетесь одни. Одна только мысль об этом заставляет наши с мамой сердца сжиматься. Если ты его всё-таки читаешь, пожалуйста, знай, что мы с мамой любим тебя, малышка, и верим, что ты выросла сильной, мужественной, доброй и самоотверженной. Я надеюсь, что несмотря ни на что, ты счастлива, моя дорогая. Это всегда было моей целью, с тех пор, как я узнал, что ты должна появиться на свет и всё, что я делал, я делал для этого. Ты не представляешь, как сложно мне сейчас писать эти слова, представляя, что что-то может разлучить нас! Есть одна вещь, которую я хотел, чтобы ты запомнила на всю жизнь: что бы ни случилось, как бы ни сложилась твоя жизнь, знай, что я был бы на твоей стороне. Может эти слова покажутся тебе банальностью, но почему-то в самые важные моменты в жизни у нас в голове остаются одни банальности, так вот: даже если весь мир против тебя и ты думаешь, что ничего не можешь поделать с навалившимися на тебя проблемами, если у тебя опустились руки и не осталось сил бороться, ты должна помнить, что ты — моя любимая дочь Анна. Даже когда ты думаешь, что не права, что ты ошиблась и запуталась, ты — всё равно моя дочь. Далее речь шла о том, каким образом Анна может связаться с адвокатом, у которого хранятся копии документов и инструкции, что нужно сделать, когда ей исполнится двадцать один. Внизу листа стояли дата и островерхая, размашистая роспись отца. Анна отложила лист в сторону — туда, где лежали остальные бумаги, и спрятала лицо в ладонях, тихо всхлипывая. Как далека оказалась реальная жизнь от того, каким её будущее представлял папа. Только сейчас она приблизилась к пониманию того, чего была лишена все эти годы, пробираясь по жизни как слепой, доверчивый котёнок. Огромная волна жалости к себе накатила на неё, придавливая неподъёмным, удушающим одеялом и высасывая остаток сил. Анна легла на кровать, подтянув ноги поближе, обхватив себя руками и чувствуя, что истощена до степени отсутствия хотя бы одной внятной мысли в голове. Сознание, покорившееся действию таблеток, рухнуло в холодную пустоту.

***

Новый день не принёс Анне ничего, кроме головной боли и неприятного ощущения скованности в затёкших мышцах, словно она провела ночь на картонной коробке под мостом. С трудом оторвав голову от подушки, она села на постели. Похмелье, усугублённое действием ксанакса, делало невыносимым и без того пасмурное, угрюмое утро. — Может две таблетки — это чересчур? — произнесла она, с трудом ворочая сухим языком. Воспоминания предыдущего вечера разрозненными, неясными пятнами вставали перед её мысленным взором и от одного особенно яркого, связанного с Кристофом, Анне захотелось удавиться. Она со стоном повалилась обратно на кровать и спрятала горящее от стыда лицо в подушках. Больше всего боясь столкнуться с ним в коридоре, она испытала облегчение, когда, выглянув в коридор, поняла, что никого нету дома, по крайней мере, на втором этаже. Анна, взяв с собой полотенце и чистую одежду, беспрепятственно добралась до ванной, испытав по пути стойкое ощущение дежа-вю. — Я так поняла, сегодня мне всё вокруг будет напоминать о нём? — печально улыбнулась она своему отражению в зеркале. Спустившись после душа на первый этаж, Анна удивлённо огляделась, задаваясь вопросом куда все подевались. Не то, чтобы она была сильно огорчена этим — видеть никого не хотелось. Голова ровно и невыносимо болела, глаза резало даже скудным светом затянутого тучами солнца, а в душе не было ни одного светлого проблеска. Но всё же, блуждая по пустому тихому дому в одиночестве и не находя себе места, она отстранённо думала об этом, зная, что они все не могли уйти на работу, так как сегодня был выходной. Необычные звуки, раздающиеся с заднего двора, привлекли её внимание и заставили прислушаться. Первую мысль, что плакал ребёнок, она отмела, потому что откуда ему было взяться здесь? Анна удивлённо выглянула в окно и ничего не увидела, но улыбнулась внезапной догадке, что это было больше похоже на мяуканье котёнка. — Неужели кто-то подбросил котёнка в наш двор? — прошептала она, отправляясь на поиски обладателя жалобного голоска. Сердце сжалось от того, что бедное существо испуганно плачет, внезапно оказавшись в огромном одиночестве незнакомого мира. Выйдя на террасу, Анна направилась к живой изгороди, густо разросшейся по периметру, откуда, как ей показалось, исходили звуки, но что-то во всём этом было не так. Она не могла видеть, что вслед за ней от стены отделилась тёмная высокая фигура. В ту секунду, когда Анна приблизилась к кустарнику, лихорадочно работающее сознание выдало ей ответ, что в этом всем было не так: мяуканье не было похоже на живой звук — скорее на зацикленную аудиозапись. Застыв на месте в метре от цели, она прислушалась. Интуиция кричала, что нужно бежать обратно, она сделала два шага назад, но наткнулась спиной на что-то большое и мягкое. Не успев обернуться, она почувствовала, как тяжелая рука схватила её за талию, другая зажала ей рот, превращая её крик ужаса в приглушенный стон. Анна попыталась высвободиться, брыкаясь и пытаясь укусить грубую, пахнущую табаком ладонь. Один из её беспорядочных ударов очевидно попал в цель и она вырвалась из сильной хватки, слыша позади едва сдерживаемые проклятия и возню. Но, не успев даже добежать до террасы, она попала в руки другому злоумышленнику, который тут же натянул ей на голову душную тёмную ткань с каким-то странным запахом. Крик о помощи безжалостно заглушили рукой. Чувствуя, что задыхается, Анна в панике предприняла последнюю отчаянную попытку вырваться. — Держи её, чёрт возьми! Анна уже не слышала, что сказали в ответ на эту фразу из-за бешеного пульса в висках и тошнотворного ощущения, как будто она соскальзывает глубоко в темноту. Всё произошло очень быстро и никто не увидел, как фургон синего цвета уезжает по окутанной туманом улице. Всего пол часа спустя на подъездную дорожку заехал пикап Кристофа и он вышел из машины. Достав из кузова перегруженные пакеты из супермаркета — сегодня была его очередь закупаться на неделю, он перенес их к крыльцу. Он нажал кнопку звонка, но никто ему не открыл. «Спокойно, может быть она просто еще не проснулась…», — попытался осадить он рвущую его на части панику. Предчувствуя неладное, он вытащил ключи, едва не порвав карман, и заскочил внутрь. В доме было пусто и тихо, только хлопала на сквозняке незапертая задняя дверь. Кристоф помчался наверх. Рванув на себя ручку двери в комнату Анны, он застыл на пороге. Все её вещи были на месте, даже телефон лежал на нерасстеленной кровати посреди каких-то бумаг, но не было ни следа самой Анны.