В нависшей тишине и страхе

Эльза удивленно посмотрела на дисплей вибрирующего телефона. Когда она увидела кто звонит, сердце ее застучало с невозможной скоростью, пальцы похолодели. Это был дядя Джейкоб. Рука, потянувшаяся за телефоном, замерла на пол пути. Эльза всегда подсознательно чувствовала подвох в этом человеке и никогда не могла расслабиться в его присутствии. Бессловесное детское чутье каждый раз рядом с ним запускало защитную реакцию. То, что рассказала ей Анна, расставило всё на свои места. Он оказался тем Чудовищем, которым мамы пугают маленьких детей, когда те не слушаются. Теперь она понимала, для чего нужна была вся эта ширма с благотворительностью: он ловко манипулировал общественным мнением в свою пользу. Действительно, кто поверит, что уважаемый человек, который на протяжении большей части своей жизни помогает сиротским приютам, детским больницам и жертвует в фонды по борьбе с лейкемией огромные суммы, на самом деле является извращенцем и насильником? «Этого не может быть! Он такой порядочный человек» — вот что часто можно услышать от непосвященных о тех, кого обвиняют в преступлениях против детей. Если они с Анной попытаются его обвинить, общественность скорее всего встанет на его сторону… Эльза вздохнула и взяла телефон. Она должна ответить на этот звонок. — Алло, — она поморщилась от того, насколько уставшим, тихим и растерянным прозвучал её голос. — Ну здравствуй, племянница, — бархатно донеслось из динамика. Эльза внутренне ощетинилась, но, подавив чувство отвращения, она взяла себя в руки и прочистила горло — нельзя было, чтобы он заподозрил, что ей всё известно. Она натянула свою самую непробиваемую маску холодности, благодаря которой приобрела репутацию расчётливой бизнес-леди. — Давайте обойдёмся без сантиментов, дядя Джейкоб. После вашего недавнего выступления на совете, во время которого вы ясно дали понять, что мы с вами конкуренты в борьбе за кресло исполнительного директора… — Остынь, дорогая. Я всего лишь хотел узнать как прошла твоя поездка в Англию. Почему ты не позвонила? Мы могли бы увидеться и многое обсудить. Эльза задохнулась. Не столько из-за того, что он, как оказывается, знал о её поездке в Лондон — этого стоило ожидать, в совете хватало любителей потрепать языком — сколько от его невозмутимости и спокойствия, с которыми он говорил, делая вид, что не замечает границы, которые она выставляет. Несмотря на всё, что они с Анной вытерпели по его вине, он продолжал вести себя так, словно по-прежнему остаётся их добрым дядюшкой, опекуном и единственным родным человеком. — Нам нечего обсуждать в приватной обстановке. Все вопросы я внесла в повестку следующей встречи совета директоров, — Эльза решила сделать вид, что принимает его игру. Пусть он думает, что она сердится на него только за это и больше ни о чём не подозревает. — Как там поживает Анна? На мгновение Эльза почувствовала, что у неё начинается паника от такой внезапной перемены в теме разговора. «Он же не мог узнать о том, что его план провалился, и Анна на свободе?» После полицейской операции Эльзе пришлось прибегнуть к давним связям в СМИ, чтобы не дать информации об успешном штурме и освобождении заложника просочиться в новости и, просматривая затем сводки новостей, она с удовлетворением отмечала, что имя её отца всё ещё имеет вес в обществе. «Возможно, он просто решил прощупать, знает ли она что-то об Анне?» Эльза решила подыграть ему. — Я летала всего на день, исключительно по делам. Мы не виделись с Анной. Кроме того, это я должна спросить у вас об этом. — В каком смысле? — беззаботно спросил он, но Эльзе показалось, что его голос прозвучал слегка напряженно. — Вы с ней живете в одном городе, а не я, — сказала она, стараясь, чтобы это прозвучало как бы между прочим. — Общество такого старика как я, давно её не привлекает, — дядя рассмеялся и с сожалением вздохнул, как будто надеялся, что его пожалеют. — Мы давно с ней не виделись. От белой, холодной злости у Эльзы на секунду пропал дар речи. «Анна, дорогая моя сестричка, потерпи немного, мы обязательно отомстим этой двуличной мрази и заставим его ответить за всё…» Огромных усилий ей стоило, чтобы не сорваться в этот момент. Сейчас нельзя было допустить, чтобы он заподозрил неладное. — Я пыталась до неё дозвониться, но, наверное, телефон был выключен, — сказала Эльза, проклиная голос, который прозвучал слегка раздраженно. — Если это всё, что вы хотели, мы можем закончить разговор? У меня ещё много дел. Разочарование от того, что она позволила своим чувствам выйти на поверхность, так и не сумев выведать, известно ли ему о чём-то, что касалось Анны, затопило её сердце и она закусила губу. Почему у неё постоянно ощущение, что он всегда на шаг впереди? — Ну зачем же так грубо? Я ведь не чужой человек. Кроме того, мне кажется, ты слишком много на себя взяла. Не хочу давить на тебя, но мне не хочется видеть, какой несчастной ты будешь, если с Анной случится что-то плохое. «Вот оно, — промелькнуло в голове у Эльзы. — Он пытается воспользоваться козырем и не знает, что его шантаж уже давно неактуален». Она ухмыльнулась. Теперь нужно сделать вид, что она заглотила наживку. — Что должно случится с Анной? — изобразила она испуганный голос. «Черт возьми, мне должны дать Оскара за актерскую игру!» — Ну, откуда я могу знать? Всякое случается постоянно, — многозначительно протянул дядя. — Может хватит ходить вокруг да около? Если это угроза, скажите об этом прямо — как мужчина. — Милая племянница, я бы на твоём месте старался быть благоразумнее и не грубить старшим. Ничего, мы ещё вернёмся к этому разговору, когда я приеду в Нью-Йорк. До этого времени советую тебе хорошенько подумать — так ли важна для тебя эта работа, и готова ли ты пожертвовать ради неё здоровьем или даже жизнью сестры. В конце концов, я просто переживаю о вашем благополучии. Девушкам сложно выжить в бизнес мире и, когда в итоге твоих бессмысленных трудов компания всё-таки обанкротится… Заметь, я говорю не «если», а «когда». Ты будешь локти себе кусать и жалеть, что не воспользовалась шансом, который я тебе великодушно предлагал. Вы бы лучше подыскали себе мужей, создали бы нормальные семьи, а не лезли из кожи вон непонятно ради чего. Подумай хорошенько над моими словами. А если будешь послушной девочкой, может быть, я даже дам тебе возможность пользоваться дивидендами компании. По телу Эльзы пробежал холодок, когда она представила, что эти угрозы сейчас были бы вполне осуществимы, если бы не вмешательство друзей Анны. Его слова заставили в который раз задуматься есть ли предел человеческой подлости. — Я засужу тебя, дядя Джейкоб, — сказала она сквозь зубы. Она намеренно перешла на «ты», чтобы он подумал, что она потеряла самообладание. — Ну-ну, детка… Это вряд ли. Ты же прекрасно знаешь, что большинство акционеров на моей стороне. Не понимаю, почему ты так сердишься? Я всего лишь хочу помочь. Я же вижу, как ты убиваешься. Неужели тебе не хотелось бы иметь больше свободного времени? Вам обеим не мешало бы слетать куда-нибудь на отдых, — его голос прозвучал до того самоуверенно, что Эльзе захотелось его ударить. — Я вам не детка и я по-прежнему считаю, что это бессмысленный разговор. Вы не получите нашу компанию! — не выдержала она, устав от того, что её держат за идиотку. — Какие же вы все горячие… — его голос изменился, стал серьезным и угрожающим. — Ещё раз говорю, подумай. Хотя бы ради Анны, ведь может так случиться, что ее благополучие может зависеть от меня. Джейкоб завершил звонок, и в телефоне прозвучали короткие гудки. Эльза с тяжелым вздохом опустила голову на сложенные перед собой на столе руки. «Пока ничья, но хорошо то, что он не подозревает, что его хитроумный план провалился. Как минимум один козырь мы у него отобрали» Помня о брезгливости дяди, Эльза почти на сто процентов была уверена, что он не станет лишний раз выходить на связь с наемниками, похитившими Анну, и, возможно, ещё есть немного времени прежде чем он узнает, что они уже мертвы. Но одна большая проблема всё-таки оставалась — как склонить совет директоров на свою сторону? Многие из них до сих пор придерживаются консервативных взглядов и считают, что она занимает должность не по силам. Даже некоторые старые друзья отца из самых искренних побуждений советовали ей отойти от дел и передать управление в более опытные, надёжные руки. — Как же я устала, — прошептала она. Руки ещё дрожали, но нервное напряжение после разговора понемногу отпускало. Эльза надавила холодными пальцами на ноющие от боли виски и посмотрела на рамку с фотографией, которая стояла на столе — их семья незадолго до катастрофы. Как хотелось, чтобы отец гордился ею! Если она сейчас сдастся, то никогда не сможет с чистой совестью думать о родителях. Она всегда будет чувствовать, что подвела их…

***

За окном давно стемнело, дождь с каждым порывом ветра бросал капли в окна щедрыми пригоршнями, словно желая намекнуть этой канонадой, что люди — всего лишь маленькие, беспомощные существа, которые находятся в плотном кольце его блокады. Беспрерывная погодная осада длилась уже третий день, удивляя даже местных жителей, заставляя сидеть в доме и передвигаться короткими перебежками в случае необходимости выйти на улицу. Занятия верховой ездой, которые так полюбила Анна, пришлось пока прекратить, что не могло её не расстраивать. Кристоф со Свеном, Клифф и дед Пабби как раз в срочном порядке ушли чинить внезапно потёкшую крышу амбара, надеясь спасти от промокания запасенное на зиму сено, и Анна с Элли остались в доме вдвоем. Очередное завывание ветра загудело в дымоходе, едва поколебав ярко горящее пламя в камине. От его потустороннего голоса Анна поежилась, отложила книгу и плотнее натянула рукава кофты на зябнущие пальцы. Неотвратимо приближалась ночь — её самое нелюбимое время суток. Сейчас, в оранжевой от пылающего огня в очаге гостиной, в компании Элли, сидящей с рукоделием в глубоком кресле, ночь не так пугала её, но чувство, что скоро она окажется в одиночестве своей темной спальни, угнетало Анну, и ей всеми силами хотелось отстрочить этот момент. С тех пор, как уехали Стефани и Хлоя, Анна не спала ни одной ночи. Уставившись в трескучее пламя, она почувствовала, как у нее темнеет в глазах и кружится голова. Уставший и истощенный бессонницей мозг уже почти ничего не соображал, но, боясь отключиться, она тряхнула головой, чтобы отогнать марево, и снова взяла книгу, надеясь, что это поможет развеять сон. Спать Анна тоже боялась. Стоило заснуть, как ей начинало казаться, что мерзкие щупальца с жирным чмоканьем тянутся к ней из темных углов, или, что еще хуже — ей снился тот проклятый урод, считавшийся её дядей. Одна мысль о нем снова заставила её вздрогнуть от отвращения. Ещё хуже бывало, когда вдруг в темноте, в очередную бессонную ночь, Анна начинала чувствовать, что реальность вокруг неё искажается. Комната ли увеличивалась до огромных размеров, словно расширяющаяся Вселенная, или она сама сжималась, будто точка в конце предложения длинною в её жизнь — сложно было сказать, но, чувствуя это кожей и больным своим мозгом, Анне хотелось свернуться в калачик и умереть в ту же секунду, настолько это было невыносимо. Анна снова поёжилась, со страхом следя за тем, что Элли уже заканчивает чинить вязаный свитер Клиффа — это значило, что скоро она встанет из кресла и оставит её наедине с ужасом приближающейся ночи и выматывающей бессонницей. «Это всего лишь твоё воображение», — машинально повторила Анна про себя. Она уговаривала себя таким образом постоянно, но не могла с уверенностью сказать, что это работало. Элли украдкой посмотрела на Анну и вздохнула. Темные мешки под глазами на бледном лице девушки и её отсутствующий взгляд уже давно беспокоили сердобольную женщину, как и то, что она почти ничего не ела. Элли отложила рукоделие в сторону, сняла со вздохом очки и покашляла, привлекая внимание Анны. — Скучаешь по дому, детка? — спросила она заботливо. Анна вздрогнула, возвращаясь в реальность. В задумчивости она опустила глаза вниз, будто надеясь, что найдет ответ в танце отсветов от камина на ковре. Первой мыслью было всё отрицать, чтобы не тревожить гостеприимную хозяйку, но что-то тяжелое подкатило к горлу, прося, даже требуя, чтобы ему дали выход. Она так устала притворяться. — У меня нет дома, — прошептала Анна. Она неосознанно сцепила пальцы так сильно, что побелели костяшки, плечи поджались. Анна почувствовала, что дрожит. Повисла неловкая пауза. В ту же секунду она пожалела о сорвавшихся с языка словах и ей захотелось взять их назад. — Я даже не знаю что сказать… — начала Элли. — Знай только, что мы здесь всегда будем рады тебе. Не думай, что я глупая сентиментальная старуха, но за эти пару дней я так привязалась к тебе, как будто ты мой родной ребенок. Анна подняла на нее удивленный взгляд. — Вы так добры ко мне, — сказала она, грустно улыбнувшись. — Спасибо вам большое. — Я очень переживаю за тебя. Может поделишься, что тебя так тяготит? У Анны всё замерло внутри. — Что вы имеете ввиду? — Брось, только слепой не заметил бы этого. Не думай, что раз я ношу такие толстые очки, значит ничего не вижу, — она потрясла ими в воздухе и по-доброму улыбнулась. — Я не из любопытства спрашиваю. Просто знаешь, когда мы постоянно держим тревоги в себе, они растут и растут, пока не превращаются в огромный, неподъемный камень. А под его весом не можешь даже разогнуться, не говоря уже о том, чтобы идти вперед. Анна задумалась над словами Элли. Именно это она и чувствовала — как будто ещё несколько мгновений, и она просто упадёт под этим весом, давящим на неё днем и ночью. Упадёт и больше не поднимется. В Элли она ощутила то, чего ей не хватало все эти годы — мудрости, которая приходит с прожитыми годами и жизненным опытом. Так хотелось опереться на кого-то знающего, сильного… Чтобы кто-то сказал, что всё будет хорошо. Так хотелось выговориться… И Анну словно прорвало. — Элли, знаете, я просто не понимаю, почему бывают такие плохие люди? Почему они продолжают жить, как ни в чем не бывало? Их совсем не мучает совесть? — сказала она с отчаянием в голосе. — Это одни из самых сложных вопросов, дорогая, — ответила Элли, после длительной задумчивости. — Не хочу тебе говорить о равновесии между добром и злом, и о прочей подобной чепухе. Я не верю в то, что мы не могли бы ценить добро, не познав зла. Подумай, если бы это было так — смогли бы мы в детстве так самозабвенно любить маму и папу, радоваться красоте и любить жизнь, ведь мы тогда ещё не прочувствовали зла? Наоборот, стоит только всему этому войти в нашу жизнь, радость сразу становится какой-то словно горьковатой. На глаза Анны навернулись жгучие слёзы, и она сжала губы, стараясь сдержать рвущиеся наружу эмоции. — Моё детство закончилось, когда умерли мама с папой, — тихо сказала она. — Знаю, дорогая… Ни один ребенок не заслуживает того, чтобы пройти через такой ужас. — А потом… — голос Анны превратился в едва слышный шепот, прерываемый частыми всхлипами, и Элли пришлось наклониться вперед, чтобы разобрать слова. — Человек, которому я доверяла, использовал меня… А это похищение… Я не могу чувствовать себя в безопасности, где бы я не находилась. Я постоянно жду, что должно случиться что-то плохое. Я так устала быть совершенно одна… Анна спрятала покрасневшие от слез глаза в ладонях. Элли не всё поняла из сказанного Анной, но вместо того, чтобы расспрашивать, подошла к ней и, присев рядом на подлокотник кресла, крепко обняла ее вздрагивающие плечи и погладила по рыжим волосам. — Это ужасно, дорогая моя, бедная девочка. Анна заплакала ещё сильнее, чувствуя, что не в силах сдержать новый поток слёз, вызванный добрыми словами Элли. — Анна, дорогая, а хочешь горячего шоколада с печеньем? — спросила Элли, когда она немного успокоилась и стала всхлипывать немного реже. — Мама всегда делала горячий шоколад, когда я плакала, — улыбнулась Анна сквозь слезы. — Вот и отлично. Пойдем на кухню, я не собираюсь оставлять тебя тут одну. — Спасибо вам, Элли. — Не за что, дорогая. «Неужели на самом деле помогает, если просто поделиться с кем-то своими проблемами?», — подумала Анна, чувствуя, что на душе стало немного светлее, а камень, лежащий на сердце, словно немного уменьшился.