По моим мечтам ступаешь ты

Acylum - Angel Wynardtage - Closer Имей я неба вышитого шелк Цвета златых лучей и серебра свеченья, Туманно-голубой и темно-синий шелк Из света, тьмы и сумеречной тени У ног твоих его бы расстелил Но я бедняк, и все что есть - мечты мои К твоим ногам я постелил мои мечты Ступай же осторожно, по моим мечтам ступаешь ты.

      Тяжелый терпкий воздух пахнул дымом и сыростью. Смеркалось, небо затянуло плотными тучами и смогом. Город казался черным: что ряды одинаковых небоскребов, что люди, спешащие по своим делам, чтобы успеть до начала комендантского часа. Отряд идеологической полиции управления общественной безопасности направлялся в секретное убежище диссидентов. Наводка поступила от анонимного информатора. По имеющимся сведениям, это был один из главнейших оплотов контрреволюционного движения, поэтому на операцию прибыл сам инспектор Ван.       Он уверенно шел впереди, держа в руках пистолет-пулемет. Его внешний вид был безупречен, как и полагалось человеку его должности: с зачесанных назад смоляных волос не выбивалась ни единая прядь, а черное двубортное пальто с воротником-стойкой идеально сидело по фигуре. На левом плече сверкала красная звезда. Дверь помещения заброшенного склада была выломана, и инспектор Ван первый вошел внутрь, чтобы убедиться, что диссиденты действительно укрываются там. Шестеро мужчин и три женщины, один оказал вооруженное сопротивление. Инспектору пришлось застрелить его на месте. Остальных схватили и увезли на допрос, найденную на месте запрещенную литературу и прочие представляющие опасность для режима вещи изъяли.       Как только они заговорят и предоставят нужную информацию, сразу же будут убиты.       Как этот парень, лежавший на бетонном полу и истекавший кровью. Инспектор Ван смотрел на него с привычным каменным выражением на лице. Тот был его ровесником, может, даже чуть младше. Он мог бы стать успешным членом общества, построить блестящую карьеру и трудиться на благо государства. Но выбрал путь сопротивления. Путь смерти, иными словами. Выбор не приемлет жалости. Рутина же пресекает ее на корню. Слишком много безжизненных лиц слились в одно, не поддающееся опознанию.       - Борьба с диссидентами продолжается, комиссар. Сегодня мы обнаружили и уничтожили одну из их баз, — докладывал инспектор: его взгляд и голос были совершенно лишены каких-либо эмоций. — Сейчас проводятся допросы, чтобы выяснить наличие и местоположение других.       - Рад слышать, инспектор Ван. Безопасность и порядок превыше всего. Я возлагаю на вас большие надежды. Не подведите меня. — Губы комиссара растянулись в сдержанной улыбке.       - Сделаю все возможное. — Инспектор поклонился и покинул кабинет комиссара, думая о предстоящем расследовании.       Достижения инспектора Вана были весьма выдающимися для его возраста. То, как он взлетел по карьерной лестнице, как легко расправлялся с контрреволюционной заразой, как хладнокровно и безукоризненно выполнял свою работу. Порой казалось, что он робот, а не человек. Еще несколько уничтоженных баз, и он мог бы претендовать на повышение. Еще пару десятков смертей, и он мог бы…       Входная дверь почти бесшумно отворилась, и Сяо Чжань поежился от пронзившего его сквозняка. Он обладал чудесной способностью чувствовать его присутствие еще на лестничной клетке: из раза в раз. Ошибок еще не случалось.       С тех пор, как он стал служить им, Сяо Чжань носил траур.       Хлопковая белая рубашка прикрывала большую часть медовой кожи, но все же это не спасало: он видел и шею, и кисти рук. Достаточно, чтобы потерять рассудок. Его шаг всегда был тихим и мягким, словно он не ходил, а крался, и от этого Сяо Чжань снова поежился, но не повернулся, ощущая затылком пристальный взгляд. Вид за окном оставлял желать лучшего. Тридцать пятый этаж. От него осталось бы всего лишь мокрое пятно. Теплая широкая ладонь осторожно легла на его плечо, и Сяо Чжань рефлекторно коснулся ее пальцами. Но удержался от того, чтобы прильнуть к ней щекой.       - Имей я неба вышитого шелк, цвета златых лучей и серебра свеченья, туманно-голубой и темно-синий шелк из света, тьмы и сумеречной тени, у ног твоих его бы расстелил. Но я бедняк, и все что есть — мечты мои. К твоим ногам я постелил мои мечты. Ступай же осторожно, по моим мечтам ступаешь ты.       Низкий чарующий голос полушепотом прозвучал над самым ухом. Сяо Чжань чувствовал его дыхание и упивался им. И ненавидел себя за это. Любить его — значило предать самого себя. Сяо Чжань предавал себя каждый день. А черные небоскребы за окном насмехались над ним и над его белыми одеждами. Вдруг он ощутил, как нечто гладкое и холодное коснулось его свободной ладони: он тут же сжал предмет в руке и поднес ближе к окну, хотя уличные фонари едва ли служили достаточным освещением. Золотой браслет искусной работы с изображенными драконом и фениксом. Такие когда-то, очень и очень давно, надевали на свадьбу.       - Где ты достал его? — Голос Сяо Чжаня казался обеспокоенным.       - Спас из хранилища вещественных доказательств. Его должны были переплавить в бесполезный слиток. Я подумал, что тебе понравится. — Он обхватил напряженные локти, и его губы невесомо, почти неосязаемо коснулись мягкой щеки.       - Это же преступление. Хранить подобные вещи — преступление. Ты совершил преступление и хочешь сделать меня соучастником, подарив его мне. — Сяо Чжань развернулся к нему, блеснув рассерженным взглядом. — Ван Ибо, иногда я совершенно не понимаю, что творится у тебя в голове. Ты… ты…       Суровое лицо Ибо тронула благостная улыбка. Спустя пару секунд он заключил старшего в крепкие объятия. Ван Ибо был родным и теплым, полным умиротворения и незыблемых надежд. Но также от него пахло сыростью. Порохом. И кровью. Сяо Чжань вцепился руками в его спину, словно боялся отпустить и потерять навсегда, и втиснулся в его тело сильнее. Ласковые ладони гладили его поясницу, обещая безопасность и изъявляя обладание. Он искренне верил, что обладал. И, пожалуй, он был прав.       - Когда ты остановишься? — дрожащим голосом спросил Сяо Чжань. К горлу подкатывал ком, а глаза пощипывало.       - Скоро, гэ. Совсем скоро. Ты же знаешь, мне нужно добиться определенного положения, чтобы иметь возможность влиять на ход вещей. Я ни на секунду не забываю о своем плане. — Ибо нельзя было не поверить. Слишком убедительно он выглядел и звучал. Слишком ясными и честными были его глаза.       - Скоро? Ты уже говорил это. Год назад. И два года назад тоже. Скольких ты уже убил? — Сяо Чжань сорвался на крик, но сразу же замолчал. Уши были повсюду. Доложить мог любой из соседей.       - Не имеет значения. Это небольшие жертвы, учитывая масштабы замысла. — Лицо Ибо снова стало каменным. В такие моменты старшему казалось, что его Ван Ибо исчез бесследно пять лет назад. А этот человек, стоящий сейчас перед ним — просто подделка. Сносная, но не полная копия.       - Что? Ты серьезно? Ты убиваешь в том числе и таких, как мы, Ибо. И при этом смеешь дарить мне свадебное украшение. Мне противно от этого цинизма и лицемерия. — Сяо Чжань с гримасой ярости вырвался из его объятий. Взгляд Ибо пронизывал насквозь.       - Тогда выбрось его в окно, — ледяным голосом произнес он.       - Я лучше сам выброшусь. — Подбородок Сяо Чжаня задрожал. Он старался безотрывно смотреть в глаза, но когда Ибо находился в подобном расположении духа, это превращалось в пытку.       - Прекрати быть ребенком, — выпалил младший, и его губы сжались в тонкую линию. — Глупым нетерпеливым ребенком. Взгляни, в каком мире мы живем. А ты хочешь все и сразу. Хочешь без жертв.       - Тогда почему жертвы — не мы?       Глаза инспектора Вана расширились в исступлении. Теперь он был уверен, что губительные мысли его возлюбленного представляли настоящую опасность. Сяо Чжань не просто думал — он обдумывал. Мир, в котором они жили, был угрюм, бесцветен и жесток. Этому миру была ненавистна их любовь. Ван Ибо же была ненавистна жизнь без Сяо Чжаня. Даже на миг представив, что он может его лишиться, внутри все стыло от ужаса. Его Чжань-гэ никогда не хотел быть избранным. Он просто хотел, чтобы его любили. Но не ценой жизней других.       - Не говори так. Пожалуйста, никогда не говори так. Все, что я делаю, я делаю ради тебя. Я каждый день просыпаюсь ради тебя. И меня воротит не меньше. Больше. Ведь это мои руки по локоть в крови. — Ибо снова приблизился и уперся лбом в лоб Сяо Чжаня. — Просто жди. И верь мне. Верь. — Последнее было сказано с бессильным отчаянием. Старший увидел блеск в глазах напротив, и теперь он наконец узнал их. Это были молящие глаза его любимого Ван Ибо.       - Потому что я ступаю по твоим мечтам? — спросил Сяо Чжань сквозь судорожную улыбку.       - Да. Потому что это все, что я могу дать тебе сейчас.       Губы Ибо были горячими, как раскаленный металл. В противовес холодному ветру, то и дело врывающемуся в комнату резкими порывами. Белая хлопковая рубашка терлась о жесткую черную ткань пальто, и Сяо Чжань трепетно касался его плеч, его шеи, его лица. Он так сильно любил Ибо, что утопал в каждом прикосновении, дышал не воздухом, а их поцелуем. Горьким ровно настолько, насколько и сладким. Он любил Ибо улыбчивым студентом. Любил безжалостным палачом. Он любил Ибо любым и именно поэтому все чаще стоял у раскрытого нараспашку окна, надеясь, что ветер унесет его чувства, и тогда точно не придется быть мокрым пятном на асфальте.       А пока оживал он лишь в руках Ибо, чьи подушечки пальцев творили волшебство, очерчивая каждый изгиб его истосковавшегося по любви тела. Когда Ибо трогал его, целовал его, был в нем, тьма развеивалась, и их черный мир словно наполнялся красками. Он видел и лазурное небо, и оранжевое солнце, и зелень лугов. Он видел все это и чувствовал, пока Ибо был рядом. Но как только Ибо уходил, все возвращалось на прежние места. А Ибо уходил всегда. Чтобы быть тем, кем он стал.       Верил ли ему Сяо Чжань? Он уже и сам не мог понять. Казалось, что кроме любви и боли он не знал ничего. И когда он смотрел на красивое умиротворенное лицо спящего в его постели Ван Ибо, он чувствовал себя счастливым и несчастным одновременно. Их будущее могло быть раем, а могло обратиться в ад. Ощутив прикосновение мягких губ, Ибо пробудился, беззаботно улыбнувшись, и притянул к себе, чтобы поцеловать еще раз — откровеннее. После завтрака он, как обычно, покинул чужое жилище, намереваясь вернуться через пару дней.       В тот день Сяо Чжань надел подаренный браслет: его золото ослепительно сияло в окружающей черноте.       Словно падающая с неба звезда.       Ступай же осторожно,       по моим мечтам       ступаешь ты.