Мой сладкий кошмар

      Джин       Как добираюсь до казармы — не понимаю, вообще не помню ничего. Осознание реальности приходит в тот момент, когда я сижу на коленях у Дейза, Трент гладит мои дрожащие руки, а Тина сидит в моих ногах.       — Джин, ты слышишь меня? — Трент поднимает на меня красные усталые глаза.       — Да, — говорю хрипло и сразу удивляюсь своему голосу. Несколько секунд пытаюсь понять, что произошло, перевожу взгляд на ребят, что стоят полукругом вокруг нас, смотрят на меня с сожалением. И вдруг наконец до меня доходит: — Эрик! — вскрикиваю, срываясь с колен друга, но руки Дейза ловят меня, возвращая на место.       — Успокойся, милая, всё в порядке, — его голос звучит успокаивающе, но недостаточно, хотя, я и не предпринимаю попыток увернуться от его рук, но чувствую, как задыхаюсь, и парень сразу расслабляет хватку.       — Воду, Трент! — почти кричит Тина и друг быстро хватает кружку из рук кого-то позади, подруга быстро запускает пальцы в жидкость и начинает брызгать мне на лицо.       — Что ты делаешь? — удивлённо раскрываю глаза, сморгнув холодные капли.       — Ой, прости, — она виновато смотрит на меня, — Я думала у тебя опять истерика.       — Истерика? У меня была истерика? — теперь понимаю, от чего провал в памяти, хотя, не удивительно что мой бедный мозг среагировал именно таким образом. Чтобы не дать мне сойти с ума от страха, унижения и вообще всего того кошмара, что произошёл.       — Да, но всё закончилось, милая, — Тина осторожно убирает с моего лица мокрую прядь. — Всё позади.       Согласно киваю головой — всё действительно закончилось. Мысли на мгновение ведут к той девушке из Отречения, которую эти уроды изнасиловали. Ей не повезло так, как мне. У неё не было того, кто есть у меня. Эрик…       Спустя час, всё в казарме возвращается на круги своя, ребята занимают каждый свои места. И только мы с друзьями сидим по прежнему вместе, на одной койке, и молча думаем, каждый о своём.       Почему-то я уверена на все сто процентов, что близнецов мы больше не увидим, и будь я проклята, если эта уверенность не делает меня счастливой. А что на счёт Беллы — девушка так и не возвращается в казарму. Не знаю, что именно они ей сказали, чтобы она меня заманила к ним, но явно у них были рычаги давления. Конечно, мы с ней не подруги, но я никогда не замечала за девушкой гнилые поступки и проблески мизантропии.       — Они… — Дейз нарушает первым тишину, но не может закончить предложение.       — Нет, — отрицательно качаю головой, — Если бы он опоздал всего на пару минут… — от воспоминания по спине пробегают мурашки, и я неприятно ёжусь.       — Больные ублюдки, — с отвращением говорит Трент. — Они всё продумали, подмешали нам хрень какую-то.       — В смысле? — смотрю на друзей, то на одного, то на другого.       — Что-то было в чае, — пожимает плечами Дейз, — Вот почему мы отключились.       — А я не допила чай, — согласно кивает Тина, — Потому что они ныли, что хотят спать.       Я в очередном шоке за сегодня пытаюсь переварить информацию.       — Ребята, давайте по порядку, мой мозг в данный момент просто не способен на логические мысли.       — Я не могла их разбудить, — шепчет Тина, её голос звучит низко, взволнованно, словно она вновь переживает тот момент. — Я пыталась, но никак не получилось, тогда я решила проверить тех, — замолкает на секунду, — И когда поняла, что на их койках другие ребята, которым, кстати, они дали обещание не калечить в поединках, побежала к Эрику. Ведь ты сказала, что Фора не будет во фракции.       — Нам нужно это всё рассказать Максу, — игнорирую слёзы, которые непроизвольно катятся по щекам.       — Сперва мы подождём и посмотрим, что с ними сделал Лидер. — отвечает Трент.       — Скорее всего, они уже трупы, — уверенно выдаёт подруга, — Он был зол.       — Он был в ярости, — шмыгаю носом, — От меня одни проблемы.       — Эй, это не твоя вина, подруга! — Тина берёт мою руку в свою. — Так же, как и не была вина той девушки.       — Она права, — Трент с Дейзом отвечают в один голос.       — Всё будет хорошо, вот увидишь, — Тина встаёт и, обойдя кровать Трента, толкает её к моей, в отличие от нашей койки она не двухъярусная. — А пока нам всем нужно отдохнуть.

***

      Не желая создавать лишних проблем, мы встаём по звонку будильника. Приняв душ, вместе со всеми отправляемся в зал, и тут нас ждёт сюрприз в лице Зика и его подопечных урожденных.       — Всем построиться! — командует Зик, и мы послушно встаём в строй напротив его группы. — Сегодня по стечению обстоятельств я ваш инструктор, — он ходит вдоль шеренги. — Заниматься будем по моим правилам, — на секунду останавливается перед нами и смотрит на Тину, затем продолжает шагать. — Я ожидаю от вас исключительной отдачи. Не ударьте в грязь лицом, не подставляйте своих наставников.       После пламенной речи мы дружно начинаем занятия, только вот все мои мысли о Нём.       — Если бы с ним что-то случилось, мы бы узнали, — Трент держит грушу, пока я отрабатываю удары.       — Да, я знаю, — говорю, задыхаясь.       — Это я так, чтобы ты перестала так сильно колотить грушу, я сейчас отлечу.       — Ой, прости, родной, — немного расслабляюсь, но по-прежнему не могу нормально дышать и мыслить. Конечно, Трент прав, если бы с Эриком что-нибудь случилось, мы узнали бы, это факт.       — Я выяснила, — Тина бежит к нам через весь зал. — Они мертвы.       — Чёрт, — замираю и опираюсь руками на бёдра. — Я этого боялась.       — Почему это? — Тина удивлённо смотрит на меня.       — Потому что нельзя просто взять и убить неофитов, — Дейз возникает из ниоткуда, и мы втроём, вздрогнув, оборачиваемся к нему. — Если даже они и последние твари, — добавляет, пожимая плечами.       — Эй, вы там! — Зик направляется в нашу сторону, и мы принимаем стойку смирно. — Какого черта устроили базар?       — Просим прощения, инструктор, — говорит Тина. — Кое-что случилось, и мы немного волнуемся.       — Волноваться будете в свободное от занятий время, — говорит строго и спокойно. — А сейчас марш за работу.       — Есть командир, — отвечает подруга, причём, мне знаком этот тон, обычно я так отвечаю Лидеру.       Парень смотрит в след Тине и загадочно ухмыляется, но заметив наш с Трентом взгляд, снова принимает строгое выражение лица и отходит от нас.       — И она туда же, — качает головой Трент.       — В смысле? — спрашиваю, возобновляя упражнение.       — Что вас так привлекает в этих парнях? — задаёт вопрос, но, подумав, добавляет. — Кроме накачанных тел и сурового нрава.       — О, милый, это не совсем так, — останавливаюсь на секунду, — Не знаю, чем привлёк Тину Зик, а вот Эрик убил моего щеночка.       — Щеночка? Это метафора такая? — спрашивает, вздёрнув бровь.       — Нет, в прямом смысле, — пожимаю плечами. — Это долгая история.       Друг собирается задать вопрос, когда мы слышим беседу двух урожденных. Нас привлекают слова «Лидер», «убийство» и «наказание».       — Не волнуйся, с ним ничего не случится, — шепчет Трент, наклоняясь ко мне, обнимая грушу.       — Я должна увидеться с ним, — отвечаю, уже чувствуя, как задыхаюсь от волнения.       Эрик       В последние дни я ловлю себя, что часто стал размышлять о том, как бы могла сложиться моя жизнь — родись я в нормальной семье. Будь мой отец, к примеру, охранником в кампусе Университета Эрудиции, а мать — простым лаборантом. Если бы они не были светилами современной науки, а были бы просто родителями. Если бы я вырос не в интернате, а рядом с матерью, которая готовит блинчики по утрам, и с отцом, который помогает делать домашку по электро-механике и в выходные тренирует меня в рукопашке.       Но всего этого у меня не было. Были лучшие учителя, выходные дома, в лучшем случае, раз в полгода, шикарная комната на одного. Мои родители отваливали кучу денег за то, чтобы не растить меня самим, чтобы это делала фракция. Для чего они вообще произвели меня на этот свет — по сей день для меня остаётся загадкой. Мой интернат был элитным учебно-воспитательным заведением, но в нем были решетки на окнах. Все мои сокурсники, те, кто младше, старше — все поголовно здесь были из таких семей, как моя.       Я покинул эту фракцию с лёгким сердцем, я бы сказал, даже в спешке, преследуемый страхом, что сейчас вдруг что-то изменится, и я снова вернусь в эти вычурно-белые стены. И самое мерзкое то, что этот панический страх самым первым показался в моем пейзаже и, в отличие от большинства других, остаётся со мной по сей день. Фактически, каждый раз, когда мне приходится ехать сюда, я словно заново прохожу пейзаж, с той лишь разницей, что окружающие меня люди в реальности обладают лицами и не тянут ко мне свои цепкие пальцы.       Когда меня неожиданно первый раз посетил сон с участием Джин, — непосредственным и, так сказать, очень глубоким, — конечно я первое время был в шоке. Но позже я стал ей даже в какой-то мере благодарен. Странная одержимость этой девчонкой практически свела на нет мои ночные кошмары. И если бы не эти два извращенца, возможно, я и вовсе смог бы избавиться от этой фобии. Но каждый раз, когда я смотрел на них, на их омерзительные выходки, порою отсутствующие взгляды, я понимал: у нас разница всего в два года, но я их не знаю. И что это означает? Что эти ублюдки росли в семье. Их влиятельный папаша не избавился от такой обузы, как сыновья-психопаты, отдав их на полное попечение фракции. Он предпочел их вырастить и даже, наверняка, любил их, какими бы они ни были. Но сейчас их не стало, и я должен в ускоренном темпе уладить этот момент с Джанин, попытаться задавить на корню назревающий конфликт между нашими фракциями.       Пока иду по коридору штаба Эрудиции, изо всех сил стараюсь взять себя в руки и подавить ярость, которая уже не позволяет полноценно вздохнуть. Существует ли такой вариант, что белокурая сука не знала, кого отправляет на мое попечение? Конечно же нет! В этом я убедился ещё разговоре с инспектором. Ее маниакальная потребность контролировать всё и повсюду ни каким образом бы не смогла пропустить такую деталь, как два психопата, проходящие церемонию выбора. Они с их отцом умышленно сбагрили этих ублюдков. Чем именно они руководствовались в данном случае, мне не особо интересно, но этот разговор, ещё даже не успев состояться, заранее вызывает оскомину на зубах.       — Неожиданно, но всё равно я рада, — сидя в своём кресле, Мэтьюз улыбается. Как всегда — сама сдержанность и величие.       — Я по делу, — отвечаю коротко, недовольно нахмурившись.       Стараюсь держать себя в руках и не выдавать своей злости, но удается с трудом. Хотя, конечно, я понимаю, что сейчас не в моих интересах даже просто дерзить. Но в данный момент, как никогда, из меня так и прёт Эрудиция. Гребаное врождённое высокомерие и гонор вкупе с гневом — не лучшие помощники в дипломатических беседах.       Джанин снисходительно скалится. Гляди-ка, сама грациозность. Поднимается с кресла, не идёт, а плывет по кабинету к кофемашине.       — Кофе? — отрицательно качаю головой. — Уверен?       — Абсолютно. Обойдусь.       — Что ж, тогда сразу к делу? — говорит вроде бы недвусмысленно, но мне почему-то во всем видится сексуальный подтекст.       Напряжённо и коротко улыбаюсь.       — Сразу к делу. Я пришел обсудить двоих неофитов, которые прибыли из Эрудиции, — пытливо сверлю ее взглядом, и ее лицо заливается краской. Иронично хмыкаю. Неужели? Она даже на это способна?       Мэтьюз, не успев усадить свой царственный зад обратно в кресло, обходит стол и садится рядом со мной на диван.       — Я знала, что рано или поздно этот разговор состоится, — кладет руку мне на бедро. — Пойми меня правильно. Мы должны были…       — Их больше нет, — не позволяю ей договорить. Поднимаюсь с дивана и направляюсь к окну. Мне даже не обязательно ее видеть, чтобы знать, какое выражение сейчас на ее красивом лице.       — Прости, что? — Джанин поднимается следом. — Я не совсем поняла. Что значит, нет? С ними что-то случилось?       — Мгм, — приоткрыв ставню, достаю сигарету и подкуриваю. — Случилось. Я случился, — делаю затяжку и, выпустив дым, наблюдаю, как он мгновенно рассеивается в вечерней прохладе.       — Если можно, с этого момента по-подробнее.       — Какие именно подробности тебя интересуют? — цежу сквозь зубы, выбросив недокуренную сигарету в окно. — Как я стащил одного из них с неофитки, которую он хотел изнасиловать, пока братец держал её и ждал своей очереди? Или, может, кому из них раньше я шею свернул? — двигаюсь в ее сторону, сжав кулаки, и она непроизвольно пятится. — Скажи, как будет удобнее предоставить подробный отчёт? Может, в письменной форме? Но, в таком случае, я и от тебя жду объяснений. Ты ведь знала, кого посылаешь под мою опеку, не так ли? Чем, интересно, вы с их папашей в тот момент руководствовались?       — Фракцию они выбрали сами.       — Что показал предварительный тест?       — Он показал Эрудицию.       — Вот как, — недобро усмехаюсь. — Тем не менее, оба ублюдка выбрали Бесстрашие. Они думали, что смогут там спокойно творить беспредел? Что ж тогда не остались под крылом у папаши?       — Им были здесь не рады, — она прячет взгляд, наверняка, думая, что я не в курсе их прошлого.       — Я даже знаю, почему, — наблюдаю, как ее аккуратные брови взлетают ко лбу. — Ты думала, я не смогу навести о них справки?       — Для чего тогда все эти вопросы?       — Хотел получить твои объяснения, — беру со стола стакан и наливаю холодной воды из-под крана, опрокинув её в себя залпом.       — Ты убил двух мальчишек только за то, что они захотели кого-то поиметь? А ты не думал, что девчонка сама напросилась?       Её опрометчивое заявление приводит меня в такую ярость, что я мгновенно теряю контроль над собственным телом. Сжимаю стакан с такой силой, что он лопается в моей руке, и острые стекла впиваются в ладонь. Было бы здорово, если бы на месте стакана был её череп.       — Эта девушка перешла к нам из Отречения, и она ни на что не напрашивалась, — шиплю, вытащив стекло из ладони и швырнув его на пол. — А то, что они психопаты и садисты, мы заметили сразу. Ты и сама это прекрасно знаешь.       — Я приглашу медсестру, — она подходит к столу и нажимает на кнопку внутренней связи, но я нажимаю отбой.       — Мне не нужна медсестра, — уничтожаю ее взглядом, снимаю с крючка полотенце над краном и затягиваю рану. Краем глаза отмечаю, как пронзительно ярко выглядят бордовые капли на белом покрытии пола, и брезгливо кривлюсь. — Нам нужно всё это удалить таким образом, чтобы избежать конфликта между фракциями.       — Думаешь, я не понимаю?       — Скоро день посещений. Папаша, наверняка, воспылает желанием увидеть своих выродков, — презрительно хмыкнув, едва сдерживаюсь, чтобы не сплюнуть на пол. — Я не боюсь ответственности. Если под сывороткой правды меня спросят, как обстояло дело, я смогу лишь ответить, что в тот момент они представляли угрозу для моей жизни, — понимаю, что конкретно сейчас кривлю душой. Как ни крути, но угрозы для жизни в моем случае они не представляли. Я легко мог бы просто их вырубить. Но об этом ей задумываться совсем не обязательно.       — С их отцом я всё улажу, — Джанин возвращается в кресло. — У меня есть весомые рычаги давления. Пришлите тела в Эрудицию.       Коротко киваю и, развернувшись на пятках, спешу поскорее покинуть её кабинет и вообще всю эту омерзительно-тошнотворную стерильность, от которой нестерпимо гудит голова. Ещё час назад, помимо прочего, я должен был сообщить Мэтьюз, что наша разведка установила собственное наблюдение за штабом и Эрудицией в целом. Но после этого разговора уровень моего доверия к Джанин скатился ниже, чем я мог бы себе представить. В принципе, так будет даже лучше.       Джин       — В коридоре никого, — Дейз прикрывает дверь казармы, но не закрывает совсем, пока я натягиваю куртку. — Будь осторожна.       — Милый, в принципе, мне уже некого бояться, — вздыхаю, поднимаясь на цыпочки и целуя друга в щёку.       — И то верно, но мы не спим, если что, — шепчет Трент.       — Да, если вдруг ты, как обычно, по традиции, вернёшься на его руках, спящей, — хихикает Тина. Смотрю на неё строго, но без особой злости. Подруга сегодня сама не своя, а ведь мы всего один день провели с Зиком.       Помахав друзьям, выхожу из казармы и направляюсь к Эрику. Понятия не имею, что скажу ему. Наверное, начну со слов благодарности, или сразу перейду на тему проблем, которые у него, скорее всего, возникли из-за меня. А может и вовсе буду молчать и слушать какая я глупая, наивная и всё такое.       Решаю, что нечего гадать, вот сейчас он откроет дверь, если, конечно, откроет, тогда и решу, что сказать.       Постояв минут десять под его дверью, наконец решаю постучать. Как ни странно, он открывает сразу.       — Привет, — поднимаю на него взгляд, он совсем не выглядит так, как будто спал, наоборот. Эрик всё ещё в рабочей одежде, несмотря на столь позднее время. Его рука замотана в полотенце, насквозь пропитанное кровью, и от этого вида моё сердце болезненно сжимается. Неужели он поранился, когда разбирался с близнецами?       — Чего тебе? — спрашивает тихо низким голосом, осматривая меня с ног до головы.       — Я хотела… — замолкаю, пытаясь вспомнить, с чего собиралась начать разговор, но мои мысли уже давно сбились в кашу, как только я увидела его. — Я пришла поговорить, — шепчу, смущённо опуская взгляд.       — Ну, проходи, раз уж пришла, — он отходит, впуская меня в свою квартиру. Неуверенно ступаю за порог, и первое, что попадается в глаза — это бутылка виски на столике, без бокала, значит, он не ждал гостей. Хотя, собственно кого ему ждать, учитывая, что Тоби нет во фракции, а с девками он вряд ли выпивает. — Виски? — спрашивает, видимо, проследив мой взгляд.       — Нет, спасибо, — отрицательно качаю головой.       — О чём ты хотела поговорить? — начинает разговор, когда наше молчание затягивается.       — На самом деле, я не знаю с чего начать, — признаю честно.       — С начала, — предлагает Эрик, подходя к шкафу и доставая чистое полотенце.       — С начала? — вздыхаю, протирая ладони о свои бёдра, от волнения они вспотели, и это не удивительно, у меня пульс уже стучит в висках. — Я слышала сегодня на тренировке, что они мертвы, я не глупая, я понимаю, что будут последствия, но я не хочу, чтобы у тебя были проблемы…       — Джин, — Эрик пытается сказать, но я уже не могу остановиться.       — Я благодарна тебе, больше, чем могу выразить словами, ты мой герой. И, тем не менее, это моя вина, и я не могу позволить тебе одному со всем разбираться.       — Джин, — он снова зовёт меня, и опять я не могу остановиться.       — Я знаю так же, что они заслужили всего, чтобы ты с ними не сделал, но если тебе не поверят, я пойду к Максу, я расскажу всю правду. Эрик, если кто-то и должен понести наказание, то это я.       — Джин, чёрт возьми! — поднимает голос Эрик, и я замираю. Смотрю на него, округлив глаза, и он подходит ближе.       — Никто не будет наказан, успокойся, — продолжает холодно. — Я не вчерашний мальчишка, мои поступки больше не подлежат критике со стороны Макса касаемо вопросов безопасности и здоровья неофитов. Я сделал то, что посчитал нужным, и с последствиями сам разобрался.       — Что это значит? — почему-то говорю шепотом. — Ты говорил мне, что их может судить только Искренность. А теперь они мертвы. Разве Джанин не потребует объяснений?       — Это не твоя забота, но для информации скажу: с Джанин я уже всё уладил.       — Оу, — при одном упоминание, что он был там, с Ней, я вдруг чувствую невыносимую боль. Неужели он с ней? Опять? Естественно, я не решаюсь спрашивать. Кто я вообще такая, чтобы задавать ему такие личные вопросы? — Понимаю.       — И что ты понимаешь? — Эрик подходит вплотную, касается ладонью моей щеки, я таю от этого прикосновения, покрываюсь мурашками и, кажется, совсем перестаю дышать.       — Ты всё уладил, — отвечаю хрипло, не могу заставить себя перестать смотреть в его бездонные глаза и льну к его ладони.       — Всё закончилось, Джин, — наконец он убирает руку и отходит, а я хочу заплакать от потери такого нужного мне в данный момент контакта.       — Вот так просто? — не знаю, зачем задаю этот вопрос. Я совсем не имею ввиду, что для него чья-то смерть является посредственностью, но, видимо, он воспринимает именно так.       — Просто? — холодное выражение возвращается на его красивое лицо, он криво ухмыляется. — Ты наивная, Джин, пора взрослеть, — хочу ответить, но он заставляет меня замолчать, подняв руку. — Это Бесстрашие, наша задача обеспечить защиту нуждающимся, как раз от таких бешеных псов, как близнецы. Тебе ведь не по наслышке это известно. М, Джин?       Словосочетание «бешеные псы» сразу оживляет в памяти тот день, когда стая таких монстров растерзала маленького щенка, которого тогда застрелил Лидер. Смотрю на него, не мигая, и понимаю, что он вспомнил меня. От осознания данного факта мне становится почему-то совсем не по себе.       Маленькая глупая девочка, которая хотела посмотреть в глаза ненавистному Лидеру, способному отнять жизнь беззащитного существа. А теперь эта девушка смотрит в самые любимые глаза на свете, того же Лидера. Только теперь он спас её жизнь. Какая ирония!       — Когда ты понял? — смотрю на него, прикусив губу.       — Вчера, когда увидел тебя там, напуганной. — сжимает кулаки, и чистое белое полотенце сразу покрываться алым. Я только киваю, понятия не имею, о чём он сейчас думает, но мне нужно ещё кое-что ему сказать.       — Я слышала тебя, — говорю, поднимая на него взгляд, игнорируя свой хриплый голос. Эрик удивлённо вскидывает бровь, он прислоняется к столу, туже натягивая полотенце на руке.       — О чём ты? — спрашивает, кода пауза затягивается больше должного.       — Вчера, в зале, — вздыхаю, понимая, как глупо будут звучать мои следующие слова, но хочу, чтобы он их услышал. — Когда они… — замолкаю, не желая произнести вслух весь тот кошмар, что произошёл, да и не нужно, он и так всё видел. — В общем, — пожимаю плечами, — Я слышала твой голос у себя в голове. Знаю, — улыбаюсь, уже готовая разрыдаться, — Звучит глупо, но, тем не менее. Ты шептал мне, чтобы я говорила с ними, чтобы тянула время. И я так и сделала, я знала, что ты придёшь.       — Иди сюда, — просит Эрик, и я на ватных ногах подхожу к нему ближе. Он поднимает руку, касается моей щеки. Прикосновение лёгкое, невинное, но при этом я испытываю невероятную гамму чувств, льну к его ладони. Шумно вздохнув, он убирает руку, и прежде, чем я успеваю разочарованно хныкнуть, он опускает руку мне на талию и притягивает в свои объятия.       Прижимаюсь к его груди теснее, провожу руками по спине и дышу, наслаждаясь его, таким сводящим с ума, запахом. Самым любимым на свете.       Эрик       — Всё позади, медвежонок, — вдыхаю её запах, перебирая волосы на затылке девушки, и она льнет ко мне всем телом. — Я последний в Чикаго, за чью безопасность стоит волноваться.       Ощущаю ее лёгкую дрожь, и понимаю, что ещё немного, и я сам начну дрожать. И если с ее стороны чувствую в первую очередь безграничное доверие, то мое собственное состояние уже далеко от невинного сочувствия. Нужно это немедленно прекращать, иначе я просто рискую утратить контроль. Не думаю, что мои поползновения в данный момент будут уместны.       — Тебе нужно в лазарет, — девушка, словно поняв моё смятение, отстраняется, но с явной неохотой.       — Крови не боишься? — улыбаюсь, разматывая полотенце на ладони, и она улыбается мне в ответ.       — Шутишь? Этого добра я видела более чем достаточно, — ищет глазами стул. — Садись. Только сначала скажи, где аптечка.       — Прямо здесь. Внизу под стойкой, — сажусь и вытягиваю руку. Джин открывает аптечку и достает антисептик.       — Знакомая мазь, — она смотрит на баночку с заживляющей мазью. — Если бы не она, у Тоби осталось бы куда больше шрамов.       На странное прозвище «Тоби» морщусь так, как от звука когтями по стеклу.       — Всё было так плохо?       — А он тебе не рассказывал?       — Почти ничего, — резко вздрагиваю, когда она с силой прижимает салфетку с антисептиком к ране на ладони.       — Прости. Потерпи, её нужно промыть.       — Переживу, — ухмыляюсь, снова невольно дёрнувшись, когда прохладные струи спрея попадают на травмированную плоть. — Завтра день посещений. Ты ждёшь кого-то из своей семьи?       Не имею понятия, для чего решаю задать этот вопрос, возможно, просто чтобы отвлечься от мыслей, которые вызывают её прикосновения, её сладкий запах. Неожиданно для себя вдруг понимаю, что хочу знать о ней больше, что-то, кроме того, что знаю по долгу службы и исходя из собственных наблюдений.       — Кто-то придет, — Джин пожимает плечами. — Мама или папа. Скорее, второе. Они хорошие, и я люблю их. Но если скажу, что успела сильно соскучиться, это будет неправдой, — девушка вздыхает, запустив пальчики в баночку с мазью. — Наверное, я плохая дочь.       — Вовсе не обязательно. Ты просто правильно выбрала фракцию.       Она осторожно начинает наносить мазь подушечками пальцев, свободной ладошкой придерживая мою кисть. Собирается убрать руку, но я не позволяю, секунду просто сжимая её пальчики, а потом и вовсе переплетаю со своими. Осознаю, насколько интимным является этот жест, но просто позволяю странному порыву вырваться наружу и наслаждаюсь эфемерным мгновением близости. Поглаживаю большим пальцем край ее дрожащей ладошки, при этом пристально наблюдаю за этим действием, не поднимая глаз выше.       — Нужно наложить тугую повязку, — засранка словно нарочно портит момент своей робкой репликой, и я непроизвольно начинаю злиться.       — Тоби ты часто повязки накладывала? — нарочито подчёркиваю идиотское ласкательное Итона, и девчонка поджимает свои пухлые губки.       — Ему чаще приходилось спину латать, — она начинает накладывать повязку, наматывая бинт с заметным остервенением, на что я лишь усмехаюсь.       Твою мать, блять. Принцесса обиделась, вы только представьте! Ничего, сладкая, рано или поздно, скорее рано, стонать тебе подо мной. Вот тогда и посмотрим, насколько прочна твоя выдержка.       Когда наконец настанет тот день, и я смогу за ее выходки наказывать сексом эту настырную кнопку. Чтобы она теряла счёт времени и оргазмам, теряла сознание от наслаждения, пускай мне и придется призвать на помощь всё своё мастерство.       Чёрт! Снова меня понесло. Моргаю несколько раз, стараясь стряхнуть неуместное возбуждение. В конечном итоге, с чего я вообще разозлился? После того, что ей пришлось пережить, конечно, ей как раз до всего этого. Двое ублюдков извращенцев, психологическая травма и, плюс ко всему этому великолепию, ещё умирающий от вожделения «рыцарь на белом коне», прекрасный спаситель, мать его.       — Ай, блять! — одергиваю руку после того, как она туже, чем следует, закрепляет повязку, и встаю со стула. — Ладно, не злись. Ваша с Фором дружба меня не волнует и не касается, — ни разу не вру, но стараюсь звучать убедительно. — Просто до конца инициации не забывай о дистанции.       — Об этом можешь не беспокоиться. Не забуду, — она собирает всё обратно в аптечку, явно психует.       — Мгм. Я уже видел, — не понимаю, нахрена, но намеренно подливаю масла в огонь. — Ты не забываешь.       — Господи! Ну почему тебе обязательно быть таким… — Джин шипит, сжимая кулачки, запинаясь на недосказанном слове.       — Ну, говори, чего замолчала? — подхожу к ней вплотную, и девушка рефлекторно пятится, пока не упирается спиной в барную стойку. — Засранцем? — наклоняюсь к ее ушку. — Или в твоей прекрасной головке припасены для меня словечки покрепче? — девчонка не отвечает, лишь напряжённо вытягивается в струну и почти перестает дышать. Упираюсь лбом в ее лоб, шумно вздыхаю и стою так ещё несколько секунд, позволяя ее аромату проникать мне под кожу, разгоняя пульс всё сильнее. Наконец отстраняюсь.       — Прости, — она почти шепчет, внешней стороной пальцев глажу ее по щеке и отступаю на шаг.       — Тебе пора, медвежонок, — улыбаюсь, глядя, как она нервно закусила губу. — За меня можешь не волноваться. У меня дар выбираться сухим из воды, — проводив ее к двери, выхожу в коридор. — Если пойдешь направо, будет немного длиннее, но зато точно никого по дороге не встретишь. Не успеваю сообразить, что происходит, как Джин, приподнявшись на цыпочки, оставляет на моей щеке короткий поцелуй и сразу уходит. Стою какое-то время, как вросший в каменный пол. Место ее поцелуя пылает огнем.