Ha fatto tabula rasa

Джорно поднимался по лестнице, едва касаясь рукой простеньких перил, с облупившейся краской. Он даже был рад тому, что лифт сломался прямо перед его носом. Теперь у него было больше времени, чтобы придумать предлог своего прихода сюда. Тот, что он придумал в машине уже не особо устраивал Джованну. Впервые они встретились при не лучших обстоятельствах. Не обменялись друг с другом даже словом. Юный мафиозо только ощутил на себе холодный пристальный взгляд, который оценивающе скользнул по нему, а потом перескочил на других членов команды. Джорно не судил. Лакированные туфли преодолели очередной лестничный пролет. Джорно не судил Триш Уну за недоверие. Это он по собственной воле в свои пятнадцать вступил в мафию, имея четкую цель и зная, чего хочет. У Триш же не было выбора. Остаться совсем одной в мире, где единственный родной тебе человек — босс преступной организации, чьего лица не видел ни один из подчиненных, незавидная судьба. Джованна не был наивным, он прекрасно знал, что после смерти матери Уна переходила из рук в руки. То что эти руки принадлежали членам Пассионе ничего не меняло. Это только подтверждало праведность его мечты. Джорно подозревал, что до прихода мафии в ее жизнь, прикосновения и физический контакт не был для девушки проблемой. Да девушки ли? Эта девочка ему ровесница. Точеная рука изящно проплыла над перилами. Триш Уна стала ключом, который был нужен всем. В том числе и Джорно. Обычный человек, ради каких он и прошел инициацию у Польпо. Человек, который не понимает, что происходит, которого используют в своих целях те, кто сильнее. Который ни в чем не виноват. Ключ, который помог убить босса. Джованна не был шокирован или испуган тем, что Триш чуть не погибла от рук своего отца, даже толком не увидев его. Он на удивление хорошо помнил, как Харуно Шиобана испуганно трясся в своей кроватке во время грозы, пока мать таскалась по вечеринкам неизвестно с кем. Помнил, как Харуно зажимался в угол, закрывая лицо маленькими ладонями, чтобы не видеть отчима. Он знал, что кровное родство не защитит от боли, которую эти люди могут тебе принести. Джорно лишь ругал себя за то, что он не додумался до этого раньше. Что не придумал плана лучше. Что опоздал. В Неаполе было тепло. Как и обычно. Они не часто говорили друг с другом в пути даже после Венеции. Только необходимые фразы, зовущие есть или спать. Или спрятаться в карманной комнатке от очередного пользователя стенда. Хотя ото всех врагов укрыться Триш не удалось. Это чудо, что они смогли выбраться с того самолета живыми, Джорно будет поражаться их удаче до конца жизни. Он не забудет то ощущение, возникшее где-то в районе солнечного сплетения, когда он очнулся от того, что кто-то тихо теребил его за плечо. И когда увидел перед собой Уну. И свою новую ладонь, сжатую в ее пальцах. Джованна не был до конца уверен, что сил Голд Экспириенс хватит на то, чтобы вырастить ему хотя бы одну руку после его продуманного, четкого и вовсе не импульсивного решения отрубить себе обе конечности. Потерял их, а за тем потерял и сознание — от боли. Не был уверен, что брошенная на пол брошь в виде божьей коровки не вылетит наружу из-за турбулентности, так и не трансформировавшись. Но им повезло. Ему повезло. Триш сидела подле него на диване и тихо рассказывала, что случилось. Говорила, как нашла его руку, как стенд мертвеца настиг самолет, как они взорвали остатки самолета в море и как приземлились на побережье. Юный мафиозо лишь внимательно слушал, глядя как его бывшая брошь окончательно заканчивает свое превращение, содрогаясь, будто бы имея собственный разум. Следуя указаниям Джорно, Уна осторожно соединила жуткую культю, начинавшуюся от локтя, с новой рукой. Процесс соединения нервов друг с другом был болезненным. Джованна не сдержался, закричал сдавленно, прикусив воротник своего костюма. На плечи опустились две мягкие ладони. Даже после всего пережитого, это смогло удивить неапольского воришку. Стенд Триш. Джорно заправил выбившийся прядь светлых волос за ухо. Он на нужной площадке. После этого случая они вернулись к прежнему стилю общения. Да и не было у них времени на что-то иное. За эти короткие три или четыре дня, после отбытия их безумного отряда из Венеции на одной только лодке, единственное, что группа успевала — пытаться выжить. И не умереть от голода с недосыпом на радость тем, кто бы мог найти их трупы и принести их головы боссу. Зато сейчас… Джованна чувствовал, что он мог попробовать. И что он не против снова ощутить в грудной клетке то самое чувство. Надежда? Радость? Да, что-то в этом роде. Джованна постучал в дверь, на которой белой краской был аккуратно выведен номер квартиры. Неапольский воришка и сам жил в такой же. Когда представилась возможность уйти из дома, где мать, казалось и вовсе его не замечает, а отчим каждый раз награждает его мутным полным ненависти взглядом, он ушел. Не спал ночи, писал конспекты и собирал документы. Но добился того, что его приняли в пансионат и заселили в комнату общежития. Триш такие усилия были не нужны — с их связями они вполне могли устроить ее в любой элитный колледж, обеспечивший бы Уне безбедное будущее. Что еще может хотеть сирота? Триш решила по-другому. Поступила в пансионат, имея на руках оставленный ей Бруно дом и то накопленное, что он имел при жизни, она не потратила и лиры сверх платы за обучение. Со слов Гвидо, Джорно знал, что она даже смогла найти где-то возможность подрабатывать сама. Джованна искренне желал, чтобы в этом их пути с ней не были похожи — заняв место главы Пассионе, он делал многое, чтобы детям на улице не надо было воровать чужие бумажники, как ему когда-то. Тот японский турист наверно до сих пор таит на него обиду. Ну, об этом он узнает за разговором. Замок щелкнул, дверь открылась. Триш стояла на пороге в домашней футболке. — …Джо— — Мое имя Джорно Джованна, и я бы хотел начать все с правильного знакомства.