Любовь-всей-жизни

• Тим звонит ей в начале двенадцатого ночи, в пьяном угаре признается в каких-то абсолютно бесполезных вещах "я попробовал чужие губы" и "ты все равно самая удивительная". Катя усмехается, с надрывом. Ей не смешно. И ей не хочется слышать продолжения этой истории, ей действительно не хочется знать, с кем он провел этот вечер, в какой из моментов они повернули не туда и почему сердце так бешено колотится в груди, ведь (невероятно, что только на днях она осознала) их отношениям пришел конец еще как полгода назад. Чуть больше пяти месяцев. Недели и дни она считать не станет. И запоминать день расставания - тоже, потому что, будем честны, их расставание длилось уже около года. Просто счетчик предательств, лжи и оскорблений, которые можно простить, подошел к концу. Кате хочется бросить трубку, сказать что-то, что поставит все точки над "i" или не говорить ничего. Катя больше не может слышать его голос, не выдерживает. Катя вспоминает строчку из своего же текста "я вынашиваю эту боль, как ребенка". Одного ребенка Катя не выносила. Но она не хочет думать ни об этом, ни о губах Тима, касающихся другой, ни о том, что почти два с половиной года можно выкинуть в мусорку. Катя смотрит на проезжающие машины и представляет, как в эту секунду выкидывает телефон на трассу, слышит треск экрана и всех воспоминаний, накопленных за полтора года. В памяти телефона только их с Тимом фотографии, фотографии ее обнаженной, которые она отправляла в надежде, что эти отношения могут еще работать, плейлист, который так безбожно был сворован у него и все мысли, мысли, мировоззрения, которые они делили на двоих. Мир, в котором они жили вдвоем бесповоротно треснул. Но ей не жаль. Ничуть. Это осознанная боль, осознанное решение, осознанный конец. И Кате больше не хочется себя жалеть. Катя больше не хочет себя винить. Она все еще слышит его дыхание в трубку, уголки губ подрагивают в искусственной улыбке - Катя знает, что ей уже нечего ему сказать. У нее замерзают руки. Она решает, что это достаточно веская причина, чтобы отключить звонок. На улице конец октября - и Катя знает, что терять близких нормально. По крайней мере, она ни раз уже это проходила. Ни разу до этого не теряла настоящую первую любовь - но, как сказала мама, все бывает впервые. *** Кате хочется все бросить, уехать в Питер или Калугу, просто оказаться в поезде, который везет ее в новое направление, который привезет ее, черт возьми, не в ее дом, не в ее город. Она думает изменить направление в университете, ведь, на самом-то деле, психологами становятся те, кто готов помогать другим, отдать свою жизнь на помощь людям. Банальнее некуда, но Катя не может помочь даже сама себе. Просто не может поверить во все эти правдоподобные истины, как "нужно любить себя больше, чем другого человека" и "в разрыве виноваты оба". Да, у Кати помимо Тима куча дерьма в голове. Дедушка с инсультом, годовщина смерти отца, размытое будущее, отсутствие нормальной работы и ее любимое "я сегодня без денег", но денег достаточно не было никогда. Ей мерзко от себя, ей тошно от мысли, что она вернулась к психиатру спустя шесть лет не из-за вещей, которые действительно стоят того, чтобы уходить в депрессию, а из-за банальных токсичных отношений, которые разрушили их обоих. И она пока не может себя принять, себя простить. И, правда, не может об этом кому-то рассказать. Пока что она способна только на улыбку, которую ей удается выдавить вполне искусно и правдиво благодаря препаратам. Катя знает, что ей нужно время, она соберется и начнет справляться без желания уткнутся в подушку, прорыдать утро, просмотреть весь день какой-нибудь ситком, а вечером напиться в стельку. Ей даже теперь нравится водка, джин и коньяк. Горчит на языке и в горле, но, честное слово, горечь внутри сильнее. *** - Я закурю? Катя, так-то, бросила, но таксист смотрит с пониманием в глазах и не говорит ни слова. Вместо поезда - такси, вместо Питера - Ирина с Женей квартира, но сегодня ей этого достаточно. Она предварительно купила две пачки сигарет, чтобы иметь возможность сбегать на улицу подышать, когда будут накатывать мысли, а за ними слезы. Она чувствует холодную жидкость на щеках и думает только "черт, зачем тогда красилась". И это все, на что ее хватает. На самом деле, в ее голове крутится больше схема по выживанию, чем какие-то настоящие решения и выводы. Катя знает, что стоит на месте гораздо дольше, чем ей позволено. Но она все еще не может найти ни одну причину, чтобы двигаться дальше. *** Ирина, ее психолог, всегда смотрит на нее с таким сожалением, что Катя не знает - приятно ли ей, что о ней переживают или чертовски больно, что этот взгляд обращен именно на нее. Катя чувствует себя загнанным в клетку зверьком. Катя знает, что сама создала эту клетку. Но от осознания - от осознания еще ни разу не становилось легче. - Тебе стыдно. И почему-то только в этой комнате с тремя картинами на стене, в этом запахе свечей, в этом приглушенном свете лампы все слова обретают такую значимость, такую неподдельную искренность, что Катя на секунду забывает, как сделать следующий вздох. - Дыши. - так мягко, так пронзительно, так, что заставляет доверять. И Катя доверяет своему психологу, к которому ходит с одиннадцати лет с перерывами в года. Поэтому она и срывается, поэтому она обнажается, поэтому губы дрожат и наполняются соленой жидкостью. Это задача психолога - вытаскивать сердце из груди и искать зачаток проблемы. Катя выходит на воздух, закуривает и действительно чувствует это вырванное сердце. Оно бьется. *** Когда Кате чего-то хочется, что бывает редко (обычно она заставляет себя вставать с кровати, когда надо, когда не надо - проводит день в постели и сжирает себя за это) - ей хочется пропасть, сбежать, отключить телефон, упасть в пустоту, а затем вернутся заново обновленным человеком. Что там болело под кожей? Не помню. Дескать, зажилось. Закончилось. Щелкнуть пальцами - и это чертово время, которое лечит, прошло. Ей хочется зиму, полететь за границу и увидеть брата. Но ей не хочется праздновать Новый год. Два раза они наряжали с Тимом елку, праздновали, смотрели друг на друга влюбленным глазами, ловили снежинки языком и обменивались подарками. Сколько нужно сил, чтобы выкинуть колючую водолазку с медведем, которая словно до сих пор хранит эту светлую любовь? Катя может разорвать фотографии, выкинуть его домашние вещи, никогда больше не готовить брауни, но пожалуйста, пожалуйста - только не водолазку. Катя плохо представляет, как выглядит этот самый побег, это самая пустота от "застрелите меня" до "я честно готова жить дальше". Вероятно, ей понадобится много сигарет, новый плейлист и близкие люди под боком. В случае, если ей захочется вылезти из кровати. *** Катя не знает, сколько прошло времени с тех пор, как музыка прекратилась и она простояла, смотря в одну точку с пустотой в голове. Ни одной мысли, ни одной эмоции. Видимо, это и называется опустошение. Катя моргает, выкидывает сигарету и пересчитывает количество сигарет в пачке. Шесть. Теперь Катю нельзя назвать некурящей. Последние три дня она ни разу не оставалась одна на самом деле. И ей казалось, что она живет, что она живая. Было паршиво, когда ее подруги чокались за разрывы с любовью-их-жизни и она чокалась вместе с ними. Дескать, принимаю, да, весь этот пиздец. Пора заканчивать отрицать. Катя даже посмеивалась потому, что ее жизнь больше напоминает дешевое кино второсортного режиссера. А Даша смотрела так понимающе, что отрезвляло в секунду. Даша, на самом деле, никогда не была ее подругой, даже ее хорошей знакомой. Они виделись пару раз и редко разговаривали. Но Катя знает, что она не жила в Москве целых семь лет, открывая в себе и в мире что-то новое, встречаясь с человеком, который должен был остаться с ней до конца. И теперь она здесь, наливает им обеим мартини. Вернулась туда, откуда и начинала. Заново учится жить. И так легко произносит "два года отношений в никуда" и Кате хочется встряхнуть ее, спросить "как ты это делаешь, черт возьми" потому что она, Катя, даже не может произнести его имя вслух. Пока еще не может. *** Катя закрывается в туалете для персонала, тяжело дышит и старается подавить рвотный рефлекс. Нет-нет, девочка, не сейчас. Не время расклеиваться, у тебя еще два столика необслуженных. Катя стирает косметику вместе со слезами, раскрывая свои синяки под глазами, смотрит в зеркало и думает, что не так.(со мной) Как только ей кажется, что она хоть немного приходит в норму - происходит какое-то дерьмо, что в секунду выводит из равновесия. Не то, чтобы она твердо стоит на ногах, но она хотя бы старается. Честно, почти безуспешно, но прогресс видится не сразу. "Когда заберешь свои трусы и помады, мне надоело натыкаться на них по всей квартиры" "Дыши, девочка" - говорит она себе. И дышит. С трудом. Затем улыбается бармену, что позвал в кино, а она отказалась. То, что она не готова - не означает, что она не продолжит играть в роль "у меня все окей". Однажды это станет правда. Однажды кости перестанут ломить. Просто, как там она говорила, время ее не пришло. *** Катя закуривает возле бара, зажимается в угол и отправляет сообщение "мне очень плохо" Юле, в которой недавно нашла свой якорь. Катя смеется над шутками, которые кажутся смешными только им и когда они чокаются текилой, Катя знает, что это не от отчаяния. С Юлей ей просто спокойно и очень весело. А еще Юля, первая и единственная, которой Катя доверила свой пьяный бред месяц назад. Извиняясь, запинаясь, пока Юля смотрела понимающе, хмуря брови и забирая у нее четвертую сигарету. Катя уверяла, что она в порядке, хоть и получалось крайне паршиво. Юля делала вид, что верит. И это все, что, на самом деле, ей было нужно. Чтобы ей просто верили. Правда, на следующее утро Катя просыпается и думать, что ей стоит вырвать себе язык. Слишком много говорить, не скрывать ничего, кроме собственного состояния - похоже, ее худшая черта. Хотя о ее худших чертах лучше спросить Тима. Он, верно, знает лучше. Катя курит уже вторую сигарету, пока перед глазами плывет улица и думает, как просто она напечатала Юле в заметках то, о чем редко говорит вслух. Они разговаривали о суррогатном материнстве, об абортах и нежелательных беременностях вместе с ребятам в такси. Катя не была пьяная, когда напечатала "я сделала аборт" и показала экран Юле, видя ее ошарашенное лицо. Катя улыбнулась - дескать, да. Так и было. И нет, ничего у нее не дернулось внутри. Говорят, бывает настолько больно, что эту боль мозг блокирует и оставляет внутри охуительное ничего. Кате больно, но больше, наверно, стыдно. Ей было шестнадцать. И Катя сделала выбор. *** Катя спит до четырех часов дня, безбожно прогуливает работу и игнорирует все звонки. Она не ходит в магазин за сигаретами (ей, если честно, страшно выходить из подъезда) и берет уже вторую мамину пачку. У нее тонкие и горькие сигареты, Катя помнит, как давилась ими, когда начинала курить лет в четырнадцать. Ей все чаще кажется, что она просто ребенок с юношеским максимализмом, ленью и способностью драматизировать абсолютно любую боль. Но затем загорается окно напротив, окно в комнате Тима - и Катя знает точно, что это она не драматизирует. Ей действительно больно. Очень. Пиздец как. (Катя выходила на улицу три дня подряд - и каждый день видела его. Блядски плохо жить в соседних подъездах. Теперь Катя не выходит совсем) Катя ведет жизнь разумного овоща. Она поставила себя на паузу. И совершенно не хочется думать, чем это чревато. *** Катя отправляет сообщение Тиму и гордится собой (она не звонит - нет, потому что это все еще слишком). У Тима завтра день рождения, и Катя купила подарок, зная, что это бессмысленно, бесполезная трата денег, достоинства и собственного равновесия, но она все не научилась не идти на поводу у своих желаний. Может, однажды. Однажды прекратит собственноручно вскрывать себе внутренности и выворачивать себя наизнанку. Катя раскладывает все по полочкам. Катя поздравляет его с наступающим и "твой подарок останется памятью о том, как свой день рождения я провела в слезах" (из-за тебя, из-за тебя, из-за тебя) Но ведь это неудивительно. Это всегда был он - причина ее рыданий, причина ее таблеток, ее синяков под глазами. Нежелания жить, просыпаться по утрам, с кем-то контактировать. Это он - любовь всей ее жизни, безопасное место и причина всех самых искренних улыбок и теплых чувств. Тим разрушил ее. Но Катя его не винит, нет, ведь это она позволила ему. Она дала ему власть над собой. Такую огромную, безразмерную, что когда Тим уходит - Кате хватило инерции продержаться лишь восемь дней. Следующие три месяца реветь в подушку и не находить в себе силы его отпустить. Не то, чтобы это магическое прозрение - это ролик Полозковой с посылом "верьте в себя, не теряйте себя", это практически законченный текст впервые за полтора года, это близкие люди, которые делают ее настолько счастливой, когда протирает ее лицо от слез и нежно держат за руку, когда она ломается. - Ты с одной стороны, я с другой - и Ира имеет виду щеки, которые они протирают от слез, но Катя смотрит в ее глаза • и чувствует такую неподдельную участность, любовь, которую невозможно трактовать иначе. Катя впервые за долгое время чувствует, что готова столкнуться с реальностью. Готова жить. Катя кладет руку на свое сердце, чувствует, слышит тук-тук, тук-тук - и это ощущается по-другому. По-настоящему. Не отчаянно. Она отправляет смс психологу о том, что наконец написала текст о чем-то реальном, о том, что они обсуждали каждый сеанс. То, что она готова оставить в словах и предложениях - и двигаться дальше. И да, это - тот самый текст.