***
Вчерашний день был особенно теплым и солнечным, несмотря на время года. Близился конец работы и начало туров по всему миру. Близилось начало миниатюрной жизни, которая в основном проходила на сцене. Все об этом грезили, но при этом тихо ненавидели. Быть вместе конечно хорошо, но не такое продолжительное количество времени, когда вы начинаете друг друга раздражать. Но Пауль не раздражал, он скорее успокаивал. Успокаивал своим вечно грустным взглядом, на фоне которого играла искренняя детская улыбка, своими шутками, которые оценивала вся группа. Он успокаивал своими касаниями, которые порой затягивались, но лишь потому, что он забывал о них. А потом рука слишком резко дергалась, а рот транслировал излишне много извинений. Или Кристофу казалось, что слишком много. Да, определенно казалось, ведь уже одно «прости» было, лишним. — Шнайдер, а неплохо получилось, — говорит Ландерс стоя над компьютером и прослушивая уже сведенную песню, — мне нравится тут твоя партия ударных. — Да, барабаны и правда неплохо вышли, — пихая Кристофа в бок, бурчит Круспе, — плюс один к завершенным песням. Даже не верится, что осталось всего немного, и мы поедем с новым альбомом. — Думаю, все фанаты будут в восторге, особенно от кудряшек нашего милого барабанщика, — Хайко ловит застенчивый взгляд и почти невесомо проводит по вьющимся прядям, — ладно, мне пора идти. Есть неплохая идейка для риффа, не хочу ее потерять, — мужчина выходит, а за ним и барабанщик. Они переминаются в проходе между своими комнатами и неловко улыбаются. Шнайдер чувствует, что вокруг нет лишних глаз, и он может обнять Ландерса без посредствующих насмешек. Как только он раскрывает руки, то его легонько толкают ладонью в области сердца. Чужая рука сжимает ткань футболки, а потом отпускает. — Прости, я не могу сделать этого сейчас. Да лучше вообще без объятий некоторое время. Так я смогу кое-что понять. Прости. Мужчина закрывает за собой дверь, и сразу слышно, что на замок. Видимо, не хочет, чтобы кто-нибудь его беспокоил или отвлекал. Да, это его личное время, пространство, дело, но почему-то на душе стало как-то больно. Это было просто объятие, которое несло за собой лишь тихое «спасибо», но так ли это на самом деле? Шнайдер уходит к себе в комнату, где стоит небольшая установка, и начинает слегка отстукивать ритм, помогая этим уходить в себя.***
Резкий стук в дверь выводит Кристофа из раздумий, и он одергивает руку. Все это время, пока он вспоминал вчерашний день, ладонь мирно покоилась на груди. В комнате валялись вещи, палочки были разбросаны по полу, в доказательство того, что он вчера не хило психовал. Но прибираться не очень хотелось, да и кто тут не знает какой барабанщик неряха, хотя у него в квартире всегда чисто, даже слишком. — Да, входите, — кричит Шнайдер, собирая волосы в низкий пучок, — ох, это ты, Пауль. — Да. У тебя есть минутка для старого заносчивого друга? — они оба ухмыльнулись. — А как же? У меня всегда есть время для близких мне людей, присаживайся на кровать, — барабанщик садится, придвигая стул ближе, — что-то случилось? — хандру и тяжесть раздумий как будто ветром сдуло. — Нельзя сказать, что случилось что-то серьезное. Мы знакомы с тобой очень долго, — руки Ландерса были окутаны массивными кольцами, а пальцы — перстнями. Из-за этого был слышен металлический лязг, но не на столько, чтобы отвлекать, — настолько долго, что я знаю к кому обратиться, когда я запутаюсь. Минуты три они сидели, молча, смотря друг на друга. Шнайдер был удивлен, что сам Пауль Ландерс запутался, но с другой стороны — сейчас перед ним сидел его друг. Растрепанный и помятый. С неописуемой грустью в глазах. Даже привычная улыбка исчезла, из-за этого казалось, что сейчас на кровати сидит незнакомый всем человек. Пришлось подвинуться еще немного, ведь Кристоф не дотягивался до чужой руки. — В чем ты запутался? — В тебе, — Хайко отвернулся, а потом опустил лицо так, что собеседник не мог видеть глаз, налитых слезами, — мы с тобой приехали сюда вместе, мы с тобой веселились, мы с тобой жили вместе далекие семнадцать лет назад, мы напивались и творили разное, мы жили. — Мы и сейчас живем, Пауль, — мужчина привстал и сел рядом с другом, положив большую ладонь на чужое колено, — ничего не изменилось, кроме… — Кроме моего отношения к тебе. Вчера я сказал, что мне надо кое-что понять, и оттолкнул тебя. Пару лет назад я задумался насчет тебя, как задумался бы о девушке, которую люблю. Я подавлял в себе эти мысли и чувства, но выходило плохо. Потом отпуск, длиной в целый год. Год, в который я понял, что скучаю по тебе. Безумно. А потом мы едем на моей машине вместе. Ты помогаешь мне разгрузиться, хотя у тебя вещей больше, но это тебе не помешало, — Ландерс краснеет, понимая, что чужие пальцы поглаживают его колено, — ты разрешаешь касаться мне твоих волос, хотя остальные не могут этого позволить себе. Да и не стараются, особо. — Потому что только ты можешь это делать. Еще со времен Feeling B. Значит, — Кристоф приближается к чужому лицу, а потом утыкается носом в шею, делая глубокий вдох, чувствуя запах родного парфюма, — я не безразличен тебе? — Нет. — Я уже начал думать, что обидел тебя чем-то, раз ты начал меня избегать, а ты просто запутался в своих чувствах, — он улыбается, и Пауль это чувствует, и от этого ему становиться немного противно. Разве Шнайдер может так подло и низко поступать, узнав о чужих чувствах, — не злись, сейчас я тебе кое-что расскажу, но сначала… Кристоф встает и подходит к входной двери, защелкивая замок на ней, а потом опускает вниз темно багровые шторы. Вмиг становится темно, но не настолько, чтобы, не различать силуэты и не видеть лиц друг друга. Мужчина подходит к Ландерсу и толкает его. Пауль ложиться, затаив дыхание, и видит, как барабанщик ложиться рядом, прижимая его к себе и поглаживая спину, как бы успокаивая. — Знаешь, — начал Кристоф, поглаживая чужие волосы, иногда заводя кончики пальцев за покрасневшие уши, и мягко оглаживая кожу, — я однажды влюбился. Это было довольно давно, но вот загвоздка — ничего так и не прошло. Мы знаем друг друга, как старые друзья. Мы знаем, друг друга до кончиков пальцев, — в подтверждение словам он взял ладонь Хайко, и прошелся по ней пальцами, — я понимал, что это неправильно, что так не должно быть, но кто спрашивает сердце, когда оно просто хочет биться чуть быстрее, чем обычно. Однако я и не думал признаваться, желая не рушить чужую жизнь. Да, потом у меня появлялись девушки, которые иногда задерживались уж слишком долго, но это не могло перебить чувство. Чувство к другому человеку. Этот человек обнимал меня при встрече, покупал мне аспирин, когда я появлялся после долгих запоев, — такое чувство, будто Пауль перестал дышать, прислушиваясь к такому родному голосу, — потом этот человек смешил меня, а иногда кидался остротами, когда был не в настроении. Но я никогда не обижался, хотя пытался это скрыть. Я думаю, ты понимаешь, о ком я говорю. То, что ты запутался значит, что ты возможно, наконец, скинул с себя старые сети, которые сковывали тебя изнутри. Вот тут, — мужчина кладет свою руку на грудь Ландерсу в области сердца, чувствуя быстрое биение. — Нет, ты не мог так долго хранить чувства, люди так не могут, — гитарист сжимает чужую ладонь, — ты не мог меня полюбить так сильно. Ты не мог скрывать все это, — Шнайдер чувствует горячие слезы. — Разве? Все эти слова, все эти касания и объятия. Все эти смазанные взгляды. Я любил тебя, да и люблю до сих пор. И никто меня не переубедит в этом, слышишь? Ландерс поднимает голову, и Кристоф тут же поглаживает чужую щеку, утирая слезы. Он впервые увидел, что Пауль плачет. Ладонь спустилась на ворот рубашки, расстегивая пуговицы. Сейчас Шнайдер не хочет заставлять мужчину ему отдаваться, но он хочет посмотреть на тело человека, который любит его. Он садиться поверх Хайко и стягивает верхнюю одежду, оголяя кожу, которую солнце так и не затронуло. Несколько родинок бросаются в глаза. Тут Пауль тянет руки к своей ширинке, смотря, чуть испугано. — Нет, не нужно, — барабанщик успокаивает, отводя ладонь, — я не хочу причинить тебе боль. Давай просто почувствуем друг друга. Я вот, например, чувствую мурашки на твоем предплечии и несколько маленьких шрамов. Он продолжает водить пальцами то по рукам, то по плечам, мягко переходя на грудь и живот. Пальцы стараются не сильно нажимать на кожу, а только слегка прикасаться, как будто ветер обдает твое тело, когда ты стоишь посреди поля вечером летом. После Кристоф нагибается и ведет носом от плеча, до ключиц жадно вдыхая чужой аромат. Он кладет ладони на талию, иногда забираясь пальцами под резинку трусов, поглаживая нежную кожу там. Кто бы мог подумать, что Пауль сам придет, а ведь казалось, что он просто нежничает со Шнайдером на людское обозрение, что он делает это просто так, не вкладывая ничего. Ландерс шумно дышит и тянет руки к широким плечам, поглаживая их. Кристоф садиться между ног мужчины и притягивает к себе, садя на колени, чувствуя, как его талию обвивают ногами. Хайко жмется, как потерянный щенок, который, наконец, обрел своего хозяина, и это заставляет улыбнуться. — Помню, мы с тобой однажды поцеловались, когда были в стельку, — говорит Пауль, касаясь чужой шеи губами, — давай повторим это. — Ты уверен в этом? Сейчас ничего нельзя списать на алкоголь. — Я и не собираюсь. Сначала они смотрели друг на друга, медленно приближаясь и соприкасаясь лбами. Хайко распустил волосы Шнайдера, запуская туда пальцы, аккуратно массируя затылок. Оба прикрыли глаза, чувствуя дыхание на губах. Еще немного, еще чуть-чуть, еще мгновение. Кристоф чувствует чужие пересохшие губы, поэтому сразу же проводит по ним языком, а затем углубляет поцелуй. Когда они были пьяны, то их поцелуй был лишь быстрым прикосновением, но сейчас это слишком долгий и приятный акт соития двух родственных душ. Ничего не могло их прервать. Пауль немного отстраняется, чтобы отдышаться, а потом целует куда-то в уголок губ, в скулу, возле кадыка, в изгиб шеи. — Не отпускай меня, — еле слышит Шнайдер, прижимая тело ближе. — И не подумаю.