только не Слизерин

У Сынмина в жизни много правил, большинству из которых он следует едва ли не религиозно, но есть среди них самое главное, нарушить которое он страшится сильнее всего: никогда, ни при каких условиях не иметь никаких дел со студентами из Слизерина. Ни за что, даже если весь мир перевернется и вокруг не останется больше ни одного живого человека, кроме студента или выпускника Слизерина. Возможно, это глупо, и Сынмин с вами спорить не станет, если ему об этом сказать, но и мнение его от этого не изменится — от слизеринцев добра не жди, и одно только их присутствие рядом уже считается для Сынмина большой бедой. Конечно, не все люди одинаковые, и слепо верить стереотипам — плохая идея, вот только Сынмин, будучи первокурсником, на своей шкуре испытал, что такое нелюбовь слизеринцев к выходцам из семей маглов. С тех пор Сынмин предпочитает пойти более длинным путем, опоздать на занятие, отказаться от прогулки с друзьями и даже появляется в Большом зале одним из последних, лишь бы свести к минимуму свои встречи со студентами ненавистного факультета. Хотя Сынмина в этом году назначили старостой Когтеврана, он еще ни разу не воспользовался своими полномочиями в отношении студентов Слизерина, даже если они действительно заслуживали наказания, ведь свои принципы (и страхи, чего уж греха таить) для него куда важнее. Сынмин не ходит на матчи по квиддичу, хотя в команде Гриффиндора играет его лучший друг (Джисон, к счастью, все понимает и не слишком на него обижается), притворяется больным во время общих собраний и занимается только в гостиной своего факультета, избегая даже походов в библиотеку. Если ему приходится все же самостоятельно там появиться, то уходит Сынмин уже через десять минут, до такой степени нагруженный книгами, что первое время его сумка постоянно рвалась, а книги оказывались на полу. Во избежание вечного запрета на посещение священного для него места Сынмину пришлось уже на втором курсе овладеть множеством полезных заклинаний, но это действительно того стоило. Сынмин с гордостью носит синий галстук Когтеврана, но иногда, по ночам, лежа в тишине спальни, задумывается о том, как здорово было бы учиться в Гриффиндоре, где всегда можно было бы спрятаться под крылышком Джисона, да и у него самого наверняка было бы ощутимо больше храбрости. Джисон, кажется, не боится ничего на свете — мало того, что он играет на позиции загонщика за свою команду, постоянно экспериментирует с новыми заклинаниями и первым бежит знакомиться с магическими животными, так еще и с недавнего времени встречается с Ли Минхо — семикурсником, который учится… на Слизерине. Сынмин с Минхо лично не знаком, как бы Джисон ни уговаривал друга хотя бы раз поступиться своими принципами, но Минхо — староста школы, и его всячески хвалят преподаватели, да и Джисон рядом с ним счастлив, поэтому Сынмин в его личную жизнь не вмешивается, хотя иногда так и хочется дать другу подзатыльник и спросить, чем он думал, когда опять шатался с друзьями Минхо поздним вечером. Джисон в свою защиту говорит лишь, что Сынмин слишком правильный, и что до добра это не доведет, в ответ на что он только фыркает и обиженно дует губы. Ему не нравится, когда люди тыкают в его «правильность», словно это что-то настолько же ужасное, как издевательства над ребятами из неблагополучных семей или семей маглов. Да, Сынмин ложится спать в одиннадцать вечера, не пропускает занятия и сдает все задания вовремя, Сынмин — лучший ученик школы, его галстук всегда повязан ровно, а идеально выглаженная рубашка заправлена в брюки, он первым рвется ответить на заданный вопрос, не нарушает правила и ни с кем не вступает в конфликты, но разве это значит, что он чем-то хуже других? Вот и сейчас Сынмин идет по коридору, размышляя о том, что же сегодня сделал не так. Он всего лишь мягко сказал Джисону, что не собирается идти на вечеринку в честь Хэллоуина, которую устраивают старшекурсники после пира в Большом зале, а Джисон не просто расстроился (хотя должен был за четыре года их дружбы давно привыкнуть к тому, что Сынмин не ходит на подобные мероприятия), но еще и добавил, что Сынмин стал невыносимо скучным, и что даже с котами Минхо в последнее время общаться интереснее. Он, конечно, потом обязательно извинится, ведь Джисон всего лишь очень вспыльчивый человек, который сначала говорит, а потом думает, и Сынмин его точно простит, но все же слова друга его задели, и сейчас он не может думать ни о чем другом. Погруженный в свои мысли, он совсем не смотрит по сторонам, поэтому не ожидает столкновения, которое поджидает его за углом. Сынмин от испуга зажмуривает глаза, выпускает из рук сумку, которая падает на пол с громким стуком, а сами руки пытается использовать в качестве подстраховки, но терпит в этой идее сокрушительное поражение. К счастью (и несчастью одновременно), он приземляется прямо на грудь сбитого им человека, поэтому весь удар на себя принимают его левая рука и спина этого человека. Парень громко ойкает, когда его спина встречается с полом, а сверху вдобавок приземляется Сынмин, и Ким наконец-то набирается смелости открыть один глаз, но тут же зажмуривается вновь и мысленно проклинает себя, Джисона, их глупую ссору и весь сегодняшний день. Почти четыре года ему удавалось избегать даже попадания в поле зрения студентов Слизерина, и вот теперь он не просто попал, а упал на своего однокурсника — Хван Хенджина, местного заводилу и шутника, который каким-то образом умудряется оставаться любимчиком преподавателей — даже тех, которые едва ли не равнодушно относятся к самому Сынмину. Пока Хенджин недовольно пыхтит от боли, Сынмин за считанные секунды вспоминает все, что ему известно об этом парне, и медленно приходит к выводу, что худшей кандидатуры для первой встречи со слизеринцами спустя столь долгое время и быть не могло. Хенджин, как ни крути, ходячее совершенство: у него в жизни все получается, он наделен невероятно красивой внешностью, харизмой и талантом к любому делу, за которое берется, Хенджин — лучший вратарь в квиддиче, который сейчас учится в Хогвартсе (за что Джисон открыто его недолюбливает), он окружен любовью и вниманием со всех сторон, замечательно учится, даже несмотря на свое поведение и вечные шалости, а главное, так хорошо разбирается в зельеварении, как Сынмину и не снилось. Хотя Сынмин поклялся никогда не связываться со слизеринцами, не знать Хенджина просто невозможно, и, если честно, Ким ему даже завидует — в те редкие моменты, когда позволяет себе задуматься об этом парне. Сынмин уверен: если бы у Когтеврана и Слизерина были совместные занятия, его бы расплющило от зависти, ведь у Хенджина все получается само собой, как бы играючи, пока Сынмин пыхтит над своим котлом и истекает потом. Ему бы хотелось обладать такой же способностью, чтобы не корпеть над книгами до рассвета, а просто делать все с первого раза и успевать вместе с тем сделать еще кучу дел. Сынмин считает до трех, а после вновь открывает глаза и осторожно отползает в сторону. Сейчас идет занятие, поэтому привычно шумные коридоры пустуют, а значит, просто убежать, неловко извинившись, не получится, да и Сынмин не такой. — Прости. Ты в порядке? — старательно игнорируя зеленый галстук перед своим лицом, интересуется Сынмин, хотя у него самого рука ноет от боли. — Все нормально, — Хенджин улыбается как-то неловко, а потом встает, отряхивает мантию и протягивает Сынмину его сумку. — Будь осторожнее в следующий раз, когда будешь поворачивать за угол. Даже в пустых коридорах иногда встречаются люди. — Спасибо, постараюсь, — Сынмин отвечает, все еще избегая смотреть на Хенджина. Он принимает сумку, но в тот же момент ойкает от боли и вновь роняет ее на пол. Густо покраснев, он наклоняется, чтобы поднять ее здоровой рукой, но Хенджин оказывается быстрее, и через мгновение Сынмин ощущает на себе обеспокоенный взгляд карих глаз. — Ты повредил руку, — Хенджин не спрашивает даже, а утверждает, нахмурившись слегка. Сынмин отчаянно хочет отмахнуться, закусить губу и сказать, что с ним все в порядке, что он не ребенок и сам дойдет до больничного крыла, но Хенджин по-прежнему не сводит с него взгляд и сумку тоже не отдает. Отлично, думает Сынмин, я попал на шоу «Кто окажется более упрямым». Хенджин заправляет за ухо светлую прядь, выбившуюся из короткого хвостика, и Сынмин на секунду зависает — так волшебно выглядит Хенджин в этот момент. Опомнившись, он слегка трясет головой, чтобы прогнать эти мысли, и уже более настойчиво просит вернуть сумку. — Ты упал из-за меня, — они оба знают, что Хенджин сейчас врет. — Позволь мне проводить тебя до больничного крыла, я хочу убедиться, что ничего серьезного не произошло. — Ты не виноват, — упрямо пыхтит Сынмин, всей душой желая только поскорее убраться из этого коридора и никогда больше с таким красивым Хенджином не сталкиваться. — Пожалуйста, — настойчиво просит слизеринец, глядя таким жалобным взглядом, что Сынмину хочется под землю провалиться, лишь бы не расстраивать этого ребенка. — Ладно, — соглашается он нехотя, но лишь потому, что знает: иначе Хенджин от него не отвяжется. Сгорая от стыда, Сынмин пытается убедить себя в том, что раз уж он уже попал в ситуацию, где ему пришлось не только заговорить, но и извиниться перед слизеринцем, то хуже уже не станет — зато так, по крайней мере, это быстрее закончится. Хенджин действительно уходит как только узнает, что Сынмин всего лишь получил растяжение, которое можно вылечить одним заклинанием, перед этим извинившись еще раз и вернув Сынмину его сумку. Сынмин выдыхает с облегчением, лишь добравшись до общей гостиной Когтеврана, но часом позже, приступив к домашнему заданию по зельям, внезапно ловит себя на мысли о том, как ему хотелось бы сейчас, чтобы идеальный Хван Хенджин помог ему. Сам Хенджин, наверное, уже давно с этим заданием справился. Стиснув зубы, Сынмин ниже наклоняется над учебником и начинает упорно вчитываться в непонятные формулы, но образ Хенджина все никак не выходит из головы. Кажется, Сынмин не только упал, но еще и попал. //// При встрече с Джисоном, когда друг рассыпается в бесконечных извинениях, Сынмин благоразумно о Хенджине умалчивает, но долго этой конспирации продлиться не суждено: Хенджин замечает его синий галстук за столом Гриффиндора и сначала машет рукой, а потом и сам пробирается через стайку зазевавшихся студентов, которые еще не приступили к обеду. Джисон удивленно выгибает бровь, когда Хенджин беззаботно плюхается рядом с ними на скамью, игнорируя как влюбленные, так и неприязненные взгляды со стороны других гриффиндорцев. — Привет, Сынмин! — жизнерадостно воркует Хенджин, а Сынмин едва не давится своим соком. — Как твоя рука? Все нормально? — Не беспокойся, ничего серьезного не случилось, меня подлатали за пару секунд. Тебе не обязательно было спрашивать об этом, я ведь не смотрел по сторонам, а не ты. Сынмин чувствует на себе вопросительный взгляд Джисона, но старается незаметно пихнуть его ногой под столом, чтобы Хан перестал так откровенно пялиться. Ему и без этого неловко, потому что для Хенджина, видимо, границ не существует, а вот его, Сынминовы, границы трещат сейчас по швам. — Мне действительно хотелось это узнать, — упрямо бормочет Хенджин, а Сынмин только и может, что вздохнуть тяжело. — Спасибо, — отвечает он в конце концов, когда молчание становится еще более неловким, чем взгляды Джисона. — Мне жаль, что я заставил тебя волноваться. — Все в порядке! Ну, ладно, не буду тебе мешать, прости! Приходи в субботу смотреть квиддич! Хенджин еще раз машет ему напоследок, улыбаясь своей яркой улыбкой, а потом поворачивается и исчезает в толпе. Сынмин в этот момент думать может только о том, как же Хенджину идет эта синяя лента в волосах, которую он сегодня использовал вместо резинки. К реальности его возвращает совсем не тактичное покашливание Джисона и его же рука, машущая перед глазами. По выражению лица Джисона сразу становится понятно, что он сдерживается из последних сил, чтобы не превратиться в живое воплощение громовещателя. Сынмин смиренно склоняет голову, уже готовясь к худшему. — Ты серьезно водишься с этим Хван Хенджином, а познакомиться с Минхо отказываешься уже несколько месяцев? Минни, я думал, мы друзья! Джисон совершенно точно обижен, но Сынмин понятия не имеет, как втолковать другу, что вся эта ситуация — сплошное недоразумение, если Хенджин так сильно Джисону не нравится. Сынмин в очередной раз убеждается в свой правоте: от слизеринцев ничего хорошего ждать не приходится, одни беды — мало того, что его всю ночь мучила бессонница, так теперь еще и лучший друг его готов во враги народа записать. — Послушай, — как можно мягче начинает Сынмин, но Джисон только сильнее дуется, всем своим видом показывая, что слушать не намерен. — Да что мне слушать! — неохотно отзывается он. — Я уже все услышал! И даже увидел! — Ну если ты на секунду замолчишь и послушаешь меня, а не свои глаза и неприязнь к Хенджину, то поймешь, в чем дело, — теперь Сынмин тоже начинает терять терпение. — Я вчера шел после нашей с тобой идиотской ссоры и пытался понять, за что ты так меня не любишь, и так увлекся этими размышлениями, что не заметил, как врезался в Хенджина. Мы оба упали, я повредил руку, а этот дурак решил, что виноват во всем он, поэтому и прицепился ко мне. Он такой… — Раздражающий? — уже сочувственно спрашивает Джисон, мгновенно оттаяв. — Хочешь, я его в субботу сшибу с метлы и отправлю в больничное крыло? — Интересный… Что? Я против насилия, Джисон! — Да ладно, это же квиддич, никто и не поймет, что я специально. — Ты говоришь об этом в Большом зале, идиот. Но я не об этом вообще-то. — Подожди, ты сказал, что он интересный? А ты уверен, что вчера руку повредил, а не голову? — Кто это тут голову повредил? Рядом с ними на скамью присаживается Минхо, тут же притягивая Джисона к себе и заключая его в объятия. Волосы у него растрепаны, а к мантии прицепилось несколько желтых перышек, но даже так он выглядит либо как божество, либо как модель, сошедшая со страниц магловских модных журналов. Джисон мгновенно забывает о том, что секундой раньше злился, и разве что не тает в объятиях своего парня. Сынмин впервые благодарен вселенной за то, что послала ему на пути слизеринца, потому что так у него есть хотя бы какой-то шанс пережить сегодняшний день и не пасть жертвой гнева Джисона. Правда, в этот момент он осознает, что лично с Минхо до сих пор не знаком, и начинает усиленно притворяться, что облака на зачарованном потолке интересуют его больше, чем все происходящее вокруг. Долго так притворяться не получается, потому что Джисон на мгновение отлипает от Минхо и толкает друга в бок, вновь возвращая все внимание к себе. — Мы еще не закончили, — почти угрожающим тоном сообщает он Сынмину. — Минхо, представляешь, он всю жизнь избегает слизеринцев, даже с тобой встречаться не хотел, а вчера познакомился с Хван Хенджином и ни слова мне об этом не сказал! — С Хенджином? — мурлычет Минхо, расслабляясь от нежных прикосновений Джисона к своим волосам. — Ну и что тут такого? Хенджин хороший парень, не обидит он твоего Сынмина. — Да я вообще не об этом! — опять возмущается Джисон, на этот раз из-за того, что никто его не понимает. — Он ведь не общается ни с кем из Слизерина, это его же принципы! А тут Хенджин позвал его смотреть квиддич, и у него чуть слюни не потекли, а мою игру он еще ни разу не пришел посмотреть! — Неправда! — кипятится Сынмин, позабыв о том, что они в зале не одни. Вообще-то он неоднократно наблюдал за матчами, в которых участвовал Джисон, и друг прекрасно об этом знает. То, что Сынмин наблюдал за ними не с трибуны, а из более укромных мест, еще не значит, что ему никогда не было интересно (хотя квиддич он вообще-то не очень любит), или что он Джисона не поддерживал. И вообще, какие еще слюни? Может, в его мыслях со вчерашнего дня Хенджин и прописался, но при свете дня Сынмин по-прежнему прекрасно себя контролирует, да и вообще отрицает саму возможность того, что Хенджин мог ему понравиться. Ну да, он красивый, это трудно отрицать, но кроме этой сногсшибательной внешности и еще нескольких самых обычных фактов Сынмин о нем ничего не знает. И, главное, Хенджин из Слизерина, что автоматически делает их общение невозможным для Сынмина. — Бельчонок, не заводись, — мягко предупреждает Джисона Минхо, и, о боги, тот даже слушается и затихает. — Лучше познакомь нас наконец. — Точно! — Сынмин за новую тему хватается как за спасительный круг, хотя до этого старательно делал вид, что его не существует. — Прости, что избегал знакомства, я и сейчас-то себя не очень комфортно и спокойно чувствую, а с Хенджином все совсем спонтанно вышло, я бы сам ни за что… В общем, я Сынмин. Минхо и сам медлит несколько секунд, прежде чем пожать протянутую ему руку, но потом улыбается так мягко, что Сынмин почти забывает, что у него на шее повязан ненавистный серебристо-зеленый галстук. — Если что, дело совсем не в тебе! — поспешно добавляет он. — Джисон с тобой счастлив, поэтому я за вас рад, но мне просто… тяжело. Джисон за этим наблюдает, задержав дыхание, и даже не думает как-то подшучивать над лучшим другом, потому что тот почти никогда открыто не признает, что его неприязнь к Слизерину — не просто прихоть и стереотипы. Сынмину правда тяжело, поэтому Джисон и не ждал, что он когда-нибудь доверится Минхо, но ведь просто познакомиться — это не так трудно, правда? — Я понимаю, — Минхо склоняет голову, совсем как кот. — Трудно довериться кому-то, если тебя ранили, да и у нашего факультета не самая лучшая история, но, знаешь… Хотя я не могу сказать, что сейчас все изменилось, засранцев и сейчас хватает, с этим ничего не поделать, но все же, Сынмин, не все ребята из Слизерина плохие. — У Минхо обалденные друзья, — встревает Джисон с улыбкой, попутно оставляя легкий поцелуй на его щеке. — Мне особенно нравится Чанбин. — Смотри, как бы Ликс этого не услышал, — отвечает ему Минхо, а Джисон только глаза закатывает. — И что он мне сделает? Нападет с обнимашками? Ой, боюсь-боюсь. — Да вы друг друга стоите, — фыркает Минхо, но тут же притягивает Джисона обратно в свои объятия, когда тот начинает показательно вырываться. Эти голубки так заняты друг другом, что даже не замечают, как перерыв заканчивается, не говоря уже о неловко сидящем рядом с ними Сынмине. Он, едва заслышав колокол, с облегчением вскакивает из-за стола, быстро прощается и спешит на заклинания, куда, к счастью, за ним не могут последовать ни Джисон, ни Хенджин, ни кто-либо еще из его ночных кошмаров. //// Остаток рабочей недели проходит относительно спокойно, за исключением того момента, когда профессор по зельеварению возвращает его работу с оценкой «удовлетворительно» в правом углу. Сынмин в очередной раз ловит себя на мысли, что не может дождаться следующего года, чтобы наконец-то избавиться от этого предмета, но быстро забывает об этом, потому что все его мысли заняты Хенджином — его идеальностью, красотой, да и недостатками тоже. Все эти дни они с Хенджином, к счастью, не пересекаются, потому что Сынмин продолжает следовать своим принципам, но даже так мысли о Хенджине все никак не хотят покидать его голову. До выходных Сынмин даже Джисона старается избегать, слишком погруженный в невероятную внутреннюю борьбу с самим собой, но это оказывается не так уж трудно: у Джисона по вечерам последние тренировки перед субботним матчем, а на занятиях их факультеты никогда не встречаются. Джисон вряд ли этим фактом расстроен, его скорее беспокоит необходимость вновь играть против своего любимого Минхо, поэтому Сынмин из-за этого маленького перерыва в общении совсем не переживает, а вот из-за Хенджина — очень даже. Субботним утром Сынмин поднимается еще на рассвете, потому что заснуть ночью так и не получилось, и спускается в еще тихую гостиную. Здесь никого нет, потому что все приличные когтевранцы еще спят, а неприличные, если такие и есть, в гостиную пока не вернулись. Сынмин несколько минут проводит у окна, нервно кусая губы, пытаясь в последнюю минуту отговорить себя от самого безрассудного решения за последние годы. Он волнуется сильнее, чем перед экзаменами, а все из-за того, что Хенджиново беззаботное приглашение посмотреть игру, брошенное почти невзначай, разразило внутри настоящую войну. Благоразумная сторона Сынмина почти вытряхнула из него душу в попытках убедить парня в том, что это худшая идея, которая приходила ему в голову, но та сторона, которую Джисон как-то окрестил «настоящей», до последнего не сдавалась и в итоге одержала победу. До завтрака еще почти два часа, но сидеть все это время в гостиной Сынмину не хочется, поэтому он спешно переодевается и через десять минут, кутаясь в шарф, выходит на улицу. Дверь, ведущая из замка, к счастью, уже не заперта, поэтому Сынмин с удовольствием вдыхает холодный утренний воздух и надеется, что эта прогулка поможет ему проветрить голову. Сначала он планирует просто пройтись вокруг замка, но в последний момент передумывает и решает перед матчем посетить поле для квиддича. Он ни разу не был там, по крайней мере, за последние несколько лет, поэтому сейчас жутко волнуется — мало того, что придется быть в толпе, так он еще и самостоятельно подписывает себе приговор, обещающий несколько часов в окружении слизеринцев. И пусть они будут на противоположной трибуне, сути дела это не меняет. Сынмин был уверен, что в столь ранний час на поле никого не будет, но, завидев в воздухе одинокую фигуру на метле, нерешительно останавливается и раздумывает, а не лучше ли будет уйти — и черт с ней, с этой игрой. Правда, в тот момент, когда он почти решает развернуться и отправиться обратно к замку, человек на метле подлетает ближе, и Сынмин почти с ужасом замечает Хенджиновы светлые волосы и уже почти ставшую привычной синюю ленту. О том, что его шарф тоже синий, и что не заметит его только идиот, Сынмин задумывается лишь тогда, когда Хенджин действительно его замечает и энергично машет рукой в знак приветствия. Сынмин еще несколько секунд неуверенно мнется на месте, а потом все же машет в ответ и медленно подходит ближе к полю. Хенджин спускается на землю, все еще крепко сжимая метлу, и одаривает Сынмина такой солнечной улыбкой, что он даже невольно жмурится, думая, а законно ли это вообще — выглядеть таким радостным в столь холодное осеннее утро. — Привет, — говорит ему Хенджин, все так же улыбаясь. — И тебе привет, — выдыхает Сынмин и чувствует, как щеки краснеют. — Ты все-таки решил прийти на игру? — с неподдельной искренностью и даже какой-то надеждой в голосе спрашивает Хенджин, от чего у Сынмина мурашки по коже, и вызваны они вовсе не холодом. Он кивает, хотя сам до конца ни в чем еще не уверен. — Я и не рассчитывал, что ты правда решишься. Ты ведь не ходишь на квиддич. Откуда Хенджину об этом известно, Сынмин предпочитает не спрашивать. Он лишь пожимает плечами неопределенно, потому что и сам не понимает, что именно подтолкнуло его к такому необычному для себя поступку. Может быть, все дело в желании доказать Джисону, что он совсем не стал скучным, и что он тоже может вести себя безрассудно по своим стандартам, а может, виноват такой идеальный Хван Хенджин, у которого сейчас от холода краснеют кончики ушей. — Но я рад тебя видеть, правда, — продолжает Хенджин свой неловкий монолог. — Мне очень хотелось, чтобы ты пришел. — Почему? Вопрос слетает с губ как-то сам собой, Сынмин даже не успевает подумать. Хенджин на секунду теряется, выглядит смущенным и еще крепче сжимает метлу, так, что костяшки белеют от напряжения, но потом на его лице вновь появляется ослепительная улыбка, за которой он, видимо, маскирует все свои настоящие эмоции. — А разве нужна причина? — отвечает он вопросом на вопрос, и Сынмину даже нечего сказать. — Ты сейчас пойдешь завтракать? — Вообще-то до завтрака еще почти час, — говорит Сынмин с легким удивлением. — Ты сегодня вообще спал? Сынмин не понимает, почему его так волнует тот факт, что Хенджин совершенно потерялся во времени, и что глаза его выглядят ужасно уставшими. Сынмин не понимает и понимать не хочет, но отрицать этого не может: он действительно за Хенджина переживает. За Хенджина, которого лично знает всего несколько дней, за того самого Хенджина, по которому сохнет как минимум треть студенток и студентов Хогвартса, за Хенджина, который учится на Слизерине, к которому Сынмин и близко подходить не должен. — Немного, — уклончиво отвечает Хенджин, но Сынмина этот ответ не устраивает. — И часто ты так? Хенджин смотрит виновато, ковыряет носком ботинка подмерзшую землю и ничего не говорит. Сегодня на нем пушистый серый свитер, из-за которого Хенджин похож на маленького кролика, и Сынмин внезапно ловит себя на мысли, что хотел бы сейчас Хенджина обнять — прижать к себе, дать подремать на своем плече, ощутить своими руками мягкость этого свитера. Хенджин не отвечает, но Сынмин и так все понимает: он не может спать перед важными событиями, потому что ужасно боится в нужный день провалиться, оказаться недостаточно хорошим. Для всех окружающих Хенджин идеален, но что за этим скрывается на самом деле знает только сам Хенджин. Сейчас в эту тайну ворвался еще и Сынмин, и теперь он совсем не знает, что делать дальше. — Я еще немного полетаю, — бормочет Хенджин спустя несколько минут неловкого молчания. — Заколдую мячи, потренируюсь. Не думаю, что смогу сегодня завтракать, это все-таки первая игра сезона. Хенджин поворачивается спиной и седлает метлу, давая понять, что разговор закончен. Сынмин понимает, что момент утерян, успевает только пожелать удачи на игре (слышал бы это Джисон) и, развернувшись, медленно бредет в сторону замка. Он осознает, что Хенджин не хотел, чтобы кто-то догадался о его слабостях, понимает, что Хенджина это задело, поэтому у него и самого аппетит пропадает. Когда он уже собирается пройти мимо Большого зала, кто-то хватает его под руку и буквально тащит в сторону. У Сынмина нет сил и настроения сопротивляться, хотя он и удивляется, когда поднимает взгляд и видит Минхо. — Извини если напугал, — торопливо извиняется Минхо, быстро оглядываясь по сторонам. — Мне нужно срочно пойти на поле, мы с командой собираемся там через пятнадцать минут. Проследи, пожалуйста, за тем, чтобы Джисон нормально позавтракал. В прошлом году он чуть не упал с метлы, а меня потом едва не убили из-за того, что я кинулся помогать ему. — Нет проблем, — обещает Сынмин, но когда Минхо кивает и разворачивается, чтобы уйти, Ким ловит его за рукав мантии. — Я сейчас был на улице и встретил там Хенджина. Он практически не спал и ничего не ел, будьте с ним помягче сегодня, хорошо? — С каких пор тебя… Ладно, проехали. Хорошо, я скажу остальным, чтобы не давили на него вне зависимости от исхода игры, спасибо. Сынмин благодарно улыбается и спешит в Большой зал, где за столом Гриффиндора Джисон с застывшим на лице выражением полнейшего отчаяния ковыряется в тарелке с овсянкой. Рядом с ним стоит почти нетронутый стакан сока, который Сынмин едва не переворачивает локтем, когда усаживается рядом и ободряюще похлопывает друга по спине. Джисон вяло машет ему, не в силах даже поздороваться, и Сынмин в этот момент понимает, о чем говорил Минхо, когда просил о нем позаботиться. Прошлую игру он не видел, потому что лежал в больничном крыле с дурацким отравлением, а раньше за Джисоном такого не наблюдалось, поэтому сейчас Сынмин даже не знает, удивлен он сильнее или расстроен. — Джисон, возьми бекон, — осторожно предлагает он, зная, что от бекона Джисон отказаться не способен. Джисон качает головой, но Сынмин все равно кладет несколько кусочков ему в тарелку, а потом добавляет кусочек сыра и булочку. Себе он накладывает то же самое и сразу начинает энергично поглощать еду, хотя ему и не хочется. Первые несколько минут Джисон наблюдает за этим с кислой миной, но потом, видя, что Сынмин сдаваться не намерен, тяжело вздыхает и следует его примеру. Они не разговаривают, хотя Сынмину ужасно хочется рассказать другу о том, что он сегодня пойдет на трибуну, и через двадцать минут заканчивают свой скромный завтрак. Сынмин заставляет Джисона допить сок, самолично завязывает ему шарф и чуть ли не за руку ведет в сторону поля. Джисон вопросов не задает и даже не прощается, когда они доходят до раздевалки, но Сынмин не придает этому большого значения — друг волнуется, в этом нет ничего удивительного. Трибуны сейчас почти пустые, поэтому Сынмин успевает выбрать себе самое лучшее место на трибуне Гриффиндора, откуда открывается превосходный вид на кольца команды Слизерина. Зачем он это делает, Сынмин не знает, но желание увидеть игру Хенджина оказывается сильнее всех вопросов. Спустя сорок минут, когда Сынмина со всех сторон уже окружают ярые болельщики Гриффиндора, команды наконец-то появляются на поле, и Сынмин не может сдержать удивленный возглас. Конечно, Хенджин в своей зеленой спортивной мантии и с волосами, заплетенными в маленькие косички, выглядит совсем не так, как этот же Хенджин в пушистом свитере и с покрасневшими от холода ушами, но удивляет Сынмина не это. Хенджин переговаривается о чем-то с Минхо и смеется беззаботно, откинув голову назад, словно и не было у него никакой бессонной ночи, словно он не был готов в прямом смысле на стену лезть от волнения всего несколько часов назад. Внезапно Сынмин встречается взглядом с Минхо, и тот толкает локтем Хенджина, показывая на трибуну Гриффиндора. Хенджин, если и расстроился из-за того, что Сынмин поддерживает не их команду, виду не подает и вместо этого улыбается опять ярче солнца. Сынмин честно старается о нем не думать, но разве это возможно, если Хенджин в последующие два часа так профессионально отражает почти каждый мяч, брошенный в сторону колец Слизерина? Хенджин играет так хорошо, что его команда неизбежно выходит вперед, но Сынмин, который в любое другое время разозлился бы, сейчас совсем не против. Ему нравится видеть улыбку, которая появляется на лице Хенджина каждый раз, когда один из их охотников забрасывает квоффл в кольца Гриффиндора. Ангел на правом сынминовом плече продолжает кричать, что это неправильно, что он должен поддерживать лучшего друга, а не пускать слюни на слизеринца, с которым до начала этой недели даже не разговаривал ни разу в жизни, вот только… Когда Джисон, совсем не глядя, с силой посылает взбесившийся бладжер в сторону противников, мяч попадает Хенджину в живот, мгновенно стирая с его лица улыбку. Минхо замечает это в тот же момент и, бросив в сторону Джисона злой взгляд, быстро подлетает, чтобы поймать упавшего с метлы Хенджина. Он с трудом ухватывает Хенджина, потерявшего сознание, за руку, но втащить на свою метлу самостоятельно не может, поэтому они оба медленно движутся вниз до тех пор, пока к ним не подлетает еще один охотник слизериновской команды. Вместе они осторожно опускают Хенджина на поле и вновь взлетают, но Сынмин за игрой больше не следит. В тот момент, когда Хенджина поспешно укладывают на носилки и уносят с поля, Сынмин признается себе, что влюбился — вот так глупо, быстро и безнадежно. Как всегда — от Слизерина одни беды. Матч они, кстати, выигрывают: Минхо, очевидно, разозлившись из-за потери вратаря, забивает Гриффиндору четыре мяча подряд, поэтому когда ловец в красно-золотой форме находит снитч, победа все равно остается за Слизерином. Хотя перевес минимальный, им все же удается сохранить преимущество, набранное благодаря превосходной игре Хенджина. Когда Джисон впервые за всю игру поднимает взгляд на трибуну Гриффиндора и видит там Сынмина, на его лице отражается неподдельный ужас — кажется, он только сейчас осознает, что Сынмин был здесь и все видел своими глазами. В том, что он на самом деле не собирался сбивать Хенджина с метлы, Сынмин не сомневается, но разговаривать с другом сейчас не хочет, поэтому мысленно благодарит Минхо, когда тот тянет Джисона за рукав мантии и ободряюще хлопает по плечу, отвлекая от разглядывания трибун. Больше всего на свете ему хочется побежать в больничное крыло и сидеть рядом с постелью Хенджина до тех пор, пока тот не откроет глаза, а потом высказать ему все, что сейчас тяжелым грузом лежит на душе. Но идея эта безнадежна, Сынмин знает, ведь они даже не друзья, да и вообще не знакомы толком; Хенджина и без него сейчас пойдут навещать толпы влюбленных в него девчонок и парней. Стиснув кулаки, Сынмин ускоряет шаг и вскоре оказывается в общей гостиной Когтеврана, где сейчас по-прежнему тихо. Он обещает себе забыть глупые чувства к Хенджину и прибегает к единственному известному способу — зарывается в учебниках так, что порой забывает поесть и почти две недели избегает встреч с Джисоном, да и с Хенджином тоже. С Джисоном он говорить просто не готов, с Хенджином — боится. В один из таких дней Джисону это надоедает, и он бесцеремонно вламывается в их гостиную, где Сынмин последние три часа корпел над очередным эссе по зельям. Сынмин, если честно, вполне ждал от друга чего-то такого, но все равно удивляется — ведь в их гостиную можно попасть, только правильно ответив на вопрос, здесь нет какого-то пароля, а Джисон в этом деле никогда не был хорош и постоянно просил кого-нибудь из когтевранцев о помощи. В этот раз Джисон заходит в гостиную один, хмуро оглядывает комнату и садится рядом с Сынмином возле камина. Какое-то время они молчат, потому что Сынмин совсем не знает, что сказать, а Джисон никак не может собраться с мыслями. — Прости, — первым начинает Джисон, не сводя взгляда с огня. — Я правда не хотел, чтобы Хенджин пострадал, я в тот момент даже не смотрел, куда бью. Бладжер попал бы мне в лицо, если бы я его не отправил дальше, но я не знал, что он полетит в Хенджина. — Дело не в Хенджине, — мягко останавливает его Сынмин, хотя и думал о том случае каждую свободную минуту. — Точнее, дело как раз в нем, поэтому мне нужно было время, чтобы… чтобы снова вернуться к обычной жизни, к тому, что я считаю привычным. Джисон кивает, хотя и не совсем понимает, о чем Сынмин говорит. — Минхо сказал мне, что Хенджина выписали уже через три дня, с ним все в порядке. Он, правда, ходит все время грустный, хотя они опять выиграли, и даже как-то спросил у Минхо, почему ты не появляешься сейчас нигде, будто это ты с ним встречаешься, а не я. — Да брось, ты прекрасно понимаешь, почему он задал этот вопрос Минхо, просто бесишься из-за того, что твой парень общается с тем, кто тебе не нравится. — Он не настолько мне не нравится, чтобы… Ладно, ты прав. — И что Минхо ему ответил? — интересуется Сынмин с тяжелым вздохом, уже готовясь к очередной глупой шутке со стороны этой парочки. — Он, ну… правду сказал. Сказал, что ты волновался перед игрой, попросил, чтобы на него в команде не давили, и что игру ты после его падения уже не смотрел. Не знаю, как он это заметил, даже я до самого конца не знал, что ты вообще пришел. Сынмин ожидал чего угодно, но от такого предательства со стороны Минхо только и может, что моргать ошалело и рот открывать-закрывать, как рыба в аквариуме. Теперь Хенджин наверняка все понял и больше никогда даже видеть его не захочет, не говоря уже о том, чтобы разговаривать. Это к лучшему, убеждает себя Сынмин, ведь сам же не хотел иметь ничего общего со слизеринцами. Да, Хенджин особенный, но так всем будет лучше — незачем им общаться. И все же Сынмин не может удержаться от вопроса, ведь Джисон знает все на свете, и упускать такую возможность — просто преступление. — А что сказал Хенджин? Он и не замечает, как пальцами сильнее стискивает перо, так и не дописав последнюю строчку в эссе. — Хенджин… тоже правду сказал. Ты ему нравишься, причем давно. У Сынмина от этих слов весь мир переворачивается: как такое вообще возможно, чтобы Хенджину понравился кто-то вроде него, скучного старосты-отличника, который, к тому же, бесконечно ненавидит его факультет? Сынмин решительно ничего не понимает, но слова эти вызывают у него сильный шок, настолько сильный, что он выпускает из рук свиток пергамента с почти дописанным эссе, над которым так долго страдал. Он этого сперва не замечает, но громкий возглас Джисона, который тычет пальцем в камин, возвращает все на свои места. Джисон делает несколько довольно жалких попыток спасти догорающий в камине свиток, но они оба понимают, что шансов выжить у этого эссе нет — как нет их и у Сынмина, если он послезавтра не сдаст его профессору. «Прощай, жизнь, ты была слишком яркой для моей тухлой души», — думает Сынмин, с отчаянным стоном опускаясь обратно в кресло. Он почти умоляюще смотрит на Джисона, ведь ему наверняка с работой помог Минхо (Сынмин, если честно, так и не понял, откуда у слизеринцев такая странная предрасположенность к зельеварению), но тот только качает головой и выглядит почти настолько же печальным, как и сам Ким. — У меня сегодня были зелья, и я уже сдал эту работу… — Придется заново начинать, а я уже ничего не помню, — почти хнычет Сынмин в отчаянии. — Ненавижу зелья! Он настолько расстроен потерей своей работы, что все остальные мысли отходят на второй план — и тот факт, что он нравится Хенджину, тоже. Подождите, что? Сынмин не успевает об этом даже подумать, потому что в этот момент Джисон вскакивает с кресла и радостно хлопает в ладоши. Сынмин смотрит на него с недоверием, потому что идеи друга, связанные с учебой, как правило, до добра не доводят. Он почти ждет, что Джисон сейчас предложит сломать ему руку или по своей воле выпить какую-нибудь отраву. — Сейчас ты пойдешь спать, а завтра я сам подойду к Хенджину и попрошу его тебе помочь. Ну вот, как Сынмин и говорил: очередная идиотская идея. — Ты? К Хенджину? — Ладно, с этим я переборщил, — легко соглашается Джисон. — Попрошу Минхо это сказать, уж ему-то Хван не откажет, тем более, это ведь тебе нужна помощь, а не кому-то еще. — Лучше бы ты просто попросил Минхо мне помочь, — вздыхает Сынмин. — Это было бы не так травмоопасно. Каждый раз, когда я встречаюсь с Хенджином, случается что-то ужасное: сначала я руку повредил, потом Хенджин по милости твоего бладжера упал с метлы… — Это, конечно, хорошая мысль, но дай мне насладиться ролью свахи. Спокойной ночи! У Джисона хватает наглости подмигнуть ему, и Сынмин на секунду задумывается, а не кинуть ли ему в спину что-нибудь, но вовремя вспоминает, что свиток его сгорел в камине, а больше, кроме пера и волшебной палочки, рядом ничего нет. Джисон уходит, не дожидаясь ответа, а Сынмин съезжает с кресла на пол и укладывается перед камином, глядя в огонь. Теперь, когда в гостиной снова тихо, он наконец-то может сосредоточиться на том, что Джисон сообщил ему перед тем, как его работа по зельям превратилась в кучку пепла. «Ты ему нравишься, причем давно», — опять проносится в голове, но Сынмин все никак не может в это поверить. Хенджин действительно это сказал, Джисон не стал бы о таком врать, но… Как такое вообще возможно? Сынмин вообще-то человек не слишком импульсивный, но от всех этих мыслей у него голова идет кругом, поэтому он резко встает и, даже не поднимаясь в спальню, выходит из гостиной. Уже достаточно поздно, но статус старосты позволяет ему беспрепятственно бродить по коридорам даже в такой час, поэтому Сынмин спокойным шагом направляется в сторону совятни. Ему, как и всем остальным ученикам, запрещено покидать замок ночью, поэтому совятня сейчас является единственным местом, где он сможет спокойно подышать воздухом и подумать обо всем, что сегодня узнал. Судьба Сынмина определенно ненавидит, потому что в совятне он оказывается не один. Он уже думает заявить нарушителю правил, что снимает с его факультета пять очков (хотя парень стоит к нему спиной, и Сынмин не видит, на каком факультете он учится), как тот вдруг снимает капюшон мантии и оборачивается, явно услышав чьи-то шаги за спиной. Ахнув, Сынмин отступает на пару шагов назад и нервно сглатывает, потому что человек этот оказывается Хван Хенджином, которому, очевидно, сегодня тоже не сидится в гостиной своего факультета. Хенджин улыбается ярко, говорит что-то о том, что рад его видеть, но Сынмин пропускает все это мимо ушей. Он не видел Хенджина две недели, и, если бы еще месяц назад он порадовался бы этому факту, то сейчас с ужасом замечает, что безумно скучал — по улыбке, непослушным светлым волосам и синей ленте, скучал по Хенджину и даже по его серебристо-зеленому галстуку. — Ты что тут делаешь так поздно? — интересуется он вместо приветствия, пытаясь успокоить сбившееся дыхание. — Пришел отправить сову родителям. Весь день не до этого было, но написать должен был именно сегодня — завтра у мамы день рождения. Сынмин кивает понимающе и подходит ближе, становясь рядом с Хенджином. Он неосознанно ежится от холода и почти жалеет о том, что не надел даже свитер, совсем позабыв о том, что на улице далеко не сентябрь. Хенджин какое-то время стоит молча, хотя Сынмин почти физически чувствует, что он хочет что-то сказать. — Ты здорово сыграл, — говорит он сам. — Не думал после школы заняться этим профессионально? — Пока не знаю, — Хенджин неопределенно пожимает плечами. — Но спасибо за комплимент. Твой друг, правда, меня чуть не убил в тот день, но таков уж квиддич. — Он не хотел, — негромко сообщает Сынмин, все еще отказываясь смотреть Хенджину в лицо. — Хотя ты ему не очень-то нравишься, это правда. Хенджин тихо смеется, запрокинув голову, и Сынмин тоже не может сдержать улыбку. — Да, об этом мне Минхо уже рассказал. — Минхо, кажется, много о чем тебе рассказал, — недовольно бормочет Сынмин себе под нос, но Хенджин все слышит. — Спорить не буду, но и ты, видимо, знаешь больше, чем должен. Сынмин вздыхает, признавая свое поражение. Хотя обычно ему требуется много времени, чтобы привыкнуть к человеку, открыться и начать чувствовать себя комфортно, с Хенджином все совсем по-другому. С Хенджином он уже сейчас чувствует себя легко, но не знает, с чем это связано — только ли это из-за того, что он влюблен, или дело в необъяснимом очаровании Хенджина, которое располагает к нему любого человека (за исключением, возможно, Джисона)? Он на мгновение задумывается, а потом кивает самому себе и решается: раз уж они оба все знают, им нужно об этом поговорить лично, а не через Минхо и Джисона. — Как давно? И почему? — спрашивает он почти шепотом. — С третьего курса, — так же тихо отвечает ему Хенджин. — Почему… Не знаю, правда. Ты особенный. Нет какой-то конкретной причины, я просто в какой-то момент осознал это. Вот так просто, совсем без причины, Хенджин и ворвался в его жизнь несколько недель назад. Сынмин хмыкает в ответ на эти мысли. — Я думал, это пройдет, ведь нам тогда только по тринадцать было, но… — Нам сейчас всего пятнадцать, Хенджин, — с легким смешком прерывает его Сынмин. — Вся жизнь впереди. — Не пройдет, — Хенджин качает головой в ответ на незаданный вопрос. — Ты мне нравишься, Сынмин, но я знаю твое отношение к таким как я. Эти слова ранят Сынмина в самое сердце — не потому, что Хенджин так высказался о нем, а потому, что Хенджин так думает о себе. Минхо, кажется, упустил в своем рассказе самую важную деталь, и Хенджин теперь считает себя недостойным, неправильным, несовершенным. Сынмин избегал всех слизеринцев, потому что ему было страшно, до жути страшно вновь оказаться в той ситуации, когда над ним издевались из-за происхождения, но Хенджина он не боится — скорее, напротив, чувствует необъяснимое желание держаться ближе. Он не отвечает, вместо этого подходит еще ближе и порывисто Хенджина обнимает, утыкаясь холодным носом в зеленый шарф. Хенджин от неожиданности дергается, но почти сразу обнимает в ответ, крепко держа дрожащего от холода Сынмина в своих руках. — Глупый, ты почему не оделся как следует? — ругает его Хенджин. Сынмин только носом шмыгает, не зная, что и ответить, а Хенджин качает головой и отстраняется, чтобы снять свой шарф. Он не дает Сынмину возразить, сразу укутывая его в шарф, пока Ким пыхтит возмущенно. В шарфе становится намного теплее, поэтому он не слишком жалуется, хотя и недоволен, что на нем сейчас один из атрибутов ненавистного факультета. — Если тебе не нравится мой шарф, в следующий раз надень свой, — хмурится Хенджин, притягивая Сынмина обратно в объятия, от чего тот негромко ойкает. — Какой следующий раз? — непонимающе хлопает он глазами, пока Хенджин удобно устраивает свой подбородок у него на плече. — Например, когда мы пойдем с тобой в Хогсмид. На свидание. — Это ты меня так приглашаешь? Сынмин не в силах скрыть улыбку, которая становится только шире, когда Хенджин негромко угукает и крепче прижимает к себе. В объятиях Хенджина тепло и уютно, и Сынмин ловит себя на мысли, что он совсем не против провести так всю ночь, но тут вспоминает о погибшей работе по зельеварению и тяжело вздыхает, что, впрочем, не остается незамеченным. — Что такое? — спрашивает Хенджин с легким волнением в голосе. — Тебе не нравится, что я тебя обнимаю? — Наоборот, — Сынмин качает головой. — Но я сегодня… случайно уронил свое эссе по зельям в камин, поэтому мне нужно возвращаться в гостиную. — Не буду даже спрашивать, как это произошло, но я считаю, что тебе нужно больше отдыхать. Хочешь, я напишу это эссе за тебя, а ты только скопируешь? Хенджин предлагает помощь, но говорит тоном, не терпящим возражений, поэтому Сынмин не видит ничего лучше, чем согласиться. Да и потом, перспектива провести несколько часов, наблюдая за тем, как Хенджин сосредоточенно работает над заданием, ему очень даже нравится. — Хочу, — выдыхает он в зеленый шарф, а Хенджин только улыбается. — Правильный ответ. А сейчас я предлагаю еще немного пообниматься, а потом я провожу тебя в вашу гостиную. Не хочу, чтобы ты заболел, но и отпускать вот так сразу тоже не хочу — вдруг это все окажется сном. Сынмин смеется, одновременно смущаясь прямолинейностью Хенджина. Ему, впрочем, тоже не слишком-то верится, что все это происходит на самом деле, что это не сон и не чья-то глупая шутка. — Ты теплый, — отвечает он, улыбаясь. — Я не заболею. //// Утром Хенджин действительно пишет за него эссе по зельеварению, изо всех сил стараясь не повторять формулировки из своей работы, которую сдал профессору несколько дней назад. Сынмин молча сидит рядом, стараясь его не отвлекать, и просто любуется его красотой. Когда Хенджин дописывает последнее предложение, Сынмин не выдерживает и тянется к синей ленте, осторожно снимая ее. С распущенными волосами Хенджин выглядит еще красивее, но Сынмин думает сейчас не об этом. Хенджин рядом с ним краснеет, когда понимает, что только что произошло, но ничего не говорит, пока Сынмин сам не задает волнующий его вопрос. — Ты из-за меня носил именно синюю ленту? Хенджин кивает, кусая губы, но ленту не забирает, молча ждет реакции Сынмина. — Ты такой милый, Джинни. Сынмин смеется негромко, а после, убедившись, что рядом никого нет, быстро подается вперед и целует Хенджина в нос. — А ты похож на самого очаровательного в мире щеночка, — парирует Хенджин, быстро оправившись от шока. Он тоже оглядывается по сторонам и целует Сынмина в щеку, а после улыбается так хитро, что Сынмину на секунду хочется ударить его книжкой по голове. — Один-ноль, — неохотно признает он, заставляя Хенджина радостно хихикнуть. — Сам же говорил, что от Слизерина одни беды. — А я и сейчас от своих слов не отказываюсь. И все-таки, думает Сынмин, Минхо был прав. Правда, как сообщить Джисону о том, что он, кажется, теперь встречается с тем самым Хван Хенджином, Сынмин пока не знает, но решает подумать об этом позже. Сейчас у него есть дела поважнее.