Белое

— Мне нужно белое. У неё крупный нос и сухие глаза. Голос глубокий. Кано откладывает бумаги и растягивает губы — улыбаться не умеет и не скрывает того. — Белого нет, за ним вам стоило бы прийти вчера. Но я могу предложить хорошее кремовое или, — тут Кано делает паузу: больше никаких выражений в её речи нет, — даже поискать цвета шампанского. Или, возможно, вам хотелось бы обратного? Чёрного, увы, нет тоже, но тёмно-синее достаточно… — Хватит, — обрубает Голос-глубокий. — Мне нужно то, что пролежит девять лет и останется собой. Неужели что-то из того, что ты предложила, сможет так? — Цвета слоновой кости выдержит семь с половиной, но это всё. Больше не бывает. — Мне нужно девять. Голос-глубокий поднимает голову. И улыбается, жестоко. А в её голосе… что-то. Гибкие, выразительные слова, выразительное лицо. Показывать такое — некрасиво. Кано не хмурится. Но запоминает. — При надлежащем уходе хорошее красное выдержит восемь, и несколько месяцев будет медленно тускнеть. Багровое начнёт выцветать раньше, но ухода ему нужно меньше. Такие цвета — для дорог. Кано рискует, предлагая. Оценит? — Мне нужно девять. Нет. Кано не умеет выражать голосом. И лицо у неё негибкое. Сказать словами не позволят стены — собственное голубое в одежде выдаст её, и кобальтовое померкнет, едва её в нём увидят. Кано молчит. Голос-глубокий осматривает её и щурит глаза, ухмыляясь. На лицо её падает тень, оно сереет, уходит в беж, сравниваясь с шеей. Кано смотрит в цвета, думает. Такое полностью выцветет за семь лет. Без серого управилось бы в пять. Может, чуть больше… Если? Нет! Красное — для дорог. Ярость — не для дорог. Стыд — не для дорог. Красное — ни для чего кроме. Кано не краснеет. Голос-глубокий щурит глаза сильнее, уголки глаз поднимает сильнее кверху, уголки губ — тоже. Кано не понимает. Это — не некрасиво. Это уже подло. — Был ли здесь белый когда-нибудь? — спрашивает голос-глубокий и голос её звенит от чего-то. Это не подлость, думает Кано. Это ересь. Кано краснеет от злости. Красное — для дорог. От ереси её уже ничего не отмоет, голубое померкнет от красного и ни девяти, ни пяти лет уже не будет. Кано делает вдох и шагает вперёд, опираясь руками на стойку. — Для чего тебе нужно белое? Если от ереси никуда не деться, стоит обратить её себе на пользу. Красное простоит меньше, если им окрасить что-то кроме; беж, наоборот, выстоит куда дольше. Слоновую кость она ещё не пробовала; крем тоже. Но что-то, она уверена, да выдержит девять. Лицо Голос-глубокий, расслабившееся было, начинает снова собираться в улыбку. Кано не даёт. — Что должно простоять девять лет? Улыбка застывает на середине. Такая она… спокойнее? Кано отмирает: всё ещё некрасиво. И смотрит Голос-глубокий в лицо. — Я покажу. — говорит та. И больше не улыбается.