Из Казахстана, с нелюбовью

      “Старый. Старый, как говно мамонта”.       Из чуть заляпанного потеками зубной пасты зеркала на Юру смотрел мужчина средних лет с характерными возрастными изменениями. Тонкие паутинки морщин возле глаз, которые его жена называет, кажется, мимическими, пятна, которые уже не проходят даже когда зимой сходит загар. - Ебанное перепелиное яйцо - пробормотал, потирая опухшее от недосыпа лицо. Да ещё и синюшные мешки под глазами радовали как никогда. Вроде и не бухает уже, как бывало по-молодости, а все равно каждое утро приходится наблюдать в зеркале это уебище.       Не то, чтобы Музыченко прям как-то сильно заморачивался по поводу собственной неземной красоты. Большую часть жизни его, в принципе, вполне устраивала собственная внешность. Девчонки клевали, пацаны уважали. В школе не гнобили. В театре, на сцене реализоваться удалось. Что ещё надо? Но вот когда исполнилось тридцать три что-то пошло не так. Может, виной был пресловутый кризис среднего возраста. Хотя, рановато вроде. Или нет? Но, положа руку на сердце, причина, вероятнее всего, была в другом, и Юре признавать этого ой как не хотелось.       Крем жены заманчиво блеснул округлым бочком, привлекая внимание обещаниями о мгновенном увлажнении и лифтинг-эффекте. Музыченко грустно усмехнулся пришедшей в голову крамольной мысли о том, чтобы дорогущей хренью покрыть все ебало и враз помолодеть лет на семь хотя бы. Но что-то подсказывало, что это вряд ли поможет. Ещё раз умывшись холодной водой, с силой растер лицо чистым, вкусно пахнущим кондиционером, полотенцем докрасна, немного взбодрился. - Так, все, не киснем! Охуел, бля. Да красавец же! Даже удалось через силу улыбнуться. Выглядело довольно жалко, поэтому, чтобы не утратить едва поднявшееся настроение, он поспешно отвернулся и бодро поплелся на кухню к готовящей завтрак жене. Вот Серговна действительно из тех женщин, кому возраст на пользу. Умеет стареть красиво. Повезло Юрцу. Он прижался к Анечке со спины, крепко обнял, вдыхая родной запах. Жена сразу повернула голову, оставляя сухой поцелуй на небритой щеке. - Ань, я у тебя старый, да? Женщина тут же дернулась, разворачиваясь к мужу лицом. - Ты чего, охренел совсем? - глядя в возмущенные глаза, Юрка сразу понял, что ляпнул явно что-то не то, - Я на пять лет тебя старше, охуевший. Прилетевший подзатыльник принял с полным пониманием и смирением. Развивать эту тему не стал, молча завтракая и поддакивая рассказу жены о недавнем родительском собрании.       В студию ехать не хотелось. Хотя совсем недавно только мысль об этом заставляла сердце замирать в предвкушении. Там же Пашка. Лучший друг, партнёр… любовник. С которым плечом к плечу через столько прошёл, научился многому. И не только в плане творчества.       Последние годы все ожидаемо пошло на спад. Но редкий секс все ещё был желанен. Юра просто тащился от восхищения в горящих глазах друга, когда они были вместе. И нравилось отдаваться ему, как последний раз в жизни. Нравилось так, что потом ещё неделю ходил, как во сне, а от воспоминаний все внутри сладостно сжималось.       Их “свиданки” становились все реже, но Музыченко это мало волновало. Отношения-то не изменились, просто они стали старше, а семьи забирали все больше времени. Это нормально. Так казалось долгое время.       А потом Пашка неожиданно спалился. Музыченко и не обратил бы внимания на этот инцидент, если бы не реакция самого Личадеева. Да и вроде бы ничего такого не случилось. Просто Паша вышел за кофе, а через полчаса, когда Музыченко пошел покурить, то заметил, что тот разговаривает с каким-то парнем. Просто стоят рядом, разговаривают, кофе потягивают из стильно разрисованных стаканчиков. Но увидев краем глаза наблюдающего за ними Юру, Личадеев как-то неловко дёрнулся, отходя от парня на шаг, хотя и так расстояние между ними было вполне приличным для обычного дружеского общения. Его собеседник только вопросительно нахмурился, а потом перевёл взгляд на курящего неподалёку Музыченко. Глаза с явно азиатским разрезом удивлённо расширились, в меру своих физиологических возможностей, и пацан, дружелюбно разулыбавшись, чуть ли не вприпрыжку помчался к Юре знакомиться. Пока тот рассыпался в восхищениях, Музыченко рассеянно кивал и что-то вяло отвечал, с любопытством разглядывая нового знакомого и иногда поглядывая на почему-то красного и молчаливого Пашу. Пацаненок был совсем молодым, ростом едва ли не на полголовы ниже Юры, а самому Паше уступал на целую голову. От его широкой улыбки глаза превратились в узкие щелочки, через которые, по мнению Юры, вряд ли можно было что-то увидеть. Полные губы, растянутый улыбкой небольшой рот, пухлые щеки с довольно симпатичными ямочками. Удивительно, как при довольно хрупкой комплекции, можно иметь такие щеки. Выбеленные и явно сухие, как солома, волосы, были завязаны в короткий хвост на затылке. Сделав совместную фотографию, Музыченко, попрощавшись и кинув на Пашу тяжёлый нечитаемый взгляд, зашёл в студию. В голове крутился беспорядочный рой мыслей, которые никак не удавалось собрать в кучу. “Караганда… Да, все тогда изменилось”. “Он оттуда?” “Хотя, в Питере мало казахов что ли? “ “С чего вообще взял, что он казах?” “Он его ебет. Он его ебет”. Последняя мысль была единственной, в которой он был уверен на сто процентов.       Личадеев пришёл минут через десять, когда из-за своих загонов Юрка готов был начать поползновение на бар. Зашёл такой растерянный, трепал волосы и снова приглаживал, покашливал, пытаясь привлечь внимание и провоцируя Юру первым начать разговор. Но тот молчал, задумчиво разглядывая до блеска начищенные рюмки. - Че за пацан? - не выдержал все-таки, тут же себя мысленно за это обругал. - Аян, - Пашин голос прозвучал неожиданно высоко и ему пришлось в очередной раз прокашляться. Юра только хмыкнул, - Мы в Караганде жили по соседству. Он сейчас учиться сюда поступил, вот мы и сконектились. - Это ему ты билет лишний просил тогда? - Эм… А, ну да, ему. Музыченко медленно кивнул и вновь принялся разглядывать стену, замечая все косяки, допущенных в процессе ремонта. Паша ещё немного потоптался рядом, но поняв, что друг, видимо, не намерен больше продолжать разговор, уселся за синтезатор, наигрывая что-то ненавязчивое. ***       Концерт в Караганде был огненным. И Пашка по сцене скакал как никогда резво. И жопой вертел слишком уж откровенно. А когда после концерта они прилично наотмечались и разгоряченный Юра попытался его зажать, грубо оттолкнул от себя и ночевать в гостиницу в ту ночь не вернулся. Музыченко тогда не обратил на это внимания. У них такое бывало - Пашка не любил трахаться по-пьяни, а Юра в этом состоянии мало себя контролировал. По морде не раз получал, но все равно лез. Забылся пьяным коматозным сном, и только утром с удивлением понял, что Пашка до сих пор не вернулся. Волноваться не стал - тот в своем городе все-таки, может, к родственникам заглянуть решил. Но когда тот часам к двум объявился, то по его странно блестящим глазам понял, что время он проводил явно с пользой. Комментировать все это тогда не стал, да и вообще довольно быстро забыл про ситуацию. Но понимание того, что явно что-то изменилось, пришло, так или иначе, после возвращения в Питер. Первые пару отказов Юра принял без особых эмоций. Ну не хочет человек, бывает, нехер из этого трагедию устраивать. А вот избегание любого более менее близкого физического контакта, который раньше воспринимался вполне благодушно, сейчас несколько расстраивало. Иногда хотелось подойти, прижаться, притереться всем телом, чтобы просто почувствовать чужое тепло, но тот как-то раздражённо отпрыгивал, не позволяя даже лишний раз ладонь на заднице пристроить. В конце концов Юрка психанул и больше не лез, ожидая, что Личадеев сам не выдержит, и полезет первым. Но время шло, а тот не лез. И не особо страдал от этого, судя по всему.       Музыченко довольно часто вспоминал один их разговор трёхлетней давности. Они тогда валялись в постели в очередной недорогой гостинице, потные и липкие, но безумно счастливые. Пашка ластился, разморенный недавним оргазмом, как большой кот, потирался щекой о разрисованную Юрину грудь, дышал влажно в расцелованный покрасневший сосок. - Юрочка… - шептал хрипло, - Знаешь… Мне иногда кажется, я без этого не могу уже. Ну, типа… Без мужика, - усмехнулся, пряча лицо в Юриной шее, отчего тот дёрнулся, но не отстранился, - Вот реально, мы когда долго не трахаемся, мне даже хуи сниться начинают. Юрка тогда хохотал, как сука, обзывал знатным пидарасом, а на второй заход подставился с особым удовольствием.       Да, хорошие были времена. Не то, что сейчас. Тоска, непроглядная тоска.       Выводы Музыченко сделал сам. С молодым пацаном ему уже не тягаться. Аккаунт в инстаграме этого Аяна он нашёл быстро в Пашиных подписках. Надолго завис на его фотках, разглядывая в подробностях. В принципе, Пашку понять можно было. Есть все-таки в азиатах что-то притягательное, неуловимо чувственное. Вроде и ничего особенного в нем не было, а чем дольше смотришь, тем теснее в штанах становится.       Психанул тогда сильно, чуть телефон не разбил. Но до Паши решил больше не доебываться. Он же не конченный. Личадеева понять можно, тут выбор очевиден. Ну и похуй. *****       До студии доехал неожиданно быстро, погруженный в свои мысли и, на удивление, никого не задавив. Как оказалось, Пашка уже был на месте, хотя было ещё достаточно рано. Юрка специально пораньше выехал, чтобы иметь возможность настроиться в отсутствии парней. Не судьба.       Поздоровались привычно скомкано, как обычно в последнее время. Пока Пашка что-то сводил в ноуте, Юра настраивал скрипку. И постоянно поглядывал на сгорбленную спину, широкие плечи, растрепанные волосы. И что-то перемкнуло в голове резко, как будто тумблер переключили. Вот вроде бы только что все мысли были заняты скрипкой, а тут раз - и все, завис, глядя, как Пашка заправляет за ухо длинную прядь. Скрипка осторожно легла на стол, а Личадеев даже не заметил приближающиеся осторожные шаги. Дёрнулся от прикосновения влажных губ с силой впившихся в шею. - Юра, блять, отъебись! - попытался отстраниться, но его лицо сжали грубые пальцы, разворачивая и целуя упрямый рот. - Пшел нахуй! Музыченко глухо простонал, согнувшись пополам от сильного удара локтем прямо по причинному месту. Вряд ли Паша намеренно целился именно туда, но попал довольно метко. - Блять, Паша… - Музыченко пытался разогнуться, чтобы сохранить хотя бы остатки достоинства, но боль отступала медленно и неохотно, - Какого хуя? - Ты какого хуя! - парировал тот, отскочив подальше, но с заметной жалостью глядя на скорчившегося друга, - Что на тебя нашло? - А что такого-то? С каких пор за такое мы друг друга по яйцам бьём? Пашка нахмурился, недовольно поджал губы. Резко мотнул головой, откидывая со лба волосы, и отвернулся к бару. Музыченко потащился следом, не подходя близко, опасаясь за сохранность собственного хозяйства. - Что, Пашенька, не нравлюсь я тебе больше, да? Молодые казашонки, конечно, поприятнее будут, - язвительно кинул в дрогнувшую спину. Личадеев не ответил ничего, даже не обернулся. Юра ждал хоть какой-то реакции, но её не последовало. - Что, Пашок, чем старше становишься, тем больше на мелких пацанов тянет? Куда уж дядь Юре до них. Да и выкрутасов всяких пидорских я не умею. Ты бы… - Да ты заткнешься уже?! - Пашин выкрик был настолько резким, что на секунду Юра растерялся, изумленно глядя на красное злое лицо, - Когда ж из тебя уже все говно выйдет? Че ты от меня хочешь? Чтобы я с тобой согласился? Ну тогда, да, Юрочка, с ним мне больше нравится! И с тобой я больше не могу, - на секунду замолчал, переводя дыхание, - Все, доволен? Ты это хотел услышать? Музыченко чувствовал себя оглушенным. Злым и разбитым. Недовольным собой и Пашей. Пашей - потому что, тот его больше не хочет. Собой… По той же причине. - Без меня сегодня порепетируете. Останавливать Личадеев его не стал, хотя Юра этого и не ждал. Он не помнил, когда последний раз был настолько неуверен в себе. Как будто разом опустили ниже уровня плинтуса. Как же хотелось нажраться, вот прямо до отключки, чтобы не помнить это злое лицо, жестокие слова. Понимал, что сам виноват, сам спровоцировал. А Пашка не причём , сердцу не прикажешь же. И Юрка своему приказать не мог.       Планы про “нажраться” не удались. Аня, увидев, что муж на сегодня свободен, загрузила перевозкой материалов для декораций спектакля. Пока ждал жену в машине, против воли залезал в инстаграмм, и пальцы сами находили злосчастный аккаунт. Вот теперь с кем Пашка прячется по дешёвым посуточным квартиркам. И кого целует, как ему нравится, засовывая язык до предела, заставляя задыхаться. И обнимает во сне, закидывая тяжёлую ногу. - Блять, все, - прошептал, блокируя телефон, - Заебался. Аня как раз залезла в машину, закончив разговор с костюмером. И Музыченко, глядя на неё, думал, что по-сути, он счастливый мужик. И семья, и карьера - все сложилось. И любят его все. Кроме одного человека теперь, пожалуй. Хотя, в Пашиной нелюбви он не был уверен. Не хотеть и не любить - это же разные вещи, да? Просто надо переболеть, и все. Дружить, работать дальше, но не спать. Это будет нелегко. Ну а что делать? Зря полез. Надо будет извиниться что ли. Поговорить нормально, по-человечески. Решить все. В конце концов, глупо требовать от человека больше, чем он может дать.       Отпустило. Совсем немного, но стало легче. Как будто все встало на свои места и осталось просто смириться с состоявшимся раскладом. В любом случае, он не один. Хотя, от этого не легче.