voice

EXO-M - Heart Attack

Не скажу, что я был зависим от музыки, как большинство моих сверстников. Нет. Мне нравился один исполнитель. Тот, чье пение я был готов слушать, даже обхватывая холодными руками костлявое запястье Смерти... Я не вникал в тонкости k-pop'а, не следил за новинками музыкальной индустрии. Для меня существовало лишь тридцать с лишним песен в плэй-листе и шуршащий, нежный голос, эхом раздающийся в затуманенной томным никотином голове. Большую часть своей серой студенческой жизни я посвятил стареньким ярко-малиновым капелькам в собственных ушах и мобильном. - Мне вот всегда было интересно... - лениво, но с отчетливо сквозящей едкостью тянет Джонин, складывая пухлые, нещадно обветренные злой осенью губы в звук "о" и выпуская из собственных легких колечки сизого дыма. Они пьяно плывут в противном влажном тумане морозного утра и тают, едва я досчитаю до пяти. - Будь в твоем телефоне дырка больше... - он прерывается, щелчком отправляя тлеющий окурок с третьего этажа школы. Прямо в открытое окно мужского туалета, на крышу припаркованной директорской иномарки. К остальным бычкам, - ты бы засунул в него член, долбясь в уши очередным синглом своей "принцессы"? От мутного кафеля стен звонко отскакивает звук его заразительного смеха, а глаза с беззлобными колючками теперь направлены на меня. Смех стихает так же быстро, как и успевает залить собой небольшое помещение сортира. Я, совсем не смущаясь грязноты и холода полов, пристраиваюсь в углу, облокачиваясь выцветшим розовым затылком о борт низкой, пожелтевшей от времени раковины, и щелкаю зажигалкой. Удерживая в согнутых ладонях трепещущее под порывами ветра пламя и неосознанно пытаясь согреться, прикуриваю. Выпрямляю руки, локтями складывая их на согнутые колени и, кажется, слышу, как потрескивает жженый табак на кончике сигареты. Равнодушный взгляд сквозь поволоку дыма трогает немного недовольное лицо Джонина и его напряжение в слегка дрожащей у подоконника фигуре. Улыбаюсь. - Да. А он раздраженно закатывает глаза и слишком сильно захлопывает раскрытое настежь окно. Они вместе хлипкой рамой жалобно крякают и затихают. Джонин в прыжке садится на ледяной подоконник и небрежно сбрасывает собственный потертый рюкзак мне в ноги - мало места. Неосознанно скусывает белыми крепкими зубами кусочки отмершей кожи с губ, беспокоя едва кровоточащие карандашные ранки. - Какого хрена с тобой происходит, парень? - устало произносит он после нескольких минут безрезультатного немого гипноза. Трет смуглые запястья, увитые плетеными фенечками, да хрустит суставами красивых пальцев. Хмурюсь. Хочу сказать, чтобы перестал, иначе испортит руки, но молчу. Не знаю, почему. Только прикрываю глаза и пытаюсь вспомнить, что он только что говорил. - А что со мной происходит? - в итоге произношу я, прихватывая фильтр и лениво стряхивая пепел рядом со своими же стоптанными кроссовками. - Ты помешался. Тебе надо трахнуться!.. - да ладно! - И выкинуть телефон, - немного подумав, - вместе с флешкой. Я беззвучно усмехаюсь и запускаю пропахшие дешевым дымом ладони во взъерошенные волосы, мимолетно отмечая, что пора бы перекраситься. - Успокойся, Кай, - по прозвищу. Не воспринимаю всерьез, и шатен начинает беситься сильнее. Смешно фыркает и громко хлопает по карманам школьных брюк в поисках жвачки, тихо матерясь сквозь зубы. - Это же просто музыка. - Которая каким-то хуем забрала у меня лучшего друга! - бросает он, нервно всплеснув руками да небольно стукнувшись затылком об лязгнувшее окно. Мисс Вселенское Разочарование. В коридоре клокочаще взрывается звонок с большой перемены, и я, не спеша, поднимаюсь, ощущая, как примерзла к штанам задница. Достаю из заднего кармана смятую пачку эклипса и, не особо целясь, бросаю Джонину. - Оставь себе, - на недоуменно-счастливый взгляд произношу я, скидывая к ногам докуренную сигарету. Прямо в лужу под раковиной, но все равно наступаю на нее, в привычном движении вдавливая. Приоткрываю дверь, отчего звон становится громче, и жду, пока первым не выйдет Джонин. - Ты не думай, что какая-то несчастная жвачка смогла меня подкупить! Я все еще обижен! - говорит он, зажевывая сразу три пластинки и пронзая меня наигранно-высокомерным взглядом. Проходит вперед и напыщенно хмыкает, закидывая на плечо рюкзак. Я закатываю глаза, все же невольно улыбаясь, и спешу за ним, на ощупь стараясь распутать наушники. *** Да. Я не одержим или зависим. Мне просто нравится его голос. Нравится так же, как и нравится остальным тысячам фанатов. Только от этих убежденностей я начинаю ревновать. Ревновать один улыбчивый образ - возможно, что даже обманчивый, - к множеству незнакомых людей с мыслями, до боли похожими на мои. И после этих логических заключений начинаю понимать, что я дурак, и таких много. Поэтому, когда в очередной раз затыкаю раздражающий гомон разношерстной, режущей глаз толпы мягким битом и до щемящего ощущения в груди приятным вокалом, тут же чувствую, как в мою грудь на большой скорости врезается парень, выбивая из ушной раковины капельку. Я растерян. Голову заполоняют рявкающие мужские голоса, которые слишком отчетливо режут барабанные перепонки. И я даже почти успеваю разглядеть этих нескольких, несущихся против общего ленивого движения, амбалов, как меня схватывают за грудки цепкие пальцы, а в следующее мгновение моя спина прижата к больно вонзающейся в лопатки лавочке. Суматоха. Все еще едва различимые грубые слова, уже ускользающие из внимания. Сменившаяся в наушнике песня. Неудобная поза... Чужие, мягкие, сладкие, податливые, пухлые, невозможные губы. На моих. И широко распахнутыми глазами я не вижу ничего, кроме от близости расплывающейся мелированной челки. Но таким наглым и вкусным губам можно позволить все, что угодно. Я вскидываю свободную от моей опоры руку, впиваясь пальцами в на удивление мягкий короткостриженный затылок, без зазрения совести углубляя поцелуй. С наслаждением и легким покалыванием в кончиках пальцев прикусывая чужие губы. В протесте в грудь тут же упираются сильные, но небольшие ладони. Я, чувствуя, как на кончике языка уже формируется пряный, трепетный вкус моего незнакомца, чуть-чуть и готовлюсь выпустить того из собственной неожиданно крепкой хватки, но... его теплые руки перемещаются на напряженную шею, обхватывая и сильнее затягивая в поцелуй. Его язык, ласково скользнув по моему, проникает вглубь рта и касается гладкой поверхности щек, десен, неба, а металлические пуговицы на манжетах жатой куртки до мурашек леденят согретую кожу под скулами. Задыхаюсь. Становится жарко в конце осени, на улице, в минусовую температуру. На лавочке. В торговом районе центра города. И на теле внезапно отчетливо начинают ощущаться прожигающие взгляды, вгоняя в смущение и краску. Не успевая даже подумать о том, чтобы (безусловно) мягко оттолкнуть парня, я уже ощущаю, как мои распахнутые губы лижет настойчивый ветер вместо так полюбившегося мне умелого языка. Наверняка губы завтра будут зудеть так же, как и у Джонина. Не радует, но сейчас и не волнует. Судорожно выдыхаю и открываю глаза. Натыкаюсь на почти сидящего на моих раздвинутых коленях небольшого, худощавого парня и сразу же стараюсь припомнить, когда в последний раз баловался травкой. Сглатываю, чувствуя чужой терпкий привкус, и щелкаю челюстями. Рядом со мной на лавке запыхавшийся, но довольный, сидит он. "Улыбчивый образ" с голосом, который (со слов Кая) я готов трахать в своих барабанных перепонках веками. - Привет... - с придыханием. У него алые щеки, распахнутая легкая куртка, взъерошенные, как у воробья, волосы и припухшие от остроты моих зубов губы. А еще странный победный блеск в больших и глубоких, как море, глазах. - Приютишь? Мне только до утра. Дыхание никак не может нормализоваться, а на шее все еще ощущаются его обжигающие ладони. Лухан. Я сейчас целовал Лухана, или через мгновение прозвенит гребаный будильник и я херакнусь с постели целоваться с ковром?.. До моего почти вменяемого состояния начинает доноситься осуждающий хлесткий шепот плывущей мимо толпы, но недлинные ноготки на продрогших пальцах, забравшись под мою смявшуюся рубашку, оцарапывают низ живота и действуют убедительней. - Ну же, - немного капризно тянет парень, жалостливо приподнимая темные брови. Я едва сдерживаю себя, чтобы не рассмеяться. То ли нервно, то ли счастливо. - Я отблагодарю... И детский тон понижается до волнующего шепота. Нежные подушечки пальчиков в мучающей ласке поглаживают чувствительную кожу под пупком, а я ощущаю, как неприятно тяжелеет в штанах и съезжает моя "крыша". Голоса прохожих совсем перестают существовать. *** Он сбежал от менеджера. Просто так. А сейчас стоит в моей душевой кабинке и принимает душ. Я делаю очередной глоток крепкого чая и не знаю, какой по счету раз благодарю бога за то, что родители решили проведать бабушку. Выкуривая сигарету быстрыми глубокими затяжками в приоткрытое евро-окно, я выслушиваю бессвязный бред от возмущенно прикрикивающего в трубку Джонина, едва сдерживаю себя от маниакального желания зайти в ванну и наблюдаю, как компания пьяных школьников катается во дворе на детской карусели. Хочется есть, а бешеное волнение выталкивает из тела даже никотин. Джонин по ту сторону связи внезапно прерывает поток шокированного мата и глубоко вздыхает. Сбрасываю окурок с пятнадцатого этажа, закрываю окно и присаживаюсь за стол, по пути выливая остатки чая в раковину и ставя на ее дно серую пятнистую кружку. Прикрываю глаза и пахнущими табаком пальцами массирую веки. Слегка раздраженный голос в динамике возвращается: - То есть, ты хочешь сказать, что у тебя в квартире голый Лухан? - настороженно начинает парень, и я слышу, как в его руках шуршит пачка чипсов. - Да. - Голый, беззащитный красавчик-айдол с пошлой улыбкой и упругой задницей? Вздыхаю, бросая измученный взгляд в сторону ванной комнаты и тут же отворачиваюсь, потому что разыгравшееся воображение рисует неоднозначные картины в голове. - Верно. - Тот, что своим блядским голосом трахает тебя в уши? - привычные формулировки отчего-то разгоняют по организму адреналин. - Именно. Заминка. - И ты его еще не изнасиловал?.. - Нет, - мне кажется, или в его тоне я расслышал удивление? - Я бы изнасиловал. Мысленно благодарю себя же, что буквально пару минут назад вылил чай, и только с широко распахнутым ртом пялюсь в тупые магнитики на черном лакированном холодильнике. - Что? - обиженно буркает он и хрустит наверняка целой горстью запиханных за щеку чипсов. - Тебе можно, а мне нельзя?! Изумление отступает, позволяя губам чуть ли не насильно расплыться в глупой улыбке. Мгновение, и я заливаюсь искренним смехом, через редкие попытки вздохов оповещая Джонина, что мой лучший друг - идиот. Внезапно приятный шум льющейся воды обрывается, заставляя меня заткнуться и почему-то испуганно сбросить вызов. Я так и не слышу шуточных возмущений шатена и закидываю телефон куда-то в сторону небольшого диванчика. Судорожным взглядом заметавшись по кухне в тщетных попытках чем-то себя занять, я бросаюсь к раковине, включая воду и начиная намыливать чашку. Собственное поведение заставляет меня шокировано замереть. Что я делаю, мать твою?.. Однако вопрос остается без ответа, так как до меня доносится приятный запах моего же геля для душа, а влажные тонкие руки забираются под мою футболку. Я вздрагиваю и едва не выпускаю из рук мыльную кружку. - Спасибо за помощь, - с улыбкой тянет Лухан, говоря слишком тихо для пустой квартиры и прикасаясь все еще мокрой челкой к моему напряженному плечу немного неоднозначно. С его крашеных волос срываются холодные капли и скатываются за ворот моей футболки. Кожа покрывается колючими мурашками, а от близости разгоряченного тела становится ощутимо жарко. Я сглатываю, аккуратно опуская чашку обратно в раковину и рваными движениями вытирая руки о синее вафельное полотенце. Он не отходит. - Что т... Вы делаете? - сдавленно интересуюсь я. Знание относительно его возраста пришло со значительным запозданием, что смутило сильнее. Между нами четыре года. А по Лухану и не скажешь. Только сейчас замечаю, что он, оказывается, ниже меня. - Ты хорошо целуешься. Фраза выбивает землю из-под ног. Я неосознанно резко опускаю ладони на его руки и давлюсь кислородом. Пальцы обхватывают хрупкие, нежные запястья. Айдол. Избалованный, изнеженный и тонкий. Слабый. Может, даже и наравне, но не сможет дать мне достойный отпор, когда этого потребует ситуация. Уж слишком красивые у Лухана руки. Поэтому я чуть сжимаю их в кольце и развожу в стороны, освобождая от его объятий свой торс. Поворачиваюсь к нему лицом и начинаю жалеть, что вообще встал сегодня утром. Он стоит ближе, чем следовало бы, и улыбается, щуря свои невозможные глаза мягкого кофейного цвета. И он в одном полотенце. И в моих штанах сейчас волнительно стягивает мышцы. - Какого... - Я закинул вещи стираться, - лениво дергает плечом и вновь расплывается в чеширской улыбке. - Ты же мой фанат? - в лоб. От легкой растерянности смаргиваю и отвечаю, растеряв возмущение. - Я не фанат, - не вру, а он, в принципе, и бровью не ведет. Так же неизменно смотрит во все глаза и даже руки не вырывает. Кстати. Резко отстраняюсь и пребольно врезаюсь поясницей в столешницу, но виду не подаю, предпочитая не сводить глаз со странного парня. Никогда бы не подумал, что он может вести себя... так. Впрочем, знай я, было бы не интересно. - Мне просто нравится твой голос... Кажется, все же сейчас не тот момент, когда следует соблюдать рамки приличия. Особенно беря во внимание вид блондина. Его игривое выражение лица сменяется на удивлено-задумчивое, и я мысленно отмечаю, что без макияжа он выглядит как-то странно по-домашнему. Сглатываю и хочу проследовать в ванную за полотенцем для его волос (простудится ведь), а затем в комнату за подходящей одеждой. Хотя, припомнив свой гардероб и в очередной раз смерив комплекцию Лу, начинаю сомневаться. Не слетят ли мои штаны с его бедер? Он же худой, как бедная сиротка. - Очень интересно, - в итоге произносит Лухан и подходит так близко, что я вновь начинаю ощущать подскакиваемое давление и температуру совсем не в том месте, где следовало бы. - Тебе нравится мой голос... Как загипнотизированный слежу за его потрясающей формой губ, соскальзываю взглядом на красивую линию шеи и замираю на изящной впадинке ключиц. - Интересно, а ты когда-нибудь представлял, как я буду стонать твое имя?.. Эти слова принуждают шокировано втянуть в сжавшиеся легкие кислород и испуганно распахнуть веки, смотря прямо в хитрые глаза напротив. Не верю, что это происходит со мной... Немного душно, немного странно, слишком много возбуждает. - Ты пьяный?.. - почему-то только эта догадка забирается в голову. Впрочем, та последние пару минут благополучно отказывается работать, так что... - Нет. Мне просто скучно. А ты в откровенную стоишь и облизываешься. Вот и повод развеять скуку. - И часто ты ее так "развеиваешь"? - что это? Злость? Улыбка и теплые руки на скулах. - Нет. Ты мне понравился... *** Сошел ли я с ума? Возможно. Черт поймет, когда впиваешься голодным поцелуем в уже знакомые губы и с силой вдавливаешь бледную спину в холодный стол с россыпью опрокинутого сахара, срывая, наконец, это долбаное полотенце. Лухан до боли впивается ногтями в кожу, а я предостерегающе прикусываю его дрогнувшее адамово яблоко, расцарапывая бледную вздымающуюся грудь. Он тихо, как-то весело смеется и шире разводит в стороны ноги, неудобно перехватывая меня за талию. Его возбужденная плоть мягко толкается мне в бедро. Крепко смыкаю пальцы на маленькой ладошке и засасываю пульсирующую венку на изогнувшейся шее. Чувствую, как он судорожно стягивает с меня футболку и, с нежеланием отстранившись от тонкой линии ключиц, помогаю. Припадая к горошине затвердевшего соска, он прикусывает ее, а затем тянет на себя, отчего я зарываюсь пальцами в его влажные волосы и дергаю наверх, грубо, глубоко целуя. Не сдерживая собственные желания, я засасываю его верхнюю губу, кусаю кончик милого носа, а затем облизываю щеку, достигая уха и сжимая зубы на ободке хрящика. Собственнически сжимаю ладонь на маленькой ягодице. Он стонет. Изнывающе, невозможно высоко. Стонет так, что у меня на члене, кажется, лопаются капилляры. Усмехаюсь. - Сехун. Меня зовут Сехун, - выдыхаю в покрасневшее ушко со свернувшейся под тонкой кожицей кровью и приставляю несколько пальцев к его распахнутому рту. Он призывно обхватывает их длину губами и довольно щурится, когда я удивленно вскидываю брови. Ясно. Ртом работать умеет. Закидываю его красивую ногу на плечо и восхищенно смотрю на небольшой красивый член, поджавшиеся в возбуждении яички и розовую, растянутую дырочку. Я неосознанно облизываюсь и приставляю к ней подушечку большого пальца, массируя и свободно проникая по ноготь. Лухан сладко прикусывает фаланги моих пальцев и подается вперед, вызывая во мне очередной взрыв возбуждения. - С-сехун, - с придыханием, целуя кончики моих мокрых пальцев и покусывая губы. - Быстрее... И я просто подхватываю его за талию, возможно, до синяков сжимая крепкие мышцы, и переворачиваю, грудью укладывая вниз и взглядом следя, как некоторые песчинки сахара скатываются по изогнувшейся линии позвоночника вниз, а некоторые до красных пятнышек впились в белоснежную кожу. Недолго думая, приставляю пальцы к анусу блондина и вхожу сразу двумя по основание, параллельно слизывая сладкие крапинки с чувственных лопаток и прикусывая крашеный загривок. С наслаждением жмурюсь, когда Лухан до хрипотцы срывает связки, выкрикивая мое имя, и развожу пальцы внутри него в стороны. Еще немножко. Он мечется, тяжело дышит и тихо поскуливает. Я оставляю засос за засосом на тонком изгибе его плеч и с каждой прошедшей минутой добавляю новый палец, стимулируя простату. Когда до моих ушей уже доносятся легкие всхлипы, я, изнывая от желания, выпрямляюсь и резко сдергиваю с бедер штаны. Мимолетной лаской обведя чувствительную головку, не сводя взгляда с покрасневшего, выглядывающего из-за своего искусанного плеча Лухана и оттягивая крайнюю плоть, я привычно размазываю выступившую смазку по стволу, а затем, дразня, нарочно медленно провожу головкой между разведенных ягодиц да, дождавшись тихого мата, вхожу на треть. Лу скулит и впивается пальцами в край стола, до хруста в позвонках вскидывая голову. Я шумно дышу, не двигаясь и позволяя привыкнуть. С легким кивком со стороны блондина вхожу до упора и, крепче перехватывая пальцами его бедра, начинаю жестко, стремительно вбиваться в такое желанное тело. Кажется, я все же схожу с ума... *** Осеннее утро непривычно яркими, солнечными лучами заглядывает в распахнутое окно моей комнаты, где я, сонно протирая глаза, пытаюсь выкарабкаться из складок тяжелого одеяла. Приятная тяжесть и тепло рядом со мной спящего парня пропали, но не остались забытыми. С легкой грустью всматриваясь в свое помятое отражение, я вновь и вновь прокручивал в голове события вчерашнего вечера. Это был сон? Нет, и об этом меня извещают красноречивые отметины по всему телу и припухшие губы. Но все же тот факт, что Лухан предпочел сбежать, а не дождаться моего пробуждения, неприятным осадком отпечатывается на прокушенном языке. Хотя он же айдол. Его же ищут. У него работа... А я всего лишь доступный, понравившийся школьник. Как-то паршиво. На дисплее телефона десять утра и четыре пропущенных от Джонина. На полу кухни рассыпанный сахар и уже холодное смятое полотенце. Поднимая то, ощущая его мягкость в ладони, я набираю друга и с больной, уставшей головой жду недовольных нотаций. А еще я замерз. Трусы как бы не спасают от легкой прохлады, а полы подогреваться не были включены. Ступни колет и лижет неприятный ветерок. - Какого хрена?! - началось... - Ты, бля, знаешь сколько времени вообще? Нет, я понимаю, кто ты такой, чтобы держать обещания, но я на остановке тебя долбаный час ждал, пока яйца не зазвенели! Ты ничего не хочешь мне сказать?! Я вздыхаю, слыша, как голос Джонина мешается с шуршащим шумом школьных коридоров, и взъерошиваю растрепанные волосы. Слова совсем не желают подбираться под извинения. На языке назойливо крутится "моя жизнь говно". И я, было, даже рискую открыть рот, чтобы бросить в ответ недовольно сопящему шатену именно это, как щелкающий замок разрывает относительную тишину квартиры. Я удивленно смаргиваю, припоминая, что родители не должны были вернуться так рано и, игнорируя матерящегося Джонина, семеню в коридор... - О! Ты уже встал? - ласково улыбается Лухан, стряхивая с макушки редкие капли моросящего дождя и прижимая к груди бумажный пакет. - А я вот за пончиками сбегал. Только я не знаю, какие ты любишь... - кажется, у меня подгибаются колени, а он так и продолжает что-то мило ворковать, стягивая кеды. - Я взял с шоколадом, с клубничным джемом, пустышки с пудрой и маком... В общем, всего понемножку!.. - я улыбаюсь? Вроде да. Тупо так и очень широко, не в силах оторвать от его раскрасневшихся на морозе щек восхищенного взгляда. - Только я долго не могу. Я и так взбудоражил агенство! К двенадцати надо быть в оф... Сехун? Он опускает к ногам пакет с маркой соседней булочной и ладонями прикасается к моим щекам, взволновано заглядывая мне в глаза. - Сехун, ты меня слышишь вообще? Как ты себя чувствуешь? Все хорошо?.. - Теперь да, - счастливо шепчу я в любимые губы, не глядя, сбрасывая вызов и притягивая своего айдола ближе. У меня есть время до двенадцати...