Cinnamon girl

There's things I wanna say to you But I'll just let you leave Like if you hold me without hurting me You'll be the first who ever did There's things I wanna talk about But better not to keep But if you hold me without hurting me You'll be the first who ever did

      То, как Третьякова держит спину, складывает руки и опускает взгляд, можно назвать искусством. Ее глаза всегда полны заботы и какой-то загадочной печали, словно в голове блондинки вертится множество мыслей. И все же красота всегда затмевает внутренний мир. Лаура не может сдержаться, чтобы не посмотреть на свою коллегу. Они не всегда встречаются глазами, потому что потом сложно сосредоточиться на чем-либо другом. Это словно оглушающий выстрел, выбивающий из колеи. И лишь тогда, когда съемки кончаются, и обычные проблемы снова могут окутать как участниц, так и их преподавательниц, можно показать все, что на самом деле чувствуешь.       Но Мария не показывает. Наоборот, начинает избегать необходимость бросать взгляд на директрису школы леди. Это кажется уместным, когда идут съемки, но как только съемочная группа заканчивает свою работу, любой контакт с Лукиной, даже визуальный, кажется Марии чем-то интимным и непозволительным. Чем-то запретным. Неправильным. И Третьякова думает, что Лаура считает так же. От нее сложно добиться даже взгляда, и тот интерес, который она проявляет на камеру, никак не может быть искренним.       Директриса же считает иначе. Она готова смотреть часами на то, как грациозно двигается Мария Владимировна, держа подбородок выше. Она готова слушать этот мягкий и спокойный голос, потому что он умел дарить ощущение тепла и понимания. Но после съемок все это испарялось. Словно та Мария, которую Лукина знает годами, просто исчезает.       Женщина не знала, почему это происходит, но точно замечала легкий румянец на щеках блондинки, когда едва касалась ее. В этих прикосновениях не было острой необходимости, они были спонтанными, но то, как тело девушки реагировало на них, не могло остаться незамеченным. Лицо Третьяковой всегда выглядело невинным и чистым, поэтому румянец, который появлялся через мгновение после прикосновения руки, не мог не добавить в образ еще больше тепла. От нее так и веяло уютом. Но когда все это исчезало, вокруг становилось непривычно холодно.       Так произошло и в этот раз. Лаура хотела поговорить об этом, потому что в самом начале проекта все было хорошо. Мария оставалась такой же открытой и доброй, такой же отзывчивой. Это настораживало. Что, если проблем в ее жизни стало слишком много? Что, если ей больше не приятна эта работа? Лукина заботилась о каждом члене команды, пусть и по-своему. Если она сможет помочь, то костьми ляжет ради того, чтобы вновь вернуть ту Марию Владимировну, которую помнит.       Когда все вернулись в школу, Третьякова вновь перестала смотреть на директрису. Однако с остальными она вела себя, как и прежде. Может, проблема именно в ней? В том, что блондинке неприятно ловить все эти взгляды? Но почему тогда она не сказала об этом лично? Почему просто молчит?       Лаура тихо подошла к коллеге, не привлекая лишних глаз. — Мария Владимировна, — уважительно начала она, выбирая более формальное обращение, — можно Вас на пару слов? Блондинка слегка вздрогнула, когда услышала голос Лукиной, но и не удивилась, ведь ей было понятно с самого начала, что этот разговор рано или поздно состоится.       Дело было во взглядах. В том, как Мария их ищет и ждет. В том, как иногда решается посмотреть в ответ, чтобы заглянуть в глаза. Она не знала, что видела в них. Но знала, что директриса может увидеть в ее. Это было невыносимо. Ей было страшно подумать о том, что будет, если Лаура наконец поймет, что эти взгляды с ней делают. Нет, ничего пошлого или в этом роде. Нечто более глубокое. Что-то, что может зажечь огонь именно в сердце. Это пугало, потому что это запрещено. Им запрещено. Им нельзя так смотреть друг на друга, но они смотрят. И Мария бы не хотела, чтобы это прекращалось. Однако все должно кончиться так же, как и началось. Потому что выбора у них не было. — Да, конечно, — ответила Третьякова. Она уже репетировала этот диалог много раз. Знала, что должна сказать и как себя вести. Ничего страшного, я просто устала. Нет, дело не в Вас, просто этот сезон выдался очень сложным. Да, я справляюсь. Нет, не стоит мне помогать. Главное — следовать плану. Главное — чтобы все прошло так, как положено.       И все же блондинка боится смотреть на директрису и сейчас. Потому что не знает, как это закончится. Чем это закончится.       Они отошли чуть дальше от остальных, вставая так, чтобы их почти не было видно. Мария наконец взглянула в глаза коллеги и поняла, сколько всего теряет. Лишь нотки тревоги в них заставили жалеть о содеянном. — Мария, у Вас все в порядке? — мягко начала Лукина, не приближаясь слишком близко к женщине, — последнее время Вы сама не своя. — Да, — улыбнулась Третякова, — просто этот сезон достаточно сложный.       Лаура догадалась, о чем может говорить блондинка. Ей на самом деле тяжело, ведь девушки весьма неуважительно ведут себя по отношению к преподавательнице. — Однако я заметила, — продолжила директриса, — что из всех нас Вы избегаете общения лишь со мной. Я обидела Вас чем-то? — Нет, вовсе нет. Просто… — в голове Марии проскочило слово, которое леди не произносят. Весь ее план провалился. Она не знала, что сейчас стоит сказать.       Я устала от того, что Вы, Лаура Альбертовна, смотрите на меня, едва касаетесь. Я устала от того, что хочу еще, хочу больше, но не получаю. Вместо этого блондинка просто спросила: — Почему Вы так смотрите на меня, Лаура Альбертовна? Лукина не поверила своим ушам. Значит, дело на самом деле в ней. Значит, Третьяковой неприятны ее взгляды. Она ей неприятна. Осознание этого словно ударило Лауру по голове. Что она может ответить? То, что считает Марию произведением искусства? То, что она, взрослая женщина, не может не заметить ее утонченность и красоту? — Потому что считаю, что Вы прекрасны, — коротко ответила директриса, но быстро добавила, чтобы не звучать, как влюбленная ученица, — и то, как вы ведете себя с девочками, заслуживает уважения. Вас беспокоит что-то еще? Мария помолчала. — Нет, — ответила она и слабо улыбнулась. В глазах мелькнуло разочарование. — Тогда у меня, пожалуй, остался вопрос. Почему Вы избегаете меня? — Потому что смотрю на Вас по иной причине, — это было сказано тихо, едва слышно. Третьякова надеялась, что женщина не услышит. Но она услышала. — Почему же? — Потому что восхищаюсь Вами. Потому что рада Вашим взглядам. Рада прикосновениям. И чувствую то, что леди не должны, — это тяжело говорить. Всегда тяжело. Сложно признаться в том, что ты, женщина, настоящая леди, испытываешь подобные чувства к другой женщине. Лукина сделала глубокий вдох. Она не знала, что сможет вызвать такие эмоции у Третьяковой. Они слишком разные и на проекте, и в жизни. Однако директриса подходит чуть ближе, наклоняется к самому уху и тихо говорит: — Хочешь, раскрою маленький секрет? Мария кивает. Этого достаточно, чтобы женщина продолжила: — Я считаю тебя самой красивой женщиной на свете.       Блондинка судорожно вдыхает воздух, чтобы эмоции не захлестнули ее с головой. Это может значить что-угодно, повторяла про себя Третьякова. Это может быть дружеской поддержкой, внушала себе она, закрыв глаза и вдыхая аромат духов другой женщины. Лишь когда она открыла глаза, наконец утихомирив эмоции, она поняла, что Лукина стоит совсем рядом. Румянец вновь вспыхнул ярким пламенем, и блондинка не могла отвести взгляд от лица коллеги. Их губы были слишком близко. Заметив взгляд Марии, Лаура мягко предупредила: — Нас могут заметить. — Мне все равно, — ответила Мария. А потом поцеловала ее так, как хотела уже давно.