Red Light

Такой тусклый, такой тёплый алый свет от лампы озаряет всю ванную комнату, охватывая каждый уголок, каждую плиточку, каждую стекляшку. Блики, словно небрежно разлитая жидкость, были на всем, чем угодно. На той же плитке, на ручках крана, на раковине, на ёмкостях от шампуня, от зубной пасты, от чего-то еще, на линзах очков, на их оправе, на пряжках ремней, валяющихся на полу, на каплях пота, собирающихся из мелких-мелких себе подобных, стекающих вниз, прямо на плитку, образовывая все больше бликов. Так хочется услышать "Я хочу быть гораздо ближе", словно то, что было сейчас, недостаточно. Словно всего вокруг было недостаточно, хотелось того же самого, но в два раза больше. Чтобы кислород тратился в два раза сильнее, чтобы тела были в два раза горячее, чтобы все вокруг было в два раза краснее. Чтобы души сливались воедино, терлись друг о друга, целовались, трогали в разных местах, стонали, шептали имена и то, как нравится находиться рядом. Прикосновения такие приятные, хотелось чувствовать эти руки везде, чувствовать это тепло каждой клеточкой своего тела, хватать и съедать с удовольствием, облизываясь и прося еще, и еще, и еще. Да, вот так, черт возьми, как же приятно... - ...Боже мой, Энди ,- Освещение делало их прически еще более рыжими, они чуть ли не светились сами по себе, пересвечивая лампу сильнее, чем можно было бы представить. С каждым разом становилось все труднее выговаривать слова, сквозь стоны и желание схватить за один вдох как можно больше воздуха, а потом держать его в себе как можно дольше. Мир крутился перед глазами, все плыло, пятна света на плитке уже словно образовывали собой лужу. Такую лужу, которая уже образовалась под телами, становясь все больше и больше с каждым толчком, с каждым вздохом в унисон, с каждым взглядом. Было неудобно лишь ввиду разницы в росте. Пришлось постараться, чтобы выбрать более-менее удачную позу, но даже так это не мешало получать удовольствие. - Я... Я так хочу... Хочу большего, Энди ,- Руки беспощадно начинали трогать тело, касались шеи, груди, живота. Гладили везде, где только это было возможно, принося неимоверное удовольствие, такое желанное, такое дурманящее, взбудоражившее рассудок, скинув все остальные обязанности на подсознание, на инстинкты, на Ид. А оно было голодно, голодно страсти, желало сожрать ее с потрохами, наесться досыта. -, Ах, скажи мне... Скажи мне все... Все, что угодно, м-м-м... Я... Я твой вечный слушатель... Энди, ах, я твой... Вечный читатель... И зритель... Я весь твой... Т-только твой, и ничей... Ничей больше... Тела стали ближе, трение выше, звуки громче, комнату продолжало заполнять углекислым газом, выхватывая весь чистый воздух, хорошенько перерабатывая и пользуясь им. Во всеобщее благо. Самые непристойные звуки стояли в ушах, как фонарный столб, освещавший улицу. Нет, этот свет они бы не пустили, ни за что. Красный свет от лампы и тепло другого человека - это именно то, что было необходимо на данный момент. Сквозь хлюпанье и мягкий стук кожи об кожу, слышно горячее, частое дыхание, чуть ли не визг от того, как было хорошо, как же хорошо было на данный момент находится в этом доме, в этой комнате, на этом месте, залитым лужами света и лужами смазки. Как было хорошо ощущать эти руки на себе, эти ноги, прижатые к телу, его всего в себе. Они становились одним целым, действительно неким тандемом, неразлучной парой, желавшей быть вместе до конца своих дней, а затем похороненной в одном гробу. - Я хочу быть рядом... Ах, с тобой всегда, Алан... Такое пылкое дыхание, казалось, могло оставить ожог под ухом, но было плевать на боль. Совершенно было плевать, было так тепло, любая боль была под силу. - Я хочу... Так хочу трогать... Трогать тебя всегда, Алан... Руки соприкасаются между собой, ладони образовывают замок, все больше начинаешь доверять, хотя больше доверять уж некуда. Истинная любовь во всем своём проявлении. - Так хочу... Залезть... Ах, в тебя полностью, Алан... Руки сжимались крепче, речь прерывалась от страстных французских поцелуев. Они дышали одним воздухом, они обменивались одной жидкостью, они соединяли свое тело в необычный, вечно работающий механизм. У них был один взгляд, один вдох, один запах, одно прикосновение, все одно и то же. - Хочу узнать... А-ах, из чего же... Ты состоишь, а затем остаться... Оковы были сняты, узники были освобождены и помилованы, народ ликовал и бросал в небо шапки. Наконец, вот она, свобода и единство, наступили и восторжествовали. - Остаться... Ах, на веки вечные... И, и прирасти к тебе, Алан... Наконец, мы можем с радостью сходить на пир в честь такого знаменательного события, ведь так? Он уже наступил, столько радости и любви вокруг! - А затем... Напряжение в помещении было достигнуто своего предела, и вот, наконец все вместе сказали свой тост, единогласно. - Ах... Б-блять, я уже... Уже на взводе... Со звоном бокалов, по всему телу прошлась волна оргазма, такого приятного, такого пленительного. Так чудесно, так замечательно, живот намок, но это не страшно. Все произошло так резко, одинаково и одновременно. Словно единый механизм, что будет работать вечно. - Ах... И... И что же "затем", Энди? ,- Частое дыхание сменилось на тяжёлое и медленное, можно было бы уже отдыхать, но в голове крутился вопрос, не дающий покоя. - Ну, что же... Ах, а затем ,- Опустив руку на мягкую мокрую щеку, Энди медленно гладил свою любовь по скулам и челюсти, охватывая ладонью практически всю левую часть лица. Хочется забрать эту лампу, эти пятна, этот воздух, этого человека себе, присвоить себе, сказать, что это мое и только мое, не смейте это трогать, а иначе вы нарушите баланс, что создала сама Вселенная. -, Затем, мы бы жили... Жили до самого конца Света. Лампа уже была выключена, плитка была сухой, воздух всеобщим, а взгляды направлены во все стороны. Но души все равно сидели бок о бок, и терлись, целовались и обнимались, зная, что будет еще один такой момент, когда только душа воссоединится с телом и будет претворять свой вечный механизм в жизнь вновь.