Ты моя самая большая любовь

Это случается вскоре после Олимпиады, когда первая боль от поражения приглушается и перестаёт каждое мгновение рвать сердце удушливым «а если бы». Женя готовит ужин и где-то между фантазиями о том, какой бы ей хотелось видеть произвольную на следующий сезон, проскальзывает мысль, что нужно будет вытащить Этери в небольшой отпуск, когда закончится этот. Женя так и замирает с ножом в руке и гипнотизирует половину баклажана, не сразу поняв, что же не так с её мыслями. А потом её как ударяет: сколько внимания она уделяет Этери. Не разбору ошибок, не тренировкам и даже не восстановлению — Этери. Это было бы простительно, будь она обычной влюблённой девушкой. Но она спортсменка, остановившаяся в шаге от цели всей своей жизни, которую ей все пророчили. И пока Этери вела себя как профессионал, сделав всё, чтобы победила Россия, чтобы победила её ученица — сама она так упала в Этери, что не отдала всю себя, чтобы это была именно она. Любовь сделала её слишком слабой. Любовь лишила её олимпийского золота. К тому моменту, когда Женя достаёт запеченный баклажан из духовки, она уже точно знает, как поступит, чтобы всё исправить. Поэтому она уходит. Так, чтобы уже ни в коем случае не вернуться, так, чтобы даже не звали. Любовь делает её слабой, вот только почему же сердце от потери Этери болит гораздо дольше, чем от потери мечты? Она улетает на другой конец света — буквально, — но это почему-то не заглушает голос Этери в её голове, который убеждает не пороть горячку и вернуться, пока не поздно. Слишком поздно. Это надо было сделать ещё в тот момент, когда Женя впервые посмотрела на Этери как на женщину, в которую можно влюбиться. И уж точно нужно было противиться зову сердца, который затмил собой всё здравомыслие и все аргументы, заставив поцеловать Этери, когда она подвезла Женю до дома. Даже когда Этери сама поцеловала Женю, уже было поздно. Она уже ослабла, заметив это непростительно поздно. Любовь — это слабость. Любовь — это слабость. Любовь — это слабость. Новая молитва, чтобы заглушить зов незримой красной нити, которая почему-то всё ещё тянется между ними. «Ты уверена?» — раздаётся в голове голос Этери, когда перед ней проносятся счастливые Юзуру и Хави, играющие в салки вместо разминки. Это другое, убеждает себя Женя. Ещё скажи, что Ханю выиграл бы второе золото без поддержки Фернандеса, усмехается её внутренняя Этери. Они не разговаривают уже почти год, но Женя до сих пор безошибочно воспроизводит все её интонации. И стиснув зубы, заходит на очередной прыжок, игнорируя ноющую боль: в спине и в сердце. Любовь к тренеру — слабость. Любовь к тренеру — слабость. Любовь к тренеру — слабость. Мантру приходится откорректировать, потому что Юзу до отвращения счастливый даже после того, как Хави завершает карьеру, разве что теперь он просто проводит всё свободное время с телефоном. Не важно, решает Женя, они соперничали друг с другом и делали друг друга лучше, практически замкнутые друг на друге. Это не отношения с тренером. «Ты уверена?» — голос Этери звучит ещё язвительнее, когда Стефан пытается показать Денису, как бросать мяч для боулинга, а на деле лишь безнаказанно обнимает его со спины, пока Денис смеётся и пытается высвободить хотя бы руку, потому что они безнадёжно проигрывают. Давай, скажи мне, что им даже чемпионат Европы не светит, не то, что золото Игр, опережает её неозвученные мысли такая же мысленная Этери. У Жени начинает болеть голова. Любовь к Этери — это слабость. Любовь к Этери — это слабость. Любовь к Этери — это слабость. Женя всё же выводит нужную формулу, которая подходит именно ей и к которой уже не подкопаться. Они с Этери наконец перестают общаться мысленно — зато успешно продолжают игнорировать друг друга в реальности. Только зов почему-то не утихает, и Женя почти каждую ночь просыпается от ощущения, будто Этери была здесь и только что ушла. Лиза — первая и единственная, кому Женя всё же признаётся, что ушла не только из-за Игр, ну, не совсем в том смысле, что все думают. Они обсуждают расставание Лизки с Лазукиным, и Женя под ненавязчивыми расспросами раскалывается, пусть и не называя имён — только Лизе они не нужны. — Я одного не пойму. Ну ушла ты, улетела, чтобы не ослабляла тебя эта любовь. Но что, ты разве перестала её любить? Любовь — всё ещё слабость, но Женя, кажется, просто не может не любить. Так что ей остаётся лишь обратить свою слабость в силу — если она хотя бы тут не опоздала. — Мне показалось, ты звала меня. — И когда же? — Не знаю. Всё время, наверное. Я постоянно слышала твой голос. — Не удивительно. Я постоянно с тобой говорила. Боль никуда не девается. Но тянувшая их друг к другу красная нить наконец согревает, а не режет.