Аномия

◕◕◕

- Что ты здесь делаешь? - Мне больше некуда пойти… Чу Ваньнин прикрывает глаза всего на две секунды. А потом открывает и грубо хлопает входной дверью, закрывая её перед чужим лицом. Он ни за что не впустит его. На подобное не стоило даже надеяться. За окном ливень. В душе тоже на самом деле. Капли стекают по серым бетонным стенам и смешиваются с грязью внизу. Чу Ваньнин готов был бы лечь в эту грязь в надежде, что его когда-нибудь смоет в канализацию. За окном одиннадцать часов вечера. Хотя в квартире Чу Ваньнина время остановилось полчаса назад. Просто после одиннадцати… не может произойти что-то хорошее. Ему стоило пойти лечь спать ещё тогда – полчаса назад. За окном слышится вой полицейской сирены. И это совершенно обычное дело, когда ты живёшь в мегаполисе. Пекин опасный. Как тот загадочный парень из старшего класса. Очень яркий и такой холодный. К нему хочется подойти, узнать поближе, но стоит приблизиться хоть на шаг, и ты сгоришь, как тот наивный мотылёк у огня. Чу Ваньнин сгорает прямо сейчас. Две секунды проходят только сейчас. Он не захлопнул дверь. Не ушёл подальше в спальню и не лёг спать обратно. Чу Ваньнин открывает глаза и смотрит на человека перед собой. Мокрого, запыхавшегося, усталого. Безумно красивого. - Ты зря пришёл ко мне, - отвечает Чу Ваньнин и делает шаг в сторону, пропуская парня в свою квартиру, - я не могу помочь тебе. - Помоги мне вспомнить. Чу Ваньнин замирает на полпути к кухне. Упасть бы навзничь прямо тут. Провалиться сквозь бетонные плиты, сквозь десятки квартир многоэтажки. Под землю и ещё дальше. В самую бездну. Он не почувствует разницы, но зато там будет ощущать себя на своём месте. Он замирает, но когда чужая рука прикасается к его плечу, то он дёргает им и идёт дальше. - Иди в душ, я заварю чай и принесу тебе чистую одежду. На самом деле вместо чая налить бы чего-нибудь покрепче. Но для Чу Ваньнина алкоголь - что безвкусная вода. Он и не помнит за всю свою жизнь, напивался ли хоть раз. А Мо Жаню пить запрещено. Мо Жань. Это имя мысленно всегда сопровождается тяжелым вздохом. Чу Ваньнину по душе его второе имя, данное при рождении – Мо Вэйюй. Оно так мягко звучит, если произносить его шепотом, чуть касаясь губами острой ключицы… Он не должен думать об этом. Вспоминать – не должен. Оскорблённый тем фактом, что он всего лишь жалкий и слабый человек, Чу Ваньнин случайно ошпаривает себя кипятком. Не критично, да и отрезвляет немного. Он шипит раздражённо и прижимает ребро ладони к своим губам – дует на покрасневшую кожу и замечает, что его трясёт. Наверно поэтому и обжёгся. Нервозность, волнение, страх – уже неотъемлемая составляющая его жизни. А сейчас всё это в ярком симбиозе вырвалось наружу, хоть успокоительное пей. Чу Ваньнин действительно пьёт седативные, однако увеличив количество капель. Ясность ума сейчас крайне необходима, но вот от тремора не помешает избавиться. Отвратительно. Он ставит чайник и чашки на поднос и уходит с ним в спальню. И в этом нет никакой двусмысленности, просто в спальне есть плотные шторы и ночник. А на кухне и в гостиной окна широкие и ничем не завешаны. Им бы по-хорошему не за шторами прятаться, а на другом конце планеты, но Чу Ваньнин не герой приключенческого фильма. Скорей второстепенный персонаж чьей-то печальной мелодрамы. Главные герои пройдут сквозь десяток трудностей, но будут вместе. А они с Мо Жанем даже не достойны говорить про себя «мы». Нет никаких «их». Не будет никакого «вместе». Чу Ваньнин подходит к ванной комнате, держа в руках чистую и, главное, сухую одежду, как раз в тот момент, когда там прекращается шум воды. Он видит, что Мо Жань не запер дверь изнутри, но не решается зайти, при этом понимая, что неловко топтаться возле, тоже малоприятная перспектива. Жаль, что успокоительное ещё не начало действовать. Сейчас бы особенно не помешало. Чу Ваньнин старается быть незаметным и максимально бесшумным, когда открывает дверь и протягивает руку с одеждой. - Да брось, ты серьёзно? – доносится до него через несколько секунд. Да, он серьёзно. В нём смелости ничтожные крупицы, а вот гордости и вредности хоть отбавляй. Чу Ваньнин терпеть себя не может за то, что так явно и позорно краснеет, вспоминая, почему именно он выглядит сейчас глупо. Мо Жань тем временем шире открывает дверь ванной и принимает вещи. - Полотенце. Я не нашёл его тут. Чу Ваньнин теряется и поворачивается к нему, одними губами спрашивая «что?». А потом шумно втягивает воздух, когда взглядом врезается в безупречную и широкую грудь. По смуглой коже парня стекают капли воды. И стоит огромных усилий не следить за их направлением. …Чу Ваньнин ведёт ладонями по груди, касается пальцами сосков и наклоняется, чтобы легонько прикусить у основания шеи. От глубокого проникновения, кажется, кружится голова. А стоны беспорядочные, прерывистые и очень тихие слетают с его губ одни за другими. - Вэйюй, - тихо шепчет Чу Ваньнин и крепче обнимает парня за плечи. Он расслабляется и позволяет слегка подхватить себя под бёдра, чтобы в следующее мгновение почувствовать, как его сильнее опускают на член… - Что это? – Чу Ваньнин цепляется взглядом за свежую рану на теле Мо Жаня и возвращается к реальности. Беспокойство так же затмевает собой неловкость и смущение. – Откуда? - Упал, - Мо Жань виновато чешет затылок и пытается забрать одежду, - ничего серьёзного, правда. Чу Ваньнин кидает на него строгий взгляд и начинает осматривать тело на наличие ещё каких-либо повреждений. И синяки с ссадинами действительно находятся в разных местах. - Ничего серьёзного? Выглядит так, будто тебя били! По шикарной мягкой заднице теперь хочется отшлёпать, как провинившегося ребёнка. Чу Ваньнина всё ещё немного смущает чужая нагота, но волнение выходит на передний план. Волнение, которого на самом деле быть не должно. Чу Ваньнин вздыхает, сдаваясь своему бессилию, и отдаёт, наконец, парню одежду. - Надень хотя бы трусы. Я найду аптечку и приду. Чу Ваньнин знал, что рано или поздно настанет тот день, когда будет сам себя порицать за неподготовленность в подобных вопросах. В его аптечке приличное количество любых барбитуратов на выбор. Ещё больше анальгетиков. Но ни одной мази, или хотя бы классического бутылька с йодом. Набором имеющихся у него лекарств можно быстро и легко отойти в мир иной. Достаточно смешать вот это и это, и запить этим… Чу Ваньнин полагает, что он зря проинформирован в таком деликатном вопросе. С его нестабильным ментальным здоровьем нужно было идти на филолога. И сидел бы сейчас в какой-нибудь библиотеке. А не… А не вот это вот всё. - Ладно. Ты победил, - Мо Жань морщится при виде того, с чем Чу Ваньнин заходит в спальню, - далеко не об этом я думал, когда в одних трусах садился на твою кровать. - Заткнись, - бросает ему Чу Ваньнин и садится рядом, снова принимаясь осматривать раны на чужом теле. - А мне точно можно? А больно не будет? Чу Ваньнин поднимает на него тяжелый взгляд и не сильно давит пальцем на один из синяков. Чтобы вот сейчас стало больно. Беззаботность Мо Жаня раздражает до нервного тика. Они спят, едят, существуют каждый божий день словно на очень тонком тросе. Сорваться можно в любой момент. Прямо сейчас там за окном вой сирен полицейских машин, а у Чу Ваньнина в ящике стола заявление на увольнение… А он беспечно шутит, улыбается, показывая привлекательные ямочки на щеках, и каждый раз незаметно тянется, чтобы за руку взять. Будто Чу Ваньнин этого не замечает. - Ложись на живот, - командует он и берёт шприц, принимаясь спускать из иглы воздух. - Ну да, как я посмел спрашивать у своего лечащего врача, что мне собираются колоть, - ворчит Мо Жань, но всё равно послушно ложится и даже сам приспускает нижнее бельё, освобождая ягодицу. - Я не твой лечащий врач! – Чу Ваньнин безмерно благодарен сам себе, что выпил успокоительное. Иначе бы убил уже. Вот так лихо проезжаться по больному – воистину способен только Мо Жань. – Это противовоспалительное. У меня оказалось не так много того, чем можно обработать твои раны. И да, тебе можно, мне ли не зн… Он затыкается резко, почти агрессивно. Сбавляя спесь только для того, чтобы аккуратно поставить укол. Процедурами он не занимался со времён практики, но, что интересно, руки помнят. Мо Жань не издаёт недовольных звуков, а значит прошло всё безболезненно. Может пригодиться для того, чтобы устроиться мед.братом в каком-нибудь посёлке подальше от Пекина. Чу Ваньнин просит Мо Жаня подняться и снова сесть на кровати. Сам садится рядом, расчехляя спирт и ватные диски. - Ваньнин… - Пей чай, пока он горячий. Мо Жань снова оставляет свои попытки взять за руку и тянется к чашке ароматного чая. Чу Ваньнин любит пить по вечерам улун. А ещё любит слушать саундтреки из дорам и фильмов. Фактически весь его плейлист состоит из них. Ещё Чу Ваньнин предпочитает писать чёрной гелиевой ручкой. Так сразу понятно, какие бумаги заполнял он, и чью историю болезни ведёт. Мо Жань тогда ревниво перебирал их все, запоминая имена пациентов. Их было всего трое, но для ревности Мо Жаня хватило. - С ними ты тоже ведёшь себя как сука? – Мо Жань кривит лицо в злобной ухмылке и не скрывает оценивающего взгляда. - С кем? – тон Чу Ваньнина спокойный, дыхание ровное. Он поправляет очки на переносице и поднимает взгляд на парня перед собой. - С Сюэ Мэном и Ши Мэем. Они лучше меня, или хуже? – Мо Жань наматывает на палец длинную цепь наручников и ухмыляется своим мыслям. – Журналы только ты заполняешь черной ручкой. - Они не лучше, - отвечает Чу Ваньнин, - но и не хуже. Почему они беспокоят тебя? Он опускает взгляд на свой блокнот и ставит галочку напротив пометки «запоминает детали», чтобы в будущем обязательно проверить, помнит ли он эти же детали, когда личность меняется. - Ты должен принадлежать только мне, - мрачно произносит Мо Жань. Чу Ваньнин не травматолог и не хирург, но и не нужно быть кем-то из них, чтобы догадываться о природе ран на теле Мо Жаня. Помимо синяков и ссадин есть один глубокий порез на правом боку. Но порез этот рваный, словно Мо Жань напоролся на кусок торчащей арматуры. Он обрабатывает его, отмечая так же тот факт, что кровь не идёт, а значит рана была нанесена минимум два часа назад. - Что ты помнишь последнее? – всё же решается спросить Чу Ваньнин. - Свет отключили. Во всём корпусе. Я думал о тебе… Чу Ваньнин поднимает на него свой взгляд, но, встречаясь там с полными отчаяния глазами, опускает его обратно. - Я запрещал тебе думать обо мне, - отрезает он и с раздражением одёргивает свои руки, когда заканчивает обрабатывать рану. - Мысли о тебе помогают, - признаётся Мо Жань, - ты сам говорил, что я помню вещи, которые не должен. Та неделя… - Замолчи, - просит Чу Ваньнин и поднимается на ноги. Он старательно не смотрит на парня, пока собирает аптечку обратно. И просто молча покидает спальню. Жаль, что он не курит. Жаль, что не пьёт. Жаль, что он тот, кем является. В этом мире, в этой стране, этом городе. Его печальная судьба была написана заранее, или он сам всё испортил, когда внезапно решил пойти в медицинский? А может, стоило бороться до конца и не менять факультет с педиатрического на психиатрический? С чего он вообще решил, что не справится с детьми? Мать говорила, что Пекин – злой демон, который будет его медленно жевать, дробя кости в крошку, а потом выплюнет, так и не проглотив. Она любила красивые метафоры. А Чу Ваньнин теперь понимает, о чём она. Он оканчивает университет с отличием. После череды практик его приглашают на работу сразу несколько стационаров и частных клиник. Но Чу Ваньнин полон амбиций и любви к запретному. Поэтому устраивается в психиатрическую больницу специализированного типа с интенсивным наблюдением за больными с повышенным риском опасности для окружающих. Хотелось бы думать, что ничего не предвещало беды. Но её предвещало буквально всё. Количество седативных в личной аптечке Чу Ваньнина пополняется с поразительной скоростью. Ему снятся кошмары о преступниках, о настоящих маньяках и насильниках. Он углубляется в это настолько, что перестаёт различать грань между нормальностью и девиантным поведением. И именно эта стёртая грань становится отправной точкой в его карьере. Главный врач называет его методы лечения интересными и, что самое главное, действенными. Чу Ваньнин не берёт себе нескольких пациентов за раз. Ограничивается двумя – Сюэ Мэном и Ши Мэем. Первый – следствие избалованного воспитания с самых ранних лет. Ничего необычного, если не брать в расчёт жестокое обращение с животными, злоумышленное нанесение вреда окружающим и попытки нападения. Чу Ваньнину с ним легко, потому что Сюэ Мэн его слушается. Дело близится к переводу на амбулаторное лечение. Ши Мэй – посттравматическое расстройство личности. Вся семья погибла на глазах от рук убийцы несколько лет назад. Парень множество раз пытался покончить с собой, а на попытки его спасти отвечал агрессией и обещанием отомстить. Его мотало по диспансерам, пока не привело к Чу Ваньнину, при котором он первый раз начал принимать лекарства. Их разговоры остаются тайной для других врачей. Ши Мэй доверяет ему, и это самое важное. Третьего пациента не планировалось. Чу Ваньнин бегло посмотрел его карту болезни и отрицательно покачал головой. Там было всё слишком очевидно, просто. Мо Жань. Двадцать три года. Диссоциативное расстройство идентичности. Нападения в приступе гнева, попытка убийства, девиантное поведение, неконтролируемая агрессия – черты характера одной личности. И спокойствие, уравновешенность, доброта, понимание и сострадание – черты характера второй. Врачи называют её основной. Чу Ваньнин искренне говорит, что этот Мо Жань не вызывает у него интереса. Слишком классическая ситуация для тех, кто не хочет оказаться в тюрьме. Инсценировать раздвоение очень просто. Но позже он видит его на сеансе групповой терапии. И… Замкнутость, молчаливость, свойственный подростковому возрасту юношеский максимализм, обидчивость, капризность – черты характера третьей личности, о которой никто из врачей ранее даже не догадывался. Как и о том, что основной является не вторая, а первая - агрессивная. Он забирает Мо Жаня себе и почти неделю беседует только с уравновешенной стороной. Они много говорят, проходят тесты и успешно следуют курсу лечения. Он холоден с ним, как и с другими. Запрещает шутить, не разрешает задавать встречные вопросы и тем более лезть в жизнь самого Чу Ваньнина. Особенно, когда личность меняется на агрессивную и отказывается добровольно идти на контакт. А ещё начинает угрожать изнасилованием, в красках описывая, как, где и сколько раз трахнет доктора Чу. Доктора Чу это не смущает, но с ним он начинает вести себя строже, чем с остальными. Угрожает тюрьмой, часто показывает, что авторитет Мо Жаня тут не работает. Игнорирует гнев в свою сторону, лишний раз давая понять, что Мо Жань рядом с ним никто. Остальные врачи считают его методы лишёнными нравственности и логики. Они видят, как психует в палате Мо Жань, как грозится стереть в порошок доктора Чу, и идут к нему с советами, что с этим пациентом нельзя работать так, как он привык. Чу Ваньнин пьёт успокоительное, чтобы не реагировать на чужие советы так же, как Мо Жань, и, демонстративно даёт распоряжение, чтобы в следующий раз пациент был без наручников и имел полную свободу действий. Мо Жань, что ожидаемо, срывается. Целует его грубо, прижимает к себе, рычит, прикасаясь к желанному телу. Но Чу Ваньнин останавливает его всего одной фразой: - Если ты сейчас же не остановишься, то больше никогда меня не увидишь. Он говорит её на свой страх и риск, но не потому что боится, что Мо Жань не остановится. Он боится, что остановиться не сможет уже сам. Порог нормальности давно оставлен позади. Чу Ваньнин тонет в каплях седативных, тонет в статьях про девиации. Тонет в безумном и красивом взгляде напротив. Агрессия Мо Жаня рядом с ним превращается в недовольное рычание дворовой собаки, где доктор Чу – его кость. Он обещает себе, что обязательно поможет парню контролировать себя. И поэтому добивается разрешения забрать его на домашнее лечение. Всего на одну неделю. Коллеги говорят, что он безумен так же, как и его пациенты. От их раздражающих речей раскалывается голова, и в аптечке Чу Ваньнина появляется ещё и внушительное количество обезболивающих. Его наглость и неподобающее врачебному поведение вызывают резонанс среди персонала, но Чу Ваньнин указывает главному врачу на сказанные когда-то слова о том, что его методы действенные, и под чужой тяжелый вздох забирает Мо Жаня к себе домой. Неподобающее поведение. Агрессия. Раздражительность. Девиантность. Теперь все эти слова можно применить и к нему самому. Чу Ваньнин тонет, но на его лице улыбка. Мо Жаня переключает на шестой день. Он послушно убирается в чужой квартире и готовит им ужин – вдруг выясняется, что он это умеет. Чу Ваньнин ведёт с ним разговоры, они снова проходят тесты. Блокнот исписан полностью. И тогда Мо Жань признаётся, что помнит. Как целовал его ещё в больнице, как запоминал привычки доктора Чу – несчастные крохи информации, когда ещё не знал, что вскоре ему будет дозволено даже жить с ним. Он признаётся, что мысли о Чу Ваньнине заполняют всё его существо, что он готов всю жизнь спать на коврике возле его кровати, если тот позволит. Чу Ваньнин в ярости. Ломает от еле сдерживаемого гнева пополам любимую гелиевую ручку. Называет его отвратительным, жалким, ничтожным и грязным… …А потом отвечает на поцелуй, позволяет подхватить себя под бёдра и отнести в спальню. Доктор Чу, доктор Чу… Никакой не доктор, а такой же никчёмный сумасшедший. Без седативных уже никак – иначе тремор конечностей и нервозность. А без анальгетиков – головная боль и давление. Он отдаёт главному врачу заполненную папку с историей болезни Мо Жаня и болезненным заключением «снижение прогресса лечения на семьдесят процентов», что равносильно словам, будто это лечение невозможно вообще. От пациента он отказывается. А вместе с ним и от остальных двух. Берёт отпуск на месяц. А по его завершению пишет заявление на увольнение. Он долго смотрит на бумагу, прежде чем поставить свою подпись и дату. За окном половина одиннадцатого вечера. За окном ливень и вой полицейских сирен. За окном одна очень мокрая и побитая собака находит путь домой, не смотря на попытки приютившего её хозяина с ней попрощаться. Телефонный звонок разрезает тишину, когда Чу Ваньнин прибирает аптечку. Он чуть не бьётся головой о дверцу шкафчика от испуга. А потом быстрым шагом возвращается в спальню, потому что телефон орёт именно оттуда. Мо Жань продолжает послушно сидеть на кровати и только глупо пялится на светящийся экран чужого смартфона. Звонят из больницы. - Доктор Чу, прошу прощения за столь позднее беспокойство. У нас ЧП. Чу Ваньнин догадывается, о каком ЧП пойдёт речь. Это ЧП сидит на его кровати и смотрит с немой просьбой помочь. - …Возможная причина смерти – отравление. Похоже на передозировку. Полиция уже здесь, судебная экспертиза на подходе. Мы считаем, что вы должны знать и быть готовы. Он ведь знает ваш адрес. Провалиться бы сквозь бетонные плиты, сквозь десяток квартир многоэтажки, в самую бездну. Туда, где самое место им. Чу Ваньнин кивает заторможено, лишь спустя секунды понимая, что надо ответить. Его кивков никто не видит по ту сторону телефонного звонка. Он даже обещает сообщить им, если станет что-то известно. И просит держать в курсе. Трижды «ха». Его теперь не просто будут держать в курсе. Из него теперь выдоят все соки. Выпьют всю кровь, распотрошат внутренности, вывернут наизнанку. Все трое – его. Сюэ Мэн и Ши Мэй отравлены. Мо Жань сбежал. Чу Ваньнин прикусывает щёку изнутри до крови и жмурится, что есть силы. - Это ты? – спрашивает он, обессиленно опуская руки вдоль тела. Словно безвольная кукла. – Ты убил их? - Я не знаю, - честно признаётся Мо Жань. Вот и всё. Он сделал всё, что мог. Его расследование на этом закончено. Как и жизнь, судя по ощущениям. Весь этот месяц хотелось рвать на себе волосы. Чу Ваньнин захлёбывался слезами в ванной. Напивался снотворных до отключки. Спал по тридцать часов. Плохо ел. Много думал. Жалел, что не курит и не пьёт. Он натурально сходил с ума, вспоминая дни, когда всё было в порядке, как что-то нереальное. Что-то из другой жизни. - Ваньнин, - Мо Жань не выдерживает и подрывается с постели. Чу Ваньнин шарахается от него в сторону и смотрит снова строго, с ненавистью, презрением, но, что важно, без страха. - Ваньнин, Ваньнин… - повторяет Мо Жань, как заведённый, когда обнимает его, игнорируя попытки вырваться и ударить. - Они найдут тебя. Я не буду прикрывать тебя. Даже не думай. Я больше не твой лечащий врач. Я сейчас же позвоню им и скажу, что ты тут. Скажу, что ты приставал, что во всём признался… Я… Я сдам тебя им… Чу Ваньнин срывается на истерику. Очень слабую из-за действующего успокоительного – только слёзы по щекам, да вялые толчки в грудь в попытке отстранить от себя. И слова, полные отчаяния, о том, что они все уже мертвы, их нет сейчас, и не будет в будущем. И будущего этого тоже нет. Мо Жань молчит, прижимает к себе и губами сухими виска касается, про себя умоляя о прощении. Просит простить за всё сразу. За то, что пришёл сейчас, за то, что сорвался тогда, за то, что любит, за то, что существует. Они опускаются на пол, опираясь спиной о кровать. Мо Жань продолжает обнимать Чу Ваньнина, постепенно начиная будто убаюкивать. Гладит по спине, плечам, целует нежно в лоб. Чу Ваньнин в его объятиях закрывает глаза и печально думает, что вот сейчас было бы неплохо провалиться в вечный сон. Прямо вот так, прижимаясь лицом к горячей груди, слушая ровное сердцебиение любимого человека… Нет никакого «мы». И «вместе» тоже не будет. - Я уйду, обещаю, - произносит Мо Жань. И эти слова доносятся до Чу Ваньнина словно через шум воды. Его пульс снижается, ощутимо отдавая немеющими конечностями и холодом по всему телу. Может, он переборщил с седативными в последний раз?.. Просыпается Чу Ваньнин на следующий день от резкого падения. Сонный паралич, будь он проклят. Обычное побочное, если начать увлекаться снотворными. Во сне его что-то душило, а потом резко выбросило с кровати. И вот теперь нужно как-то унять бешено колотящееся сердце и привести дыхание в норму. Голова начинает раскалываться постепенно. Нарастающей волной. У Чу Ваньнина на этот случай уже стоит бутылка воды возле кровати и пачка сильных анальгетиков. Он закидывает в рот сразу две капсулы и жадно запивает водой, пока вдруг не вспоминает весь последний вечер. За окном уже обед. И не слышно рёва полицейских машин. Ливень закончился ночью, из-за чего на город опустился серый туман. Чу Ваньнин мрачной тенью ходит по пустой квартире и не находит даже намёка на чьё-то присутствие. Отсутствуют даже вещи в ванной комнате. Он действительно ушёл, чтобы не доставлять проблем? Или не приходил вовсе? Или Чу Ваньнин сам находится сейчас в палате, не подозревая, что никакого Мо Жаня никогда не существовало?.. Чу Ваньнин смотрит на туман за окном и ему кажется, что он поглощает его. Белым становится всё вокруг, дышать трудно, он снова проваливается в сон. Больничная палата узнаётся по запаху. Чу Ваньнину не нужно открывать глаза, чтобы понять, где он находится. Пытается пошевелить рукой и сразу морщится от неприятного покалывания в области локтя – капельница. Медсестра больно сдавила кожу удерживающим пластырем. В фильмах герой всегда яростно срывает с себя иглу, вынимая все трубки. В реальности же это весьма болезненный процесс и далеко не такой лёгкий. К тому же, если вот так выдернуть катетер из вены, то кровь будет хлестать еще долго. А если уж их будет несколько… Чу Ваньнин не герой приключенческого фильма. Он второстепенный персонаж мелодрамы. А они так не поступают. Они спокойно открывают глаза, подтверждая свои вердикты насчёт местонахождения, и лишь тихо вздыхают. Рано или поздно к нему подойдут медсёстры, или врач. А возможно даже целая толпа практикантов – зависит от того, где лежит. - Доктор Чу, меня никто никогда в жизни так не пугал! – главный врач заходит в палату и добродушно смеётся, ловя на себе вопросительный взгляд. – Это же как надо было переживать за своих пациентов, что бы довести себя до подобного! А я говорил на совете, что вам отдых нужен, а не порицание. Вы так ради них себя изводили, а в итоге… Эх, ладно, бумаги уже все подписаны, чего теперь. Чу Ваньнин смотрит на своего начальника взглядом, выражающим, как ему кажется, крайнюю степень непонимания происходящего. Он бы и рад лишний раз не задавать вопросов, но в данный момент удивительно только, что от их нереального количества еще не раскалывается голова. - Вашу квартиру обыскивали. Нашли заявление на увольнение. Это вы из-за них так? Да будто кто-то мог подобное предугадать, зачем себя винить теперь? Но если тяжело, действительно тяжело, то могу предложить работу в Хэнань. Далеко, согласен, но, знаешь, я сам когда-то сбежал из Чэнду. А оно вон аж где… Чу Ваньнин прекращает его слушать и акцентирует своё внимание на окружающих вещах. Он лежит в своей больнице. Грустно, конечно, называть психиатрическую лечебницу «своей», но тут проще смириться. В капельнице, судя по отсутствующей головной боли, ровному сердцебиению и работающему мыслительному процессу, обычная глюкоза с физ.раствором, направленная на общее поддержание тонуса. Его квартиру обыскивали – значит он просто вырубился от бесконтрольного приёма лекарств, а полиция и коллеги нашли. И так же, судя по добродушному тону начальника, ничего другого в квартире не обнаружилось. Только он сам и его заявление, которое теперь воспринимается так, будто он распереживался из-за случившегося с его пациентами. - Что с ними? – задаёт он свой теперь уже единственный вопрос. - Опросили всех, включая пациентов. Признался Хуа Бинань из пятой палаты. Он помог Ши Мэю организовать саботаж и подсыпать убийственную дозу снотворного в ужин Сюэ Мэна и Мо Жаня. По словам Хуа Бинаня, Ши Мэй жутко ревновал тебя к ним. Мо Жаня спасло то, что он к еде весь последний месяц почти не притрагивался. Мало ел, только если уговаривать. А когда электричество вырубило, так и вообще сбежал. До сих пор не нашли. Сюэ Мэна не откачали. Ши Мэй покончил с собой позже, пока света не было. Чу Ваньнин переваривает услышанное и тяжело вздыхает. Ши Мэй… Не уберёг, не спас. Он мысленно просит у него прощения. Следом извиняется перед Сюэ Мэном. - Я действительно не смогу остаться, - отвечает он главному врачу, - меня устраивает идея уехать подальше. Не на другой конец планеты, но зато в горы. И подальше от пожирающего демона в лице Пекина. А там записаться бы к психологу, пройти курс лечения. Чу Ваньнин моргает несколько раз, приводя себя в чувства. И спрашивает у вселенной, он точно ещё не окончательно свихнулся? У него есть шанс вернуться к обычной жизни? А у «них» шанс есть? Есть – отвечает ему вселенная и подсовывает Мо Жаня под двери квартиры. Тот делает вид, будто принёс отдать вещи, в которых ушёл. А Чу Ваньнин шепчет: "Вэйюй...", вздыхает облегчённо и затаскивает его в квартиру, прижимая к входной двери и целуя отчаянно. Он обязательно придумает, как забрать его с собой в Хэнань.