Граница пустоты: посмертная маска

Дом Накамуры Гэндо. 14 июля, раннее утро       В замочную скважину попал только со второго раза. Повернул два раза, толкнул дверь. Она поддалась неожиданно легко, и я едва не потерял равновесие, в последний момент сделав два неловких шага в квартиру.       Ключ. Точно. Не забыть вытащить ключ из двери.       Я вытащил ключ, упал на высокий порог, тот самый на котором столько раз сидел, обуваясь, когда она желала мне доброго пути… и пнул дверь ногой. Она захлопнулась. Вышло слишком громко, как бы соседи снова не вызвали полицию. Чертовы манекены! Почему бы не оставить меня в покое? Чертовы ублюдки… В порыве гнева я попытался ударить кулаком об стену, но промахнулся, смазав костяшки о шероховатую поверхность стены. Кровь размазалась неровным мазком красной туши, как бывает, когда прихлопнешь насытившегося комара.       Я уронил голову на руки.       Перед глазами завертелась карусель, сверкая огнями и вызывая в желудке рвотные спазмы. Я поднял голову и попытался сосредоточиться на ручке двери, но она никак не хотела собираться воедино, выплясывая в причудливом танце со своими призрачными близняшками.       Вытянув ноги, я сбросил с себя обувь и кое-как поднялся. Нужно добраться до кровати. Вперед по коридору — до моей огромной пустой и холодной кровати… Черт, нужно было давно уже разбить ее в щепки. Нужно было разнести всё к чертовой матери! Всю эту ложь…       Не дойдя до спальни, я повернул в туалет и, рухнув на колени, любовно обнял унитаз, чувствуя, как выпитый алкоголь подкатывает к горлу. Желчь сжигает горло, тупыми спазмами скручивая желудок. Когда рвотные позывы отступили, я, оттолкнувшись от унитаза, упал с ним рядом. Волосы прилипли к щеке. Я вытер тыльной стороной губы, размазывая по лицу кровь с рассеченной руки и остатки содержимого моего желудка, и закрыл глаза. Мой мозг, отравленный алкоголем, рисовал картины: болезненные и фантастические.       Она. Снова Она. Только Она.       Она улыбается мне. Губы приоткрывают ряд белых ровных зубов, образуя застенчивые ямочки на щеках. О, Боже, я хочу видеть их снова! Черные волосы обрамляющие лицо, глаза сияющие спокойным ровным светом. Я хочу коснуться ее, ее мягкой белой кожи. Чтобы Она, тепло улыбнувшись, накрыла мои пальцы своими и, нежно погладив их, привлекла меня к себе… И я почувствовал ее тепло, ее дыхание, ее любовь на своих губах, на кончиках — всем своим существом. Она улыбается мне. Я протягиваю к ним руку, но…       Я в ужасе проснулся.       Одичало уставившись на белый фаянс, на белые стены, я неуклюже, как краб, цепляясь за плитку кафеля, подтянулся и сел. От неудобного положения ныла спина. На лбу выступил пот. Я тяжело дышал, бессильно тыча кулаком в равнодушную стену, и видел перед собой теперь только собственные грязные волосы. Я даже не помнил своего кошмара.       Черт знает сколько я времени здесь провел. Алкоголь чуть отпустил, но я все равное чувствовал опьянение и дьявольскую боль в голове. Я поднялся, опираясь о стену, нажал кнопку смыва. Вонь в замкнутом пространстве пропитала меня насквозь. Мерзость.       Я открыл кран холодной воды в ванной, и избегая смотреть на свое отражение, расползающееся паутиной трещин по стеклу, тщательно ополоснул лицо. Вымыл волосы.       Я — это я, черт возьми, и никто у меня этого не отнимет. Это я… Я. Пусть я даже не уверен, что я знаю, кто я теперь…       Потом я рухнул в незастеленную постель, пропахшую потом, сигаретами и алкоголем, и закрыл лицо руками. Я хотел забыться, но боялся спать. Дом Накамуры Гэндо, семь вечера       Я проснулся от того, что кто-то звонил в дверь. С тех пор, как ее тело закопали в землю, у меня было много посетителей. Полиция с бесконечными вопросами, те, кто притворялся друзьями и родственниками. Они продолжали приходить, говорить свои лживые слова, наполненные лживым сочувствием. Делали из меня дурака. Они не знали, что я даже был рад не видеть ее больше… Но мне приходилось кивать, поддерживать их обман, словно я был скован этой ролью в чертовом спектакле как кандалами каторги. Пока, наконец, их бесконечный поток не иссяк и я не остался один. С тех пор прошло две недели, и единственные лица, которые мне приходилось видеть за это время — незнакомцы в баре, которым не было до меня никакого дела. И эта смешная девчонка, Кикути-сенсей, вообразившая себя моим врачом.       Опять раздалась трель дверного звонка. Я посмотрел на часы. Десять минут восьмого. Утра или вечера?       Я встал, зашел в ванную сполоснуть лицо и прополоскать рот, затем подошел к двери. В искаженной перспективе дверного глазка стояли двое — парень и девушка.       — Чем могу… — голос отказывался слушаться меня, и мне пришлось прокашляться, чтобы извлечь из своего пересохшего горла хоть сколько-нибудь внятных звуков. — Помочь?       Я стоял на пороге, наполовину приоткрыв дверь, впускать их в дом у меня намерения не было. От яркости вечернего солнца у меня еще больше разболелась голова.       — Накамура-сан? — полуутвердительно спросил молодой парень странноватого вида, и я кивнул. Он замялся, и я, секунду подумав, проверил карманы джинсов на наличие бумажника и ключей и вышел за порог.       — Мне нужно в супермаркет, — голос был каким-то сиплым и свистящим. Я снова прокашлялся, но это не помогло. — Расскажете, что вам надо, по дороге.       Парень кивнул, а девушка в кимоно безучастно смотрела сквозь меня. Они не торопились выкладывать, зачем я им понадобился, и меня это устраивало.       Пока мы шли, я, щурясь от солнца, успел их как следует рассмотреть. Парень — весьма заурядный, в очках, с видом ботаника, но не из тех, от кого веет неуверенностью и немытыми волосами за километр, а вполне себе приятный и интеллигентный. Было в нем что-то, что сразу к себе располагало. Наверное, он из тех, кто подбирает бездомных котят. Даже хромота и длинная челка, закрывавшая один глаз, не портили впечатления.       Однако стоило мне проникнуться к нему симпатией, в мозгу что-то щелкнуло: не торопись с выводами, дружок, это приветливая улыбочка лишь… Парень чуть повернулся и челка сдвинулась, обнажая шрам через левый глаз. Я резко отвернулся, скривившись. Свежий рубец на лице юноши вызвал во мне удушающий приступ паники. Пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы подавить в себе эту мерзкую волну страха. Да, этот парень не так-то прост, даром, что ботаник.       Я перевел взгляд на девушку в кимоно. Сегодня день фестиваля? А… Черт его знает, какой сегодня день. Как бы там ни было, юката ей шла. Она держалась естественно в традиционной одежде, будто носила ее каждый день. Белая кожа, отточенные благородные черты лица. Было в ней что-то… Я встретился с ней глазами. Вопреки мои ожиданиям она не отвела взгляд, а так и смотрела на меня, спокойно и будто бы изучающе. Казалось, что она что-то понимает, что-то видит, чего не видят другие. Ее лицо напоминало маску Дзидо — вечного ребенка, застывшего между времен и полов, за пределами добра и зла, безмятежная невинность и загадочная мудрость. Мне захотелось коснуться ее лица. И мне казалось, что она позволит, потому что знает, что лишь маска. Маска, носить которую так же естественно, как кимоно.       — Мы подождем вас здесь, — сказал ботаник, останавливаясь у скамейки под раскидистым деревом, девушка же опять не проронила не слова.       Вернувшись с пакетом из супермаркета, я рухнул на скамейку и, открутив крышку бутылки холодной воды, опустил туда пару таблеток аспирина.       — Продавщица едва не вызвала охрану, — я горько усмехнулся. — Похоже, мой внешний вид оставляет желать лучшего. Простите, не подумал об этом.       — Все в порядке, Накамура-сан. Извините нас за беспокойство, — вежливо улыбнулся парень и, подождав, пока я сделаю несколько глотков, протянул мне руку. — Мне дали ваш адрес с музее. Моя начальница коллекционирует предметы старины и просила выяснить, кто создал маску «Шиндзя». Вы могли бы взглянуть?       Пожав парню руку, я взял у него помятый листок бумаги, но прежде, чем развернуть его, еще раз взболтал бутылку с водой и сделал пару глотков.       — Я понимаю, что, возможно, мы не вовремя, поэтому приношу извинения, — юноша чуть поклонился, как нашкодивший школьник, встряхнув челкой.       — Да ничего, никакого другого «вовремя» в моей жизни всё равно не бывает, — я махнул рукой с зажатой в ней бутылкой, и, бросив ее рядом на скамью, развернул распечатку. — Да, это моя, — едва взглянув на фото, я отдал листок обратно парню. — Надеюсь ваша начальница не выложила за нее слишком много, потому что никакая это ни старина.       — Думаю, дело тут даже не в старине, а в том, насколько оценивают вашу работу, — воодушевился парень от хороших новостей. — Ее оценили очень высоко. Токо-сан под впечатлением. Я не знаток театральных масок, но она — настоящее произведение искусства, думаю, это и оценили.       — Да-да… Спасибо, — я рассеяно посмотрел на него и, усмехнувшись, повторил, — Произведение искусства…       На востоке загрохотало, и мы трое, не сговариваясь, посмотрели в темнеющее над крышами домов небо. Черная тяжелая туча, набухшая летним ливнем, ползла по небу, медленно подминая под себя ярко-алые лучи заката, разгоравшегося на западе. Черный мокрый слизень с прожилками далеких молний пожирал огонь солнца. Это могло бы стать началом Апокалипсиса. Моего личного Апокалипсиса.       — Нам лучше поторопиться, — сказала девушка, и я посмотрел на нее. Голос у нее был низкий и чуть хрипловатый, почти мальчишеский, что только подтвердило мои размышления о маске Дзидо. В театре Но женские роли издавна исполняли юноши, а эта девушка, несмотря на кимоно, казалось, наоборот, исполняет роль юноши. Порыв грозового ветра разметал ее волосы, и юката, хлопнув, обвила ее ноги.       — А у вас есть еще какие-нибудь работы? На всякий случай, — прервал мои размышления парень.       — Есть кое-что… Да, есть. Женские маски, в основном, — я встретился глазами с девушкой. — Разные… Но вряд ли они будут вам интересны. Я давно не вырезал ничего нового. И вряд ли вернусь к этому ремеслу снова.       Я снова почувствовал, как внутри меня начинает копошиться знакомая боль. Она похожа на Нее, вот в чем дело. Она тоже носит ЕЕ маску. Я отвел взгляд и уставился себе под ноги.       — Накамура-сан, у вас есть контактный телефон? — заторопился парень, с тревогой смахивая тяжелую дождевую каплю, упавшую на распечатку, что он мне показывал. — На случай если Токо-сан захочет поговорить с вами лично, — покопавшись в кармане, он извлек огрызок карандаша и протянул мне вместе с помятым листком.       Я написал домашний телефон отдал листок парню. По рукам забарабанили быстрые капли дождя.        — Вы нам очень помогли. Спасибо! — уже на ходу крикнул парень и и, схватив девушку за руку, поспешил по направлению к станции. Через несколько шагов она обернулась, и я улыбнулся ей, успев заметить, как мокрая юката облепила ее стройное тело. Вскоре их окончательно скрыла пелена дождя, сплошной стеной обрушившаяся на город.       Я откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза. Дождь больно стучал по векам, щекам и губам.       Если бы он мог смыть грех, так же как смывает грязь.