Граница пустоты: посмертная маска

Строящееся здание в р-не N***, 2. 20       — Нет, Шики, нет! Постой! — из черного провала окна выпрыгнул Микия и расставив руки, словно не хотел меня пускать в здание, прошептал, — подожди, еще рано…       — Что ты тут…       Он сделал знак, чтобы я замолчала, и оглянулся к окну, из которого только что выпрыгнул, прислушиваясь. Из здания не доносилось ни звука. — Я слышала женский смех, — проговорила я тихо, — и я чувствую, что что-то здесь не так. Но больше всего я хочу знать, что ты тут забыл.       Меня обуревали противоречивые чувства: я была рада видеть Микию в целости и сохранности, но еще больше я хотела поскорее отправить его домой и знала, что он меня не послушает.       Что-то в его облике меня настораживало.       — Где твои очки? — спросила я, наконец, догадавшись, в чем дело       — Это очень долгая история, — ответил он уклончиво и вдруг шагнул ко мне. Осторожно, так, что мне даже стало щекотно, он провел кончиками пальцев по моему лицу, — ты такая красивая, Шики. Твое лицо… Хотел бы я увидеть твою улыбку, ямочки на щеках…       Он мечтательно улыбнулся, но я только скептически вздернула бровь.       — Ты с дуба рухнул, Микия? Какие, к черту, ямочки? Здесь разгуливает маньяк и, возможно, группа поддержки из Ассоциации магов, а ты несешь какую-то пургу про улыбку? По-моему, это слишком даже для тебя.       Улыбка исчезла с его лица, но он по-прежнему смотрел на меня, точнее на мое лицо, словно завороженный, не встречаясь со мной взглядом.       — С тобой точно все в порядке?       — Извини, ты права, нам нужно спешить, — он отстранился и вздохнул, — я следил за ним, за Накамурой Гэндо, и видел, как он привел сюда девушку, — лицо его стало грустным, — поэтому…       Он не договорил, и снова погладив пальцами меня по щеке, наклонился, чтобы меня поцеловать.       — Черт, Микия! — я оттолкнула его, — сейчас не до этого, ты что не понимаешь?       — Да, прости.       — Куда он ее повел? Внутрь? — я оглядела здание, — вот черт, да оно же огромное!       — Я знаю, где они.       — Да? — с сомнением переспросила я, посмотрев снова на Микию, — и он ее…?       — Нет, — Микия и сам догадался, о чем я хочу его спросить, — пока нет. Знаешь Шики, мне кажется, он еще борется с собой, его еще можно спасти. И его и девушку. Поэтому…       — О, Микия, не начинай.       Но он меня, кажется, не услышал.       — Поэтому, пожалуйста, отдай мне свой нож.       — Что? — мне показалось, что я ослышалась.       — Твой нож, — повторил он, — я попробую решить все миром. Я уверен, у меня получится. Поэтому мне будет спокойнее, если твой нож будет у меня.       — Но Микия… — он что думает, что я не в силах совладать с собой? Я фыркнула.       — Пожалуйста, Шики…       Я вспомнила его лицо, когда мы столкнулись в мастерской Накамуры. Он знает, что я убийца, но… Ну, почему он всегда все портит?       — Ладно, — я вложила свой нож ему в ладонь. В конце концов, я могу убить и голыми руками. В случае чего. — Пойдем уже.       Он залез в то же окно и подал мне руку. Не производя ни звука, мы поднимались по бесконечным абсолютно темным лестницам, пока Микия, наконец, не остановился.       — Там?       Он кивнул. И вдруг сделал жест, приглашающий меня пройти вперед. Я шагнула в светлый проем, ничего не увидела, поэтому оглянулась на Микию. Он улыбался.       — Балкон, — подсказал он.       — Только не говори, что это тот странный сюрприз, о котором ты говорил, — с сомнением проговорила я, и, совсем уже ничего не понимая, двинулась по направлению к балкону, больше напоминающему строительные леса.       — Подожди, — Микия вдруг схватил меня за руку и развернул к себе. — Ты очень красива, Шики. Я люблю тебя, — его лицо приблизилось будто для поцелуя, но он только потерся своей щекой о мою. И в этот момент все мои внутренности обожгло огнем.       — Кхх… — я отшатнулась, глупо разглядывая окровавленный нож в ладони Микии, потом свои ярко алые пальцы, потом его лицо, сияющее доброй любящей улыбкой.       — Ты так красива, Шики, — он сделал шаг ко мне и я машинально попятилась, сжимая рану и силясь понять.       — Почему? — удалось выдавить мне, прежде чем я ступила на балкон, и, запнувшись, рухнула на колени. Оперевшись на что-то мягкое, чтобы подняться, я опустила взгляд и все поняла.       В луже крови лежала девушка — еще живая, судя по пузырям крови, раздувающимся из рассеченного горла. На ее лице была маска, похожая на ту, что некогда восхитила Токо.       — Она ничто по сравнению с тобой, Шики, — я почувствовала, как руки Микии обвивают меня сзади, а к горлу прижимается лезвие моего же ножа, — ты будешь моим шедевром, Шики, вечно юной маской Дзидо.       Развернув нож плашмя, он погладил лезвием меня по щеке, размазывая кровь с ножа по моему лицу. Мою собственную кровь по моему лицу.       — Дзидо?       Я издала сдавленный смешок.       — Тебе удалось провести меня, Накамура… — от ярости и страсти, которые затмили собой даже боль, мой голос прозвучал хрипло. Мир вокруг исказился. — Теперь я хочу убить тебя.       Я услышала его смех, смех Микии — с оттенком мечтательности или легкого смущения, каким он мне отвечал, когда я его заставала его врасплох своим напускным цинизмом.       — Ты такая честная, Шики… Поэтому-то ты мне и нужна, — я почувствовала, как острие моего ножа коснулось подбородка, а левая рука подползла выше к груди. — Повернись ко мне, я хочу видеть твое лицо.       Его левая рука опустилась, но нож по-прежнему был прижат к моему горлу. Я усмехнулась, но сделала, как он велел. Теперь не только он, но и я могла видеть его. Передо мной был все еще Микия, но словно подернутый дымкой, его черты «текли», искажаясь от линий смерти. И на лице Микии никогда не было такого порочного выражения: сладострастия и упивания грехом. Ублюдок.       — О, твои глаза… — словно не повинуясь ему, рука лже-Микии опять взлетела и коснулась моей щеки чуть ниже век.       — Дурак, — я молниеносно ударила его по руке, сжимавшей нож, вспарывая ее пальцами четко по багряному контуру, другой — я почти достала до его сердца, но…       — Шики, нет! Пожалуйста не надо! — полный боли и отчаяния крик Микии, сжавшего повисшую плетью руку, взгляд единственного незакрытого и расширившегося от ужаса глаза, словно окатили меня ушатом ледяной воды. В последний момент своего же удара я отпрянула. Боль — теперь уже не от раны, а от ужаса, от того, что я чуть было не совершила, пронизала меня всю насквозь. И в ту же секунду мой рассудок закричал, что это не Микия, что это ловушка, но уже было поздно. Я споткнулась о тело девушки и упала спиной на доски, служившие стенкой этого импровизированного балкона. А Микия переложил нож в левую руку.       — Ты и правда опасна… Она предупреждала меня, — он улыбнулся, и наклонившись ко мне, вдруг вонзил нож в трещину за моей спиной, — поэтому она сказала, что эффект неожиданности — мой единственный шанс.       Взвыв от злости, я попыталась схватить его за горло, но доски за моей спиной затрещали, и мои пальцы сжали пустоту.

***

      Почему-то от мелькающих в темноте за автомобильными окнами светлых пятен у меня в душе поднимается неприятное щемящее чувство дежавю. В памяти невольно всплыли воспоминания о той поездке на «скорой помощи» больше трех лет назад, когда Шики везли в госпиталь. Та же тьма за окнами, пятна света, кровавые пятна на алом дорогом кимоно… Крови не было, но почему-то я был уверен, что миром все не обойдется… Если вспомнить нашу последнюю встречу с безумным мастером, то Накамуру спас случай. Тогда он был в большей степени жертва, нежели маньяк. Но сейчас… Девушка в заложницах, угроза своему лечащему врачу, которая, по его заверениям, единственная проявила к нему сочувствие и понимание. И вот такова плата за ее добро. Такова всегда плата за добро и дурость, как желчно язвила Шики. Обычно в моем контексте. И сейчас мог пострадать еще один хороший человек. Я даже думать боялся, что там со второй девушкой. Даже беспокойство за Шики, к моему стыду, отступило на второй план. Да, она сердита, она выбросила телефон, но я совершенно ничего не мог с этим поделать, Шики старательно оградилась от моего вмешательства и беспокойства. Знать бы еще, чем я так прогневил ее…       Такси остановилось, завизжав тормозами. Водитель оказался лихачом, мы доехали очень быстро. Расплатившись, я выбрался на мостовую и огляделся по сторонам. За моей спиной ярко сверкнули фары и погасли — такси уехало, и я остался в переулке один. Впереди высились решетчатые ворота той самой стройки. Проверив под футболкой заткнутый за пояс нож, я медленно двинулся к воротам. Натруженная за день нога болела, это было очень скверно, потому что в случае чего я не смогу бежать. Все мои визиты в подобные места заканчивались… неудачно. То комой, то реанимацией, то покалеченной Шики.       Остановившись у ворот, я прислушался. Я думал, Кикути-сан уже будет здесь, наверное, ей далеко ехать. Потрогав стальную цепь, связывающую створки ворот, я вытащил телефон и, помедлив с полминуты, убрал его обратно. Если Дайске начнет трезвонить, даже звук вибрации будет слышен издали, здесь было невероятно тихо, гулко тихо как-то.       Наверное, только благодаря этой звенящей стеклянной тишине я отчетливо услышал какой-то отдаленный шум, похожий на эхо голосов. Голосов? Неужели Кикути-сан не дождалась меня? Или же это… Накамура с жертвой?       Протиснувшись в приоткрытые створки ворот, я двинулся между подъемным краном и катком, в настоящий лабиринт из стройматериалов к темной неясной громаде строящегося здания. Зрение постепенно привыкло к темноте, я стал идти потише и осторожнее, уже не натыкаясь на груды мусора и на сваленные металлические балки. После потери глаза зрение стало хуже, конечно, все же обзора не хватало, плюс трудно было фокусироваться. Я так и не мог определить источник звука. Если это были и люди, то поблизости их явно не было. Видимо, я неправильно оценил расстояние в темноте, а разыгравшееся воображение и нервы подбросили мне слуховую галлюцинацию. Я так уже дошел почти до самого основания стены строящейся высотки, но ничего не обнаружил и уже развернулся, чтобы вернуться ко входу на стройку, когда откуда-то донесся нарастающий шум, похожий на треск, потом звон, словно осыпались стальные леса, трубки от которых были раскиданы вокруг. Я вздрогнул от неожиданности, беспомощно завертел головой и вдруг краем глаза заметил где-то справа и сверху светлое пятно, словно что-то свалилось или упало с лесов, покрывавших стену.       Послышался глухой удар и все стихло.       Волосы зашевелились у меня на загривке. Почему-то безжалостная память подбросила мне новое воспоминание — покрытый алой блестящей кровью черный асфальт, разметавшиеся по нему намокшие темные волосы, заляпанная багровым белая школьная рубашечка и порвавшиеся гольфы. Та девочка-самоубийца, которую притянула Кирие Фудже. Неужели… Я сам не заметил, как перешел на бег.       То, что показалось мне бесформенным светлым пятном в ночи, оказалось человеком. Он лежал словно поломанная кукла на бетонной площадке недалеко от ступеней крыльца строящегося здания, тут было достаточно скудного ночного света, чтобы различить, что это девушка. Темные короткие волосы, кимоно… КИМОНО?       Что-то сдавило в груди, я не мог вздохнуть. Запнувшись об кучу песка больной ногой, я упал на колени, но рывком заставил себя подняться и припустил со всех ног к неподвижно лежащей девушке. Еще не видя ее лица — она лежала на правом боку, спиной ко мне — я уже знал, что я увижу.       — Шики… — я свалился кулем рядом с ней, уже вблизи опознав светлую юкату, и рывком перевернул ее на спину. К горлу подкатил спазм, в груди все свело от невыносимой боли, в сто крат сильнее, чем при любой моей панической атаке.       Вся ее юката была темная и липкая, заострившееся, словно вырубленное из камня бледное лицо, приоткрытые губы, веки закрытых глаз покрывали темные пятна и полосы, о происхождении которых не нужно было долго задумываться. Ее левая рука была вывернута под неестественным углом, словно изуродованная жестоким ребенком рука куклы, еще больше, чем после битвы с Фуджино. Дрожащими руками я ощупал липкую жирную от крови уже насквозь промокшую у нее на груди и животе юкату. Это не может быть от падения, если она на штырь какой не напоролась… Столько крови…       Кровь на алом кимоно, брызги крови на ее бледном лице, замерзшее на губах дыхание.       — Очнись… пожалуйста, очнись… — беспомощно шептал я, пытаясь скользкими от ее крови пальцами нащупать жилку на тонкой шее. Кто мог с ней это сделать? Как она допустила? Говорил же ей, она никогда не меня не слушает, а теперь еще и я нарушил обещание, она рассердится на меня… Пусть сердится, пусть не разговаривает, я это заслужил. Но только пусть она откроет глаза, ни о чем больше не прошу…       Неожиданно ее глаза распахнулись. Возглас радости застрял у меня в горле, на котором в ту же секунду словно стальными клещами сомкнулись ее пальцы. Казалось, Шики не соображает, что делает, ее тело действовало как автомат. Как идеально отлаженный автомат или оружие. Оружие убийства. И ее глаза… Они полыхали синим и обжигали ледяной яростью. И ненавистью.       И смотрели они на меня.       — Накамура!       Я даже звука издать не успел, когда ее рука сжала мое горло, сминая кадык. Из груди снова выбило весь воздух, я только и мог что сипеть, широко открыв рот, беспомощно царапая пальцами ее руку в слабой и тщетной попытке разжать ее хватку.