fellas, is it gay to kiss your bro?

Когда Талэй впервые встречает Перта, никаких подобных мыслей ему в голову не приходит. Вообще, для Лэя это нормальное состояние, он в принципе больше интересуется своей персоной, чем другими. А в тот раз он умудряется опоздать, промокнуть под внезапным ливнем и опрокинуть на себя кофе. И всё за одно короткое утро. Такое состояние не особо располагает к наблюдениям. Особенно за чем-то тихим, спокойным и маленьким. «Крошечный.» — первое, что думает Лэй, когда он знакомится с Пертом. Встреча проходит не очень, главным образом потому, что Лэю не удаётся понять, что у старшего в голове. Перт молчит не менее упорно, чем его герой Рам, в которого Талэю предстоит влюбиться в новом лакорне. Парень, девушка — Лэю в общем-то всё равно, его беспокоит другое. «Сможем ли мы поладить?» — думает Лэй, прихлёбывая остывший кофе. Ответ на беспокоивший его вопрос находится меньше чем через неделю. Талэй выясняет, что у них с пи Пертом много общего: от детской любви к видеоиграм до чувства юмора. Лэй очень быстро привыкает к присутствию того, кто постоянно смеётся над каждым его словом. Тот факт, что Лэю не приходится особо напрягаться, чтобы развеселить нового приятеля, его успокаивает. Перт, видимо, априори считает его забавным. Они отлично ладят. Впрочем, Лэй быстро находит общий язык со всем кастом, тут ему везёт, команда подбирается отличная. Хотя Купер порой его немного пугает. К  концу первого месяца съёмок весь каст дружно признаёт Лэя главным по розыгрышам. Любимой мишенью становится беспечный Пой, хотя младший и находится под молчаливой и негласной защитой Купера. Талэй любит веселить окружающих, и к его облегчению собравшаяся команда обладает чувством юмора и смеётся над его проделками. Он подкалывает их, они шутят над ним, а добрый друг пи Перт хохочет, но никогда не принимает участия в розыгрышах. Впрочем, если Талэй особенно успешно изображает котика из Шрека, старший соглашается помочь. Впервые Лэю становится неуютно, когда Перт смеётся над очередной жертвой розыгрыша. Лэй «одалживает» у Шейна кеды и прячет в шкафу одной из гримёрок. Пока младший пыхтит как чайник и носится в поисках пропажи, Лэй смотрит на глаза-щёлочки Перта, его раскрасневшееся лицо, слушает заливистый хохот — и в груди начинает тянуть. В районе сердца скручивается какой-то узел, который приносит дискомфорт. И Талэй ловит себя на странной мысли: хорошо было бы, если бы пи Перт всегда считал забавным только его, Лэя. У Перта и Лэя много общего, в том числе и неуёмный аппетит. Талэй уже не помнит, кто первым предложил поесть после долгих съёмок, но постепенно это становится негласной традицией. Иногда к ним присоединяется кто-то из каста, но чаще они ходят ужинать вдвоём.  В один из вечеров Талэй говорит, как было бы славно, если бы так было всегда.  Он выпивает лишнего и чувствует себя до одури счастливым — всё из-за пи Перта, у которого есть способность, которая временами жутко бесит: он лишь одним своим присутствием умудряется сделать так, что Талэю становится уютно и спокойно.   И расслабленный, довольный Лэй на секунду теряет контроль и бездумно повторяет то, что молотом стучит у него в голове. Он сразу понимает, что ляпнул лишнего, и болезненный узел в груди снова даёт о себе знать. Перт смеётся, а Лэю хочется провалиться сквозь землю, но потом Перт мягко говорит: «Я тоже так думаю». В ресторане резко становится очень тихо, а Талэю вдруг хочется, чтобы помимо звуков вокруг них ещё и свет кто-нибудь приглушил. Еда никогда ещё не кажется ему такой вкусной. Вторым их ежедневным ритуалом становится совместная поездка на съёмки. Лэй каждое утро заезжает за Пертом, и каждый вечер привозит старшего домой, аккуратно не забывая при этом поныть. Он обожает жаловаться на эту свою обязанность — которую сам же на себя и взял — потому что стенания заставляют Перта многословно извиняться, краснея при этом очаровательным оттенком розового, и Талэй может над ним всласть посмеяться. Но потом Талэй думает, что рано или поздно съёмки закончатся — и пи Перту больше не понадобится личный водитель. От этой мысли Лэю снова делается неуютно, и невидимый узел в груди вновь натягивается, причиняя боль. — Разве не странно? — спрашивает Талэй своего партнёра после первой читки сценария. Сбитый с толку Перт хмурится и слегка наклоняет голову, как бы спрашивая «Что именно?» — Ну… Пи, мы же… Странно играть двух парней, у которых… Ээээ… Чувства друг к другу… Перт усмехается: — Чувства? В смысле — любовь? — Ну да! — Талэю вдруг становится неловко. — В смысле, у нас же с тобой в жизни никогда такого не было. Странно, нет? На секунду Талэю кажется, что в глазах Перта мелькает боль, но потом решает, что ему почудилось, когда старший быстро отвечает, ярко улыбаясь: «Да всё нормально. Это же просто работа, помнишь?» Это просто работа. Просто работа. Просто работа. Работа, во время которой Талэю придётся целовать Перта. Ночью накануне съёмок сон к Лэю не идёт. Да почему он столько парится из-за этого? Он играет почти всю сознательную жизнь; поцелуй — почти самое лёгкое, что может быть. Но он с пи Пертом. Ну и замечательно! Талэй уже целовал на площадке парней. Ерунда. В таком поцелуе не было ничего из ряда вон выходящего.  Но он с пи Пертом. Талэй вспоминает, как ему не хотелось, чтобы заканчивались их совместные поездки, ужины, вылазки и дурачества на площадке. Ему вообще никогда не хотелось, чтобы это заканчивалось. Но финальное «Стоп! Снято!» с каждым днём всё ближе. И завтра ему предстоит поцеловать пи Перта.  Узел в груди натягивается вновь. И на этот раз боль такая, какую Талэй ещё ни разу не испытывал. Ощущение, что волна горечи накрывает его с головой, разъедает сердце, убивает все мысли, оставляя лишь тоску. Талэй не спит всю ночь, играя в Живых мертвецов. На утро его самого можно перепутать с покойником, но проклятый узел боли в груди никуда не девается. Хвала Будде, что есть визажисты. Они всплёскивают руками и дружно ругают Лэя, корят за безрассудное поведение накануне важных съёмок и за то, что он не заботится о себе. До Лэя не долетает ни слова, потому что в гримёрку заходит улыбающийся Перт. Лэй понимает, что пялиться нельзя. И всё равно не может отвести глаз от своего партнёра, который светится так, что младшему хочется утопиться в том самом водопаде, где недавно чуть не утонул Кинг. Хвала Будде, что есть визажисты. После того, как Талэя наконец отпускают, никто, глядя на него, не скажет, что прошлую ночь он провёл не в объятиях Морфея, а в мыслях о том, где бы найти скалу повыше, с которой можно сигануть, разбив о камни свою дурную голову. И хвала Будде, что есть кофе. После трёх чашек — или трёх литров? — Талэй чувствует, что готов идти к макету палатки, которая видится его личным филиалом ада. Лэя трясёт, он толкает Перта с такой сил, что старший на самом деле падает. Но режиссёру нравится дубль и они продолжают. Лэй кричит. Снова. И снова. А пи Перт смотрит своими невозможными глазами, заглядывает в самую душу. И вновь задаёт один и тот же вопрос. «Почему?» Больше перед Талэем стоит не Рам. Теперь он видит только Перта. И Лэй умирает от желания его поцеловать.  И он целует. Отчаянно, зло, горько, собственнически — и к этому примешивается что-то ещё, что-то, что Талэй чувствует почти каждый день с самого знакомства с Пертом. У Перта мягкие губы, и у Лэя мелькает мысль, а кажутся ли его губы такими Перту. Они упираются лбами, чтобы отдышаться — всё как по сценарию. Но Лэю не хватает духу открыть глаза. Ему страшно взглянуть в глаза Перту, слишком страшно от того, что он там может прочесть. Но тут Перт утягивает его во второй поцелуй — и Лэй теряется в ощущениях, плавится от нежности, с которой Перт его целует. Лэй непроизвольно приоткрывает рот, и Перт сразу же углубляет поцелуй. А Лэю хочется плакать от того, насколько ему хорошо. Поцелуй выходит слишком чувственным. Слишком реальным. Ни Перт, ни Лэй не слышат «Стоп! Снято!» *** — Бургер хочешь? — спрашивает Перт после окончания съёмок. Талэй по-прежнему чувствует губы Перта на своих губах, и ужас всё ещё никуда не делся — но он соглашается. Весь день на площадке только и говорят, что про «лучший поцелуй года», а парней за игру хвалят все — от главного каста до помощника осветителей, но Талэй не может принять эти многочисленные комплименты.  Потому что это не игра. Потому что никакого Кинга не было, Лэй был самим собой. От этих мыслей ему кусок в горло не лезет. — Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает Перт, который наблюдает за тем, как Лэй уныло гоняет по тарелке салат. — Что?.. Нет-нет! Всё отлично! С чего ты взял? — грёбаный энтузиазм Лэй изображает отлично, даже когда на душе кошки скребут. Перт пожимает плечами и принимается за свой бургер. Когда Талэй встречает Перта, ничего не происходит. Между ними не проскальзывает искра, Лэя не шибает током и не смывает мгновенная волна страсти. Чувства рождаются во взглядах, словах, смехе, шутках и проделках. Они медленно растут благодаря странному чувству юмора Перта. Его привычке хихикать, когда ему по-настоящему весело. Становятся сильнее из-за таланта Перта дарить Лэю чувство уюта. Его заботе и способности заставить Лэя чувствовать себя особенным. Чувство растёт так медленно, что Лэй и сам не понимает, как так получается. От его внимания ускользает тот день и час, когда он по уши влюбляется в Перта. — Пи… — нарушает молчание Талэй.  В уличной забегаловке почти все столики заняты. Не столпотворение, но и тихим местечком не назовёшь. — Мммм? — Перт только что откусил большой кусок бургера и может только мычать, показывая, что слушает. — Я тебя люблю. Перт не выплёвывает от неожиданности еду, он замирает и поднимает глаза на Талэя. Смотрит пристально, не отводя взгляд. Наконец прожёвывает бургер и открывает рот: — Я…  — Нет! — с горячностью перебивает Лэй. Может, это адреналин, который бушует в крови, а может, наконец-то начинают действовать выпитые за день литры кофе.  — Нет, я сейчас не про дружбу. Ты мне нравишься как парень, как бойфренд, как… Блин, не знаю я! Суть ты уловил. Называй как хочешь. Я не знаю! Знаю лишь, что меня к тебе тянет и мне фигову тучу времени хотелось тебя поцеловать.  — Талэй… — пробует вклиниться Перт, но его прерывают: — Нет! Я понимаю, что это странно и звучит как полный бред — но что есть, то есть. И враньём будет утверждать обратное. Я понимаю, что это работа, я её уважаю, но я и тебя уважаю, и твою семью, и свою маму уважаю — но и держать в себе больше не могу. Меня это с ума сводит! И даже если ты не захочешь больше со мной общаться, ты всё равно навсегда останешься моим лучшим другом и… — Талэй, успокойся… — Перт пытается во второй раз. На его губах играет странная улыбка, которая до дрожи в коленках пугает Лэя и он с ещё большей горячностью продолжает: — Нет! Я это всё прекрасно понимаю. Меньше всего на свете я хочу тебя смутить или поставить в неловкое положение своими чувствами. Пи, да я скорее умру! Просто запомни, что мы сможем остаться друзьями, я с собой справлюсь, и мне жаль, что… — Талэй! — Перт щёлкает пальцами у Лэя перед носом и тот от неожиданности захлопывает рот. — Я всё понял. Ты мне тоже нравишься. В том самом смысле. Романтическом. А сейчас я тебя умоляю — съешь уже что-нибудь. А то у тебя вид — краше в гроб кладут. Впервые в жизни Талэй не находит что сказать и только круглыми глазами смотрит на спокойного Перта.  — А… О… Ясно. Круто. — на большее красноречия Лэя не хватает и он принимается за еду, пока Перт улыбается ему через стол. Лэю кажется, что ничего вкуснее этого бургера он в жизни не ел. *** — Пи, а чего все на нас пялятся?  — Может, потому что кто-то только что орал на всю забегаловку, что он без ума от меня? — Я орал?.. — Ещё как.