Тот, кто за спиной.

Никогда не думал, что так испугаюсь собственную сестру. Но то, как меня повергли в ужас ее слова, я забыть не смогу. Она улыбалась и говорила, что меня скоро убьют. На мои вопросы "Кто?" и "Почему?" ответила: "Потому что это будет весело". Мы переехали жить в этот дом совсем недавно. Все было хорошо, и ничего странного не происходило, но спустя некоторое время моя сестра ни с того ни с сего начала говорить о своем друге, который любил ее веселить, показывая разные картинки и корча смешные рожицы. Я думал, что это очередной воображаемый друг, ведь у многих детей они бывают, и, чего уж там, у меня он тоже был. Пару раз заставал ее говорящей и смеющейся с кем-то. Она долго смотрела в одну точку и улыбалась, но даже на этом я не зацикливался. Я проводил с ней все время, так как у меня были каникулы, а родители до ночи засиживались на работе. Мне, честно, становилось иногда так не по себе рядом с ней. Этот жуткий холод, который замораживал внутренности стоило только к ней подойти, бросал в ужас. Я сам начал ее избегать. Как бы глупо это ни звучало, но я не мог рядом с ней находиться, будто меня кто-то от нее отгонял. Самое, по моему мнению, страшное на тот момент было то, что, когда я нашел мертвую кошку у нас во дворе и пошел сказать об этом родителям, сестра остановила меня и прошептала на ухо, что это сделала она. Когда я спросил зачем ей это, она убежала в комнату, так ничего и не ответив. В один день мама попросила меня позвать Мию — так зовут мою сестру — к столу. Ее дверь была приоткрыта, и я четко расслышал, как она кому-то задала вот этот вопрос: — А когда ты убьешь Тэхена? В ответ ей донеслось утробное рычание, на которое она рассмеялась. Стоит ли мне говорить о том ужасе и страхе, которые меня тогда охватили? Думаю, нет. На следующий день, когда она играла во дворе, я решил проверить ее комнату, в которой ничего необычного не было. Простая детская комната в розовых тонах. Глупость. Возможно, я все это придумал. "Виновато мое больное воображение", — думал я пока не заметил ее рисунки, на которых меня, как я понял, кто-то душит, сидя на моей спине. И куча таких же рисунков, где ничего, кроме места, не менялось. Больное воображение? Ни фига подобного. После этого случая мне начало мерещиться всякое: то я в зеркале позади видел темный силуэт, то в подвале что-то падало. Но конец терпению настал, когда мне показалось, будто в мой затылок кто-то дышал, и ощущение было настолько реальным, что сердце чуть в пятки не ушло. Я почти умолял родителей дать нам переехать или хотя бы отвести сестру к психологу, но они отнекивались, говоря, что такое у всех детей бывает. Однако не все дети хотят убить старших братьев. Мне и так хватало всего ужаса, что творился со мной, пока в какой-то из дней дверь в комнату сестры сама по себе не закрылась. Я точно видел, как она сидела за своим маленьким столом для чаепития со своими игрушками. Я долго тарабанил по двери и просил ее открыть, но она вышла спустя час и ушла вниз как ни в чем не бывало. У меня был шок. И без того дикий страх стал еще больше. Но, несмотря на это, я все-таки зашел в ее комнату и увидел на стене рисунки, на которых, судя по всему, меня душат костлявые руки… Не знаю, как мое сердце выдержало столь дикий ужас, но я-таки спустился вниз и больше на второй этаж не поднимался. Как только родители пришли домой, я отвел их в комнату сестры, где рисунков уже и след простыл. Папа с мамой отказывались верить в то, что я так усердно пытался им доказать; они только сказали, что мне пора прекращать смотреть ужасы. А я в эту ночь не смог уснуть. Мы сидели в гостиной и смотрели смурфиков. Ну, как смотрели... Я глядел на экран и думал о своем, пока Мия наряжала куклу. Не выдержав, спросил ее: — Кто твой воображаемый друг? Долгое молчание, она будто меня не слышала. — Мия. —Он сказал, чтобы я не говорила. —Кто сказал? —Он. Она указала своим маленьким пальчиком за меня. Я с ужасом обернулся и никого не увидел, а она улыбнулась. — Ты его увидеть не можешь. — К-кого? — я сам удивлен, что смог это выговорить, ведь мозг совсем отказывался как-либо соображать. — Глупый братик, — сказав это, она взяла в свои маленькие ладошки мое лицо, поцеловала в носик и ушла. Но холод за моей спиной не исчез. Каждый день мне казалось, что за мной следят, я даже душ нормально принять не мог: постоянный страх не позволял. Что там говорить о водных процедурах, когда я даже не мог спокойно спать от ощущения, что кто-то меня душит? В один из вечеров, сидя за столом на ужине с родителями, Мия ничего не кушала. Она лишь смотрела в пустоту за мной, от чего мне было не по себе, хотя "не по себе" уже стало моим обычным состоянием на тот момент. Сестра вдруг уставилась на стеллаж с посудой, на внутренней стенке которого было зеркало. Я проследил за ее взглядом, и то, что увидел в том зеркале, заставило меня в миг побледнеть, потому что на моей шее сидело некое лысое существо с серой кожей, сгорбившейся спиной, черными, как уголь, глазами, костлявыми ногами и руками и острыми зубами. Я с ужасом и криками вскочил со своего места, а, пока родители пытались меня успокоить, сестра не могла прекратить смеяться. Меня отвели к психологу. Не сестру, а меня. Я был готов волосы с головы клочками выдирать, горло от криков драть, но хотел, чтобы меня услышали и поняли, что сумасшедший не я, и что у нас дома творится всякая бесовская хрень, однако никто этого не видит. Меня отдали в лечебную клинику, когда родители по приходу домой увидели, как я до крови царапал и рвал кожу на шее и спине, пытаясь снять то, что на них сидит, потому что в зеркале видел, что оно почти слилось со мной. Чувство тяжести на шее преследовало меня уже давно, и я не мог прекратить сутулиться, потому что, стоило мне выпрямиться, как боли в спине заставляли меня снова горбиться. В клинике ситуация ничуть не изменилась, если не считать того, что становилось все хуже и хуже. Я начал лысеть, причем в самом прямом смысле. Врач все говорит, что это из-за стресса и лекарств. Да они все так говорят. Но кроме меня никто не знает, что это нечто уже почти полностью во мне. Я перестал смотреть в зеркало около недели назад, потому что в последний раз видел, что снаружи у него осталась только голова. А когда я все-таки посмотрел, то очень сильно пожалел. Мои глаза, что когда-то были карими, стали угольно-черными, кожа побледнела, зубы заострились, а спина ничем не отличалась от горба Квазимодо. Я кричал и бился головой о стену, потому что себя не узнавал и вряд ли уже когда-нибудь узнаю. Я понимаю, что умираю, а это существо берет вверх над моими разумом и телом. Умираю не физически, умираю я, моя личность.