leave a light on

Серидзава нервно смотрит на прикроватный светильник, пока Рейген, со всей присущей ему эмоциональностью, рассказывает о том, какие обои он хочет в офис; его руки отбрасывают причудливые тени на стены их спальни, образуя узоры, которые только Серидзава может прочитать(его наблюдательность пошла на пользу не только на работе, но и в отношениях). Однако сейчас, когда тьма сгущалась за окном и на душе у Кацуи было неспокойно, он невероятно хотел, чтобы и Рейген мог читать его словно книгу. Говорить о своих чувствах порой было неловко и тяжело, но, каждый раз боясь быть непонятым и отвергнутым, Серидзава встречал понимание и полное принятие его любого, всего его, как и должно быть, как всегда должно было быть, но так уж вышло, что для Кацуи все эти совершенно обычные вещи были в новинку, и он страшно дорожил ими, как удачно найденным пиратским сокровищем. - Думаю, хороший вид офиса привлечет ещё больше клиентов, а ты? - причудливый калейдоскоп узоров растворился вместе с последним словом Аратаки, и над парой нависла немного неловкая тишина, Серидзава слишком увлекся чтением всех этих знаков и отстал от пылких рассуждений своего любимого, однако Рейген заметил в лице Кацуи тот самый растерянный взгляд что вот-вот был готов превратиться в виноватую гримасу на грани с неловкостью школьника, забывшего дома тетрадь с домашним заданием - Задумался о чём-то? - Ах, я… - громко выдохнув, Серидзава начал думать о том, что бы ему срочно сказать такого, что не вызвало бы у Рейгена вопросов; этой ночью он был готов соврать своему парню, только бы не пришлось признать, что он - взрослый и серьёзный, бывший участник опасной преступной группировки «Коготь» и не самый слабый эспер, боится темноты. – Просто устал сегодня. - Что же ты не сказал? Я тебя заболтал совсем с этими обоями – смеясь куда-то Серидзаве в шею, проговорил Рейген, кратко целуя, чтобы, приподнявшись, подарить ещё один мягкий поцелуй в щеку и прошептать на ухо такое теплое: «Сладких снов, дорогой», Аратака выключил свет и устроился у Кацуи на плече. Рейген всегда засыпал так, в обнимку с дорогим ему человеком, с человеком, которому так приятно было дарить тепло, с человеком, ради которого Рейген каждый день становился лучше, хотя казалось, что все мыслимые пределы достигнуты и выше головы не прыгнешь, по крайней мере, так о Рейгене думал Серидзава. Прошло совсем немного времени прежде, чем их спальня наполнилась размеренным сопением Аратаки, что обычно не могло не умилять Серидзаву, он чувствовал теплое дыхание на своём плече и лишь крепче прижимал к себе Рейгена, но этой темной ночью этого оказалось недостаточно. Темнота липла к телу, в ушах как будто звенело, Кацуя напрягся, в темноте все его воспоминания о прошлом всплывали наружу уродливыми призраками в рваных простынях с торчащими костями и ошметками плоти на них, всё то, что вроде бы должно было отболеть и исчезнуть, становилось сильнее, стоило только выключить свет. Тело непроизвольно напряглось от ощущений, что приносила с собой темнота, тех самых, что Серидзава чувствовал на протяжении довольно долгого времени ещё до «Когтя», но и потом. И сейчас. Чувство всеобъемлющего одиночества, будто он остался один посреди океана, на неказистом плоте из плохо сколоченных досок, что становились скользкими, как только достаточно промокали, устоять на нём становилось невозможно, но Серидзава правда пытался выстоять, одну штормовую ночь за другой совершенно один посреди океана на крохотном судне из скользких, нелепо сколоченных досок. Он цеплялся бы за первый попавшийся шанс, если бы шансы были, сам бы доплыл до земли, если бы та была и, возможно, она действительно где-то виднелась, где-то там, далеко до отчаянных криков в небо и слезных молитв придуманным божествам без храмов и почитателей, но ни земли, ни плота на самом деле у него не было, лишь эти голодные чёрные воды, гребущие на дно людские души одну за другой. Вот волна накрывает его с головой, загребая кудрявую макушку за собой в темноту, вода заполняет легкие и дышать становится невозможно тяжело, Серидзава тонет в собственном страхе, как когда-то давно. Замечая тусклую искру в темно-синей пелене, Кацуя понимает, что он дома, а эта бледная звездочка со дна океана – Фонарь, что отчаянно светит в окно, пытаясь побороть тьму, но закономерно проигрывает. Серидзаве не стало легче, он видел эту картину не пару и даже не сотню раз: одиноко стоящий фонарь, что светит в окно всю ночь, пока ты проходишь очередную игру, пока доедаешь свою лапшу быстрого приготовления, поправляя отросшие сальные волосы. Какую неделю ты в этой смешной футболке с маскотом твоих любимых хлопьев? Когда выходил из дома в последний раз? Когда выйдешь в следующий? А выйдешь ли вообще? И как скоро заметят, что в твою квартиру на втором этаже перестали приходить курьеры?.. - Хэй, не спишь? – шепотом спрашивает Рейген, хоть и точно знает ответ, Серидзава настолько напрягся, что не почувствовать это было невозможно, Аратака слегка приподнялся на локте и посмотрел на Кацую, тот был готов заплакать, подступившие слёзы блестели в уголках прищуренных глаз и вот одна уже катилась по щеке, срываясь на одеяло. И как же Серидзаве хотелось исчезнуть, в одночасье стать призраком, провалиться сквозь простыни, одеяла, куда угодно телепортироваться, лишь бы не ощущать себя таким слабым и отвратительно беспомощным. Всё идёт не по плану, ты хочешь стать сильным и быть опорой для тех, кого любишь кажется даже больше жизни, но ни эсперские силы, ни все курсы мира по поднятию духа и квалификации не смогут дать тебе это, особенно, если ты - большой ком из тревоги и страха в плену у прошлого. Отворачиваясь куда-то к стене, стыдливо опуская взгляд, Серидзава шепчет что-то вроде «Не смотри на меня», но внутри всё кричало и рвало на части. «Смотри, смотри и спаси меня, лишь теперь, когда у меня есть, что терять, я так боюсь оступиться снова» - думает Кацуя и каждое слово непроизнесенное вслух отражается всхлипом, пока ошарашенный Аратака смотрит с такой любовью, что сердце в груди лишь сильнее сжимается, не давая унять истерику. Рейген смешно хмурит брови, аккуратно смахивая слёзы с любимых щек, будто готовится взять огромный мешок соли и всыпать тому, кто заставил его сокровище плакать. Полный решимости разобраться в проблеме, он лишь на секунду отпускает лицо Серидзавы и то лишь за тем, чтобы включить свет. Темные воды тут же расступаются, и Серидзава чувствует, как дорогие любимые руки обнимают его крепко и тепло, у тревоги не остаётся шансов. - Ну как ты? Готов рассказать что случилось? – всё ещё шепотом спрашивает Рейген, когда Серидзава окончательно успокаивается и расслабляется в его руках. - Аратака, я... – Кацуя нервно проглатывает слова, он смотрит на их с Рейгеном тень, силуэт двух влюбленных по уши людей вновь напоминает о том, что это место Серидзава зовёт домом, здесь он любим абсолютно любым, здесь он никогда не будет один. – Я боюсь темноты. С видом профессионала Рейген стоит посреди магазина бытовой техники и деловито описывает консультанту интересующий его товар и работник внимательно вникает этой пылкой речи, да настолько, что уже сомневается в собственной компетентности, пытаясь вспомнить всё, чему его учили на стажировке. Спустя каких-то полчаса Рейген уже едет домой, сегодня они с Серидзавой разминулись, ведь Аратака не хотел раскрывать сюрприз до вечера. Он смотрит в окно, еле заметно улыбаясь закатному небу, прижимая к себе небольшую коробку светло-бирюзового цвета с милой зверушкой на ней – видимо маскот того магазина. «Только бы понравился» - думает Рейген, переступая порог квартиры и легким движением рук (без какого-либо мошенничества) прячет коробку за спину. - Я дома! - С возвращением! В тот вечер в их спальне зажегся уютный маленький огонёк – ночник в виде робота, как те, что так нравились Серидзаве и чьи фигурки он бережно протирал от пыли каждое воскресенье, потому что хоть Рейген с того их разговора и светил для Кацуи, словно самая яркая звезда во вселенной, ему хотелось быть уверенным в том, что больше ни одна тревожная мысль не родится в этой чудесной кудрявой макушке в темное время суток.